Читаем без скачивания «Ла»-охотник. В небе Донбасса - Роман Юров

Первым он встретил Палыча. Верный механик шествовал с ведром по улице. Увидев Виктора, он поставил ведро в снег и, ни слова не говоря, полез расстегивать ему новую, выданную накануне командировки шинель. Распахнув грудь, явил на свет Золотую Звезду и растянул лицо в довольной улыбке.

– Цаца! – Налюбовавшись наградой, он сграбастал Виктора в медвежьих объятьях. – Рассказывай! Калинин вручал?

– Калинин. – От таких нежностей у Виктора заныли ребра. – Все расскажу. В полку как дела? Как Таня? Все живы?

– Та чего у нас? – Палыч пожал плечами. – Танька себя достойно ведет, блюдет… А в полку… позавчера Чуриков разбился, вместе с Морозовым. Вылетели парой, а тут буран начался, – он обвел рукой окружающую снежную взвесь. – В холм воткнулись, оба. Рядышком. Вчера похоронили.

– Жалко, – расстроился Виктор, – Чуриков хороший был летчик, сильный. Да и Морозов уже не сопляк зеленый, с лета воевал… – Он огорченно прищелкнул языком. – Второй эскадрильей Лешка командует?

– Пока Лешка, – усмехнулся Палыч, – а там видно будет. А так тихо все. Ты лучше расскажи, как съездил, про Москву расскажи, про то, как награждали…

– Стоит Белокаменная, – Виктор улыбнулся, – что ей сделается? А как ехал, это жуть и ужас.

Они пошли по улице к штабу, и снег заметал их следы.

Утро началось без солнца. Аэродром затянуло однообразной непогодной мутью, студеный туман разлился по земле молочным киселем. От обилия белого не за что было зацепиться глазу – все вокруг стояло серое, расплывчатое, сырое. Сырость проникала под летные комбинезоны, загнала пилотов в прокуренную тесноту землянок. Жадные до драки приуныли – сколько так сидеть, перетирая раз за разом одно и то же, никто не знал. Воспряли полковые краснобаи и балаболы – им прибыло благодарных слушателей.

– Бои… – Лешка – новоявленный комэск второй, остервенело плюнул. – Вы боев-то и не видали. Вот в сорок втором – это были бои. Не успеешь взлететь, а «мессера» уже пристраиваются. Все аэродромы наши знали, все площадки. Рыскали там парами, как волки по степи, все видели. Если заметят нашу группу – сразу подкрепление вызывают, пять минут, и уже против тебя шесть-десять гансов. А если нас мало, то и вдвоем бьют. А чего им? Скорость есть, высота есть. Выбрал момент удобный и лупи… Потери были жуть…

– А сейчас меньше? – понизив голос, спросил Улитка. – Штабные болтали, что с февраля полк, считай, обновился.

– Так то с февраля-я. – Лешка презрительно отклячил губу. – А тем летом максимум месяц – и от полка ничего не осталось. – Зашедший по какому-то делу в землянку третьей эскадрