Читаем без скачивания Здесь вам не Сакраменто - Анна и Сергей Литвиновы

В дальнейшем Константин Петрович создавал корабль «Союз» и работал над станциями «Салют», «Алмаз» и «Мир», стал доктором наук и покинул этот мир в две тысячи девятом году, написав интереснейшие воспоминания «Траектория жизни».

А пока, в блаженном шестьдесят пятом, вернувшийся в ОКБ-1 Феофанов работал над новым кораблём. Грядущий космический запуск опять должен был удивить мир.

Впервые человек – советский человек, что неизменно подчёркивалось – должен был выйти в, говоря высоким стилем, межзвёздное пространство. Иными словами, в открытый космос. Никто в мире не знал и не ведал, что русские под эту экспедицию опять приспосабливают свой старый добрый корабль «Восток», на котором слетал ещё Гагарин. Напротив, зловредные империалисты, реакционные сенаторы после экспедиции трёх человек на «Восходе» вещали о советских космических линкорах, о целом межзвёздном флоте, который создаёт СССР.

На деле, чтобы подладить под новые задачи старый добрый «Восток», пришлось многое придумывать, и Владик Иноземцев, как сотрудник королёвского ОКБ-1, принимал в этом деятельное участие. Американцы тоже вот-вот планировали выйти в отрытый космос. Опередить их было одной из главных задач, если не главнейшей. Правда, американцам выход был нужен не сам по себе, не как эффектный аттракцион. Просто в скафандрах через внешние люки предусматривалось у них переходить с корабля на посадочный модуль – в рамках грядущей лунной экспедиции. Но и Советскому Союзу, помимо информационной бомбы, опыт выхода из космического корабля наружу, разумеется, пригодился бы.

Для начала, создавая новый корабль (по первости его именовали «Выход»), проектанты и конструкторы спросили себя: а как будет организована вылазка в открытый космос у американцев? И так как штатовская звёздная программа была гораздо менее засекреченной, чем наша, быстро получили ответ. Астронавты, облачённые в скафандры в своём корабле «Джемини», просто откроют внешний люк. Вакуум как бы ворвётся вовнутрь корабля, а потом один астронавт выберется через люк наружу.

Ни Королёву, ни Феофанову (непосредственному начальнику Владика) эта идея не понравилась. Ведь внутри корабля – множество систем и приборов. При атмосферном давлении они работали нормально. Но что будет с ними в вакууме? У всех конструкторов оставался в памяти случай ещё из первых, «дочеловеческих» полётов, когда важное устройство отказало именно потому, что оказалось в сверхразрежённой атмосфере.

– Читайте классиков, товарищи! – воскликнул по этому поводу Королёв. – Что писал о выходе в открытый космос основоположник Циолковский? Он будет осуществляться через шлюз.

Но вольно было безответственно фантазировать в начале двадцатого века Циолковскому! Константин Эдуардович в полёте своей фантазии не был связан ограничениями по массе, по объёму. У него не имелось в качестве базы космического корабля, представлявшего собой шарик внутренним диаметром чуть более двух метров, от которого следовало танцевать. Куда, спрашивается, можно вписать шлюз в объём шесть (с небольшим) кубометров? Как спрятать его под обтекателем ракеты? Ведь надо, чтобы в шлюзе поместился как минимум один человек в скафандре. То есть внутренний объём шлюза должен составлять никак не меньше, чем один кубометр. И где его прикажете расположить, если этих кубиков полезного пространства всего два?

Но, как говорится, голь на выдумки хитра. Кардинальную идею, где расположить шлюз, приписывают руководителю завода «Звезда» (где делались в том числе космические скафандры) Гаю Ильичу Северину. Задумка оказалась простой и изящной – Владику она понравилась настолько, что порой казалось – это именно его она осенила. А может, так оно и было? Короче говоря, мысль заключалась в том, чтобы шлюз сделать надувным. В сложенном состоянии он легко поместится под обтекатель ракеты. Когда корабль выйдет на орбиту, космонавты включат насосы и надуют его. Получится, что на шарике спускаемого аппарата образуется, словно нарост, соизмеримый с ним по длине цилиндр. Когда шлюз наполнится газом и распрямится, космонавт откроет ведущий в него внутренний люк. Переползёт внутрь шлюза. Закроет за собой люк корабля. Откроет внешний люк в шлюзе, а затем выйдет из него наружу, в космическое пространство.

Сверхсрочно (надо было во что бы то ни стало опередить американцев) стали делать и испытывать новый корабль, а также шлюз и новые, специальные скафандры для выхода. Основной и запасной экипажи приступили к тренировкам: как выходить из изделия, как забираться в него назад. Проводили тренировки и на земле, и при искусственно созданной невесомости, на борту самолёта, исполняющего горку. А одним из последних космических аттракционов, который демонстрировали перед отставкой Хрущёву на Байконуре в сентябре шестьдесят четвёртого, стало то, как космонавт Леонов, подвешенный на кране, вылезает из надувного шлюза в открытый космос.

Но сам полёт планировался уже при новой власти, при «коллективном руководстве», которое тоже очень хотело, чтобы в стране всё шло как минимум не хуже, чем при «Хруще», и космические достижения также имелись.

В этот раз Королёв изменил своему же собственному принципу, а именно: полёту нового корабля с человеком на борту должны предшествовать две полностью успешные беспилотные экспедиции. В тот раз проверочная экспедиция была всего одна. И она не была успешной. Точнее, окончилась крахом.

Беспилотный корабль со шлюзом запустили, и он успешно отработал программу: шлюз надулся в заданный момент, потом отстрелился. Спутник стал готовиться к посадке. Но вдруг в какой-то момент просто исчез – перестал отвечать на сигналы и не отсвечивал на радарах противоракетной обороны.

Потом выяснилось: произошёл глупейший сбой, случайная накладка двух команд, в результате чего сработала система АПО – аварийного подрыва (на кораблях, на которых летали люди, подобной системы не ставили).

Что следовало делать в подобной ситуации? Сроки поджимали. Вот-вот американцы запустят свой «Джемини». И хоть они во время своей первой экспедиции в открытый космос выходить не планировали – но вдруг? Если они опередят, тогда вся затея, все придумки и усилия окажутся напрасными.

Королёв сам поговорил с космонавтами, и они ответили: «Конечно, летим!»

И вот восемнадцатого марта шестьдесят пятого года корабль, который официально назвали «Восход-два», с двумя военными лётчиками на борту, Павлом Беляевым и Алексеем Леоновым, успешно вышел на орбиту Земли.

Владик был тогда на полигоне – иными словами, на космодроме Байконур, и он помнит, как раздался по громкой трансляции ликующий голос Беляева: «Человек вышел в космическое пространство! Человек вышел в космическое пространство!» И как появилась на экране новой, более совершенной, чем раньше, телевизионной системы картинка: Леонов в новом, жёстком скафандре выплывает, на фоне Земли, покрытой облачками, в открытый космос. Иноземцев был привычен к внеземным советским победам, был, если говорить высоким стилем, одним из их творцов, но даже у него в тот момент перехватило дыхание и пробежали по спине мурашки. И аплодисменты, которые грянули в связной комнате МИКа, были наградой космонавтам – но в большей степени всем конструкторам, проектантам, инженерам и военным, тем безвестным людям, которые осуществляли полёт.

По трансляции прозвучал удивлённо-радостный голос Леонова: «Товарищи, а Земля-то и впрямь круглая!» Каждый человек, совершивший новый шаг, обязан был отметиться историческим словом. Так навсегда вошло в анналы гагаринское «Поехали!» и пафосная фраза Армстронга, которую тот проговорит через пять лет, впервые ступая на поверхность Луны: «Это маленький шаг человека и огромный скачок всего человечества». Рядом с ними ликующий возглас Леонова подзабылся – а зря. По значимости его шаг в бездну и его реплика значили для прогресса цивилизации никак не меньше.

Вид открытого во все стороны космоса был великолепен. Солнце светило настолько ярко даже сквозь светофильтр, что ослепляло, словно электросварка. И тем удивительней был вид угольно-чёрного пространства и серебристых звёзд на нём. Под ногами проплывало отчасти затянутое облаками Чёрное море, видное всё, целиком, от советского берега до турецкого, не исключая Румынию и Болгарию.

Однако любоваться никогда и никем не виданными красотами Леонову пришлось совсем недолго. Ему потребовалось в самом буквальном смысле бороться за собственную жизнь. Никто в тот момент, когда советский космонавт впервые вышел в открытый космос – ни ликующее прогрессивное человечество, ни даже люди, осуществлявшие с Байконура связь с кораблём, включая Королёва и Гагарина. – не ведали о драме, которая разворачивалась в то самое время на высоте почти триста километров над поверхностью Земли. О том, что происходило в тот момент, первопроходец никому не докладывал. Все переговоры советских космонавтов слушали – в том числе противники и конкуренты: американцы и страны агрессивного блока НАТО. Поэтому доклады с орбиты могли быть лишь трёх видов: «Самочувствие отличное/хорошее/удовлетворительное» – причём слово «удовлетворительно» означало: дела плохи, требуется немедленная посадка. Да и в любом случае: ничем не могли помочь в те минуты Леонову подсказки с Земли.