Читаем без скачивания Клеопатра - Генри Хаггард

Пока Клеопатра прислушивалась к этим наглым словам, глаза ее пылали, и я заметил, что руки ее сжали золотые подлокотники в виде львиных голов, на которых лежали.

– Сначала нас напоили сладкой лестью, – сказала она, – а теперь, опасаясь, что сладкого избыток, предлагают желчь! Знай же, Деллий, все обвинения, содержащиеся в этом письме, или, точнее, в этом вызове в суд, – ложь от начала до конца, что могут подтвердить все. Но о наших действиях, касающихся войн и политики, не сейчас и не перед тобой мы будем давать отчет и доказывать свою правоту. И мы не покинем свое царство, чтобы ехать в далекую Киликию, и там не станем, подобно бесправному обвиняемому жалкому просителю, вымаливать прощение у суда благородного Антония. Если Антоний желает поговорить с нами и обсудить эти важные дела – море открыто, и встречен он будет по-царски. Пусть он сам прибудет сюда. Это наш ответ тебе и триумвирату, от имени которого ты здесь, о Деллий!

Но Деллий улыбнулся как человек, способный не поддаваться гневу, и снова заговорил:

– Царица Египта, ты не знаешь благородного Антония. Он суров в письме, в котором стилом орудует так, будто это копье, обагренное кровью врага. Однако, встретившись с ним лицом к лицу, ты увидишь, что это самый уступчивый и любезнейший из всех величайших в мире полководцев, когда-либо побеждавших в битвах. Прислушайся к моему совету, о царица Египта, езжай к нему! Не отсылай меня обратно с таким недобрым ответом, ибо, если ты приведешь Антония в Александрию – горе Александрии, народу Нила и тебе, великая царица, ведь придет он с армией и охваченный жаждой войны. Ох, как нелегко придется тебе, если ты посмеешь бросить вызов объединенной военной мощи могущественного Рима! Потому я молю тебя, сделай то, что он просит. Прибудь в Киликию, но не с оружием в руках, а с дарами мира. Прибудь во всем сиянии своей красоты, в лучших одеяниях – и тебе не нужно будет бояться благородного Антония. – Он замолчал и многозначительно посмотрел на Клеопатру. Я, почувствовав, к чему он клонит, весь загорелся от гнева.

Клеопатра тоже это поняла – она подперла рукой подбородок и задумалась. Так она просидела какое-то время, а хитрый царедворец Деллий с любопытством неотступно наблюдал за ней. Хармиона, стоявшая у трона среди остальных придворных дам, тоже поняла значение этих слов, ибо лицо ее вспыхнуло, подобно тому, как летняя туча вспыхивает в вечерний час, когда в ее недрах сверкает молния, но потом опять побледнело и сделалось спокойным.

Наконец Клеопатра заговорила:

– Что ж, дело это важное и непростое, и потому, благородный Деллий, нам нужно время для принятия решения. Отдохни пока у нас, развлекайся, насколько это позволяют наши скромные условия. Ты получишь от нас ответ в течение десяти дней.

Посол ненадолго задумался, потом с улыбкой ответил:

– Хорошо, благодарю тебя, о царица Египта. На десятый день я приду к тебе за ответом, а на одиннадцатый поплыву обратно к Антонию, моему господину.

По знаку Клеопатры снова загремели фанфары, и римлянин с поклоном удалился.

Глава X

О смятении Клеопатры, о ее обещании, данном Гармахису, и о том, как Гармахис поведал ей о сокровище, спрятанном под пирамидой Херу

Тем же вечером Клеопатра призвала меня в свои покои. Явившись, я застал ее в большом смятении, никогда раньше я не видел ее такой взволнованной. Она была одна и, словно львица в клетке, расхаживала по мраморному полу. В голове у нее проносились мысли, и каждая, подобно облаку, проплывающему над морем, отбрасывала тень на ее бездонные глаза.

