Читаем без скачивания Ричард Длинные Руки – паладин Господа - Гай Орловский

На воротах нас уже ждали, решетка поднялась кверху, когда мы были еще за сотню метров. Нет ни рва, ни вала, а значит, нет и подъемного моста. Хотя стражи ворот в таких доспехах, что в Зорре рыцари позавидуют, копья у всех одинаковые, ножны мечей разрисованы очень искусно, а рукояти мечей отливают серебром и золотом.

Странный замок, мелькнуло у меня в голове. Ну да теперь пятиться поздно… А вот быть настороже не помешает.

Во дворе у нас взяли коней, оружие осталось при нас, но когда нам отвели большую просторную комнату для отдыха и ночлега, Гендельсон первым стащил с себя доспехи. От него несло крепким потом. Думаю, если побрызгать им на каменные плиты, пойдет дым, а на мраморе останутся язвы. А раз от Гендельсона, то безобразнейшие…

К моему удивлению, здесь не только бочки с водой, это, как оказалось, для простолюдинов, а нечто вроде миквы прямо возле нашей комнаты. Можно после сна смыть с себя не только грязь, но и остатки нечистого сна, ведь сон – шестидесятая часть смерти. Гендельсон устал так, что у него не осталось сил даже бурчать, а повод для бурчалости он бы нашел, уж знаю.

Я все же разделся и малость поплескался. Милая, крепкая в кости девушка рабоче-крестьянского типа принесла широкое полотенце, поинтересовалась, не потереть ли мне спину и пятки. Я взглянул на конский скребок в ее руках, содрогнулся, спросил искательно, нет ли хотя бы мыла, про шампуни уж молчу… Она не знала, что такое мыло, но вопрос поняла, объяснила, что мягкой глиной пользуются только господа, но не от жадности, а ее очень мало, остальные же трутся при необходимости шершавой корой, грубым полотном…

– Тогда пятки, – разрешил я. – Только не щекочи…

Это было приятно, хоть она все-таки щекотала, нечаянно или намеренно, заглянул парнишка, сообщил, что стол уже накрыт, благородных гостей ожидают к ужину.

Гендельсона привели к дверям зала почти под руки. Он худеет с каждым днем, я с некоторой долей жалости вспомнил, что сам помирал первые дни в тяжелых рыцарских доспехах и снимал их при каждом удобном случае. Гендельсон не снимает, а с его предыдущим сидячим образом жизни интенданта сейчас для него каждая минута – сплошной кошмар…

– Крепитесь, сэр Гендельсон, – сказал я торжественно, – сейчас наступает битва, в который вы явно сильнее всех рыцарей Зорра!

– Что за битва? – спросил он тупо.

– С ужасным вепрем, – сказал я еще торжественнее, – который наводил ужас… правда, сейчас он уже хорошо прожарен, натыкан чесноком, луком, всякими пряностями, но все-таки вепрь?.. Да и кроме вепря, я думаю, будут всякие звери…

Он фыркнул, негодующе отвернулся. Двери перед нами распахнули, из зала хлынул яркий свет. Пахнуло чистотой и свежестью, как будто вошел в квартиру после евроремонта. Зал средних размеров, хорошо освещен, медные светильники красивой чеканки – в виде драконьих голов, дивных цветков и грифоньих пастей торчат из стен через каждые два шага, свет яркий, праздничный. Посреди зала большой стол персон так это на двенадцать, добротные, тщательно сделанные и отделанные стулья с высокими спинками.

С другой стороны зала распахнулась дверь, вошел Абеляр. Без доспехов он выглядит совсем юношей, в плечах широк, а в поясе узок, могучая грудь и плоский живот, чистое лицо. Улыбнулся широко, зубы один к одному, сказал сочувствующе:

– Вижу на ваших лицах недоумение… Понимаю, на что направлено, потому скажу сразу, не дожидаясь вопросов. Да, заранее простите, а то вы из вашей деликатности не решитесь сразу, будете терзаться всякими думами…

Гендельсон сказал учтиво:

– Ну что вы, сэр Абеляр, как вы можете подумать…

Но в голосе его звучало замешательство, а в глазах стоял вопрос.

Абеляр хохотнул:

– Ну да, не продал ли я душу дьяволу за молодость?.. Нет, мои друзья… позвольте вас называть так. Просто издавна род наш наделен странной особенностью, но я благословляю ее: мы остаемся молодыми до самой смерти… Мне шестьдесят семь лет, скоро Господь призовет меня на свой суд. Увы, вечная жизнь никому не дана… расплатой за молодость будет лишь то, что умирать в молодом теле, наверное, очень тягостно… Ну, не будем о грустном! Я ответил на ваш невысказанный вопрос, а теперь посмотрим, что приготовили наши умельцы на кухне…

На лице Гендельсона проступило сильнейшее облегчение. Абеляр посмеивался, он сел во главе стола, нам указал на места рядом. На блюдах уже разложены ломти холодного мяса: копченого, вяленого, жареного, сушеного, как и десяток видов рыбы, овощи, зелень, это все для того, чтобы разжечь аппетит перед главными блюдами, горячим, но мы с Гендельсоном накинулись и на эту холодную закуску так, словно это последнее, что увидим до самого Кернеля.

В комнату вбежала молодая женщина. Я ее сперва принял за подростка: среднего роста, сложение – тоже, но быстрая, гибкая, железо на голых плечах, короткий плащ развевается сзади, как крылья. Обнажена до пояса, если не считать ремень перевязи через плечо. Длинные темные волосы трепались за спиной, но, подбежав к нам, тряхнула головой, и длинная прядь прикрыла левую грудь. Другая осталась обнаженной, дивной формы, потому я, уставившись, если честно, не сразу рассмотрел, что девушка держит в руке. Да, в правой – меч, ржавый по самую рукоять, но в левой…

Я икнул и отложил нож и двузубую вилку. В левой руке красотка цепко держала за густые длинные волосы человеческую голову. С нее все еще срывались темные капли, на полу от двери цепочка черных выпуклых пятен, похожих на бегущих за нею жуков.

Голова принадлежала крупному, судя по размерам, мужчине. Глаза распахнуты в злобном крике, рост оскален. Я зябко повел плечами. Зубы как у волка, нос расплющен, старые шрамы исполосовали лицо, уши остроконечные, волосатые…

– Отец! – вскрикнула она ликующе. – Я все-таки выследила фон Тарога!.. Когда он увидел, что я без отряда, он бросился на меня, вот тогда я и…

Абеляр старался смотреть хмуро, но в глазах была тщательно упрятанная отцовская гордость.

– Ну и как?

Девушка засмеялась:

– И тогда он убил меня… ха-ха!

Ее глаза шарили по мне и Гендельсону, стараясь понять, почему мы не в восторге, не прыгаем, не кричим ликующе, что она герой, убила самого фон Тарога.

Абеляр повернулся к нам:

– Что скажете, дорогие гости?

– Она сильно рисковала, – ответил Гендельсон, он старался не смотреть на ее сиськи, теперь и вторая высунула острый красный кончик сквозь густые пряди, – такой огромный мужчина…

Абеляр взглянул с ожиданием на меня, я ответил нехотя:

– Это не совсем то, что я хотел бы видеть за столом.

Девушка негодующе фыркнула, глаза потемнели. Она приподняла голову на уровень моих глаз, и, хотя нас разделял стол, мне показалось, что она хочет швырнуть ее мне в лицо. Я положил вилку и выпрямился, если бросит, то успею перехватить или уклониться.