Читаем без скачивания Разбитое отражение - Дебора Николас

И, не слушая внутреннего голоса, твердившего ему, что просто трахнуть Рейчел не удастся, он грубо притянул ее к себе.

– Так вы не лгали, что хотите меня? Ладно, Рейчел! У вас есть возможность это доказать.

И крепко прижался губами к ее губам.

13

Рейчел говорила себе, что надо послать подальше этого человека, который подозревает во лжи всех и каждого, убрать его из своей жизни, пока душа еще не вся в синяках.

Надо. Но она не могла.

Дрейк крепко держал ее за плечи и жадно целовал, глубоко проникая в рот языком, от чего она вздрагивала всем телом и думала, что сейчас он принадлежит ей, пусть даже сам того не понимает. Конечно, он не пожелает отдавать ей и эту маленькую победу, но ничего, уж теперь она отыграется за все!

Он – первый, кому удалось разрушить стену, за которой она пряталась от чужих эмоций; первый, кто, сполна испытав на себе воздействие ее дара, нашел в себе силы для противостояния. Он – недоверчивый, сварливый упрямец, он думает, что ненавидит ее, но она-то знает, что нет, и не даст ему и секунды на то, чтобы задуматься об этом.

Как будто поняв, что зашел слишком далеко, Дрейк начал отстраняться от нее, но она закинула руки ему на шею, поднялась на цыпочки и сама поцеловала его с тем же пылом, какому он сам ее только что научил. На долю секунды Дрейк настороженно замер, а потом начал осыпать поцелуями ее щеки, лоб, шею. Словно утолив первый голод, он слегка отстранился, посмотрел на нее в упор потемневшим, бездонным взглядом и, обняв за талию, рывком прижал ее к себе – животом прямо к набухшему в паху бугру. Рейчел молча проглотила слюну.

– Как далеко ты согласна зайти, сладкая моя? – выдохнул он. – Скажи, как далеко?

В его глазах все еще горели злоба и недоверие, но они отступали и бледнели перед жарким, неудержимым желанием.

– Так далеко, как только смогу, – шепнула она и откровенно, не стыдясь, прижалась к нему бедрами. – Иисусе сладчайший, тогда я точно пропал! – прогудел он, вновь жадно завладевая ее губами.

Его руки скользнули по ее спине, по плечам, затем чуть замешкались, расстегивая пуговицы на бретелях сарафана, но на этом не остановились, а тут же одним резким движением сдернули с груди лиф.

Это произошло столь быстро и неожиданно, что Рейчел, несмотря на желание, пожаром бушующее в крови, инстинктивно отшатнулась и закрыла ладонями грудь.

Дрейк настороженно замер.

– Передумала, солнце мое? – спросил он, и Рейчел увидела, что в глубине его черных зрачков брезжит обида.

– Нет, – шепнула она и поняла, как неуверенно прозвучало это «нет», когда он, хмурясь, вдруг отпустил ее.

Тогда, поборов стыд и неловкость, Рейчел уронила руки и осталась открытой его взгляду, а потом взяла его ладонь и положила ее себе на грудь.

– Нет, не передумала, – повторила она уже громче.

Дрейк стоял, не двигаясь, и недоверчиво следил, как Рейчел водит его ладонью по своему соску, сразу же ставшему твердым, как камешек. А она наблюдала за собой со стороны и не могла поверить, что делает это. Неужели это она – тихая, боязливая, осторожная Рейчел? Не глупо ли кидаться на шею человеку, которого она должна была бы бояться, бывшему заключенному… дракону, способному спалить ее дотла одним своим дыханием?

А потом Рейчел посмотрела ему в лицо – и все ее сомнения прошли. Не успела она поймать пересохшим ртом глоток воздуха, Дрейк поднял ее, посадил на стол и подставил большие теплые ладони под ее груди. Он ни на минуту не давал ей отдыха, загрубелыми, неловкими пальцами мял ее соски, потом приник к ним горячим голодным ртом, и внутри у нее все закипело от неутолимого желания. Ей тоже захотелось увидеть его, дотронуться до его кожи, и она рванула с него пиджак. Дрейк нетерпеливо повел плечами, сбросил пиджак на пол, не отрываясь от ее твердых, ставших невероятно чувствительными сосков. Она расстегнула на нем рубашку, обнажая поросшую темно-русыми волосками широкую грудь, и увидела шрамы – десятки шрамов по всему телу.

Рейчел замерла, задохнувшись от внезапно подступивших слез. Ей однажды пришлось видеть ножевое ранение – а у него таких было много. На плече бугрился грубый кривой рубец; Рейчел провела по нему пальцем, дотронулась до крестообразного шрама на боку. Дрейк дернулся, будто обжегшись, и она спросила:

– Это тюрьма?

Кадык у него ходил вверх-вниз, но сам он не двигался.

– Да, по большей части. Несколько штук – ранние, еще с флота.

Она наклонилась и стала целовать шрамы, один за другим, все, сколько их было. Дрейк сдавленно вскрикнул, поднял ей голову и поцеловал в губы – отчаянно, исступленно. Рейчел тихо застонала, и тогда он раздвинул ей ноги, обеими руками провел вверх по бедрам, забравшись под юбку, а его рот опять завладел ее грудями. Он легонько покусывал их, дразнил соски кончиком языка, покуда ей не стало казаться, что она вот-вот сойдет с ума от пронзающего ее насквозь наслаждения.

Большой палец Дрейка оттянул край ее трусиков и погрузился во влажную поросль на лобке. Через минуту там оказалась вся его рука, и Рейчел развела колени шире, вся открылась ему навстречу. Но когда его указательный палец нажал на самое чувствительное место, она невольно сжалась, отпрянула назад – и столкнула со стола телефон.

Это на секунду привело их обоих в чувство. Дрейк отстранился, не спуская с Рейчел изумленных глаз, а затем поднял ее со стола, обхватив одной рукой за талию, а другой поддерживая снизу. Следуя какому-то первобытному инстинкту, она обвила его бедра ногами и обняла руками за шею.

– Держись крепче, – тяжело дыша, пробормотал он. – Не буду же я, черт побери, любить тебя на кухонном столе!

Рейчел уткнулась носом ему в плечо, и он понес ее из кухни вниз, в незнакомый холл. Она успела только отметить, что Дрейк сказал «любить», а не «трахать», как они оказались в залитой солнечным светом спальне, и он опустил ее на кровать.

…Рейчел на коленях стояла на кровати и смотрела, как Дрейк расстегивает «молнию» на брюках, торопливо вышагивает из них и остается перед нею бесстыдно голым. Жаркая кровь прилила ей к щекам, к шее, взгляд скользнул по испещренной шрамами груди Дрейка и мускулистому впалому животу вниз, к черным плавкам, не скрывающим его возбуждения. И отвести глаз она уже не могла.

– Если хочешь бежать, Рейчел, лучше беги сейчас, – хрипло сказал Дрейк. – Потому что если останешься…

Рейчел отчаянно помотала головой. Нет, она не помышляла о бегстве. Такой страсти ей еще не приходилось испытывать. Ни один мужчина не заставлял ее настолько забыть о стыде, ни одному мужчине не удавалось так разбудить в ней желание… Сочувствие – может быть, восхищение – пожалуй, но не желание.