– Хорошо, что ты пришел, Гармахис, – сказала она, облегченно вздохнув и взяв меня за руку. – Посоветуй, как мне быть, ибо никогда я еще не нуждалась в мудром совете так сильно. Ах, что за жизнь даровали мне боги! Жизнь беспокойную, как океан. Я с детства не знаю ни одного спокойного дня и, похоже, так никогда его и не узнаю. Едва я спаслась от твоего кинжала, Гармахис, когда жизнь моя висела на волоске, как новая забота, словно гроза, собралась над горизонтом и налетела на меня, когда я этого совсем не ждала. Ты видел этого угодливого тигра? Как бы мне хотелось заманить его в ловушку! Как же сладко он говорил! Урчал как кот, а сам все время точил когти. А письмо ты слышал? Неслыханная наглость! Я знаю этого Антония. Я видела его однажды, когда была еще ребенком, только вступающим в пору юношества, но глаз у меня всегда был зорким, и я сразу поняла, что он за человек. Наполовину Геракл, наполовину глупец, хотя в глупости его порой проскальзывает ум гения. Сластолюбив, и те, кто умеют угодить его слабостям, могут вести его за собой куда угодно, но стоит с ним поссориться, и он превращается в злейшего врага. Он верен друзьям, тем, которых действительно любит, может совершать поступки, противоречащие его собственным интересам. Щедр, отважен, вынослив, в беде достоинства не теряет, но в благоденствии – пьяница и раб женщин. Таков этот Антоний. Какие наладить отношения с мужчиной, которого удача и счастливый случай, вопреки его собственной воле и желанию, вознесли на гребень волны? Однажды эта волна захлестнет его, но, пока этот день не настал, он носится по свету, сметая все на своем пути, и смеется над теми, кто тонет.

– Антоний всего лишь человек, – сказал я. – У него множество врагов, и как любого человека, его можно одолеть.

– Да, его можно одолеть, но ведь он не один, Гармахис. Антоний – один из трех триумвиров. Теперь, когда Кассий отправился туда, куда попадают все глупцы, Рим превратился в гидру: отруби одну голову, тут же на тебя начнет шипеть другая. Есть еще Лепид и молодой Октавиан, который будет с торжествующей улыбкой смотреть холодными глазами на трупы и жалкого никчемного Лепида, и Антония, и Клеопатры. Если я не поеду в Киликию, Антоний заключит мир с парфянами и, поверив тому, что они обо мне рассказывают, – а в этих рассказах действительно есть доля правды, – обрушится со всей своей силой на Египет. И что тогда?

– Что тогда? Да мы его загоним обратно в Рим.

– Ах, Гармахис, тебе легко так говорить. Быть может, если бы двенадцать дней назад я не победила в той нашей игре, ты, став фараоном, смог бы легко совершить подобное, ибо вокруг твоего трона собрался бы весь старый Египет. Но ни меня, ни мой греческий род Египет не любит. Да еще я только что рассеяла ваш великий заговор, в котором участвовала половина жителей Египта. Поднимутся ли эти люди на помощь мне? Будь мой народ предан мне, я бы, конечно, смогла противостоять любой силе, которую способен собрать Рим. Но египтяне ненавидят меня, и им не важно, кто будет править в стране, римляне или греки, возможно, покорившись римлянам. И все же я могла бы защититься, если бы у меня было золото: можно было бы нанять солдат, которые стали бы сражаться на моей стороне. Но у меня его нет. Мои сокровищницы пусты, и хоть страна наша богата, надо мной тяготеют огромные долги. Эти войны разорили меня, мне негде взять ни единого таланта. Быть может, Гармахис, ты, наследный жрец пирамид, – она подошла и заглянула мне в глаза, – если молва о древних сокровищах Египта не лжет, – можешь открыть мне, где я могу найти золото, которое поможет спасти твою страну от гибели, а твою возлюбленную от лап Антония? Скажи, это правда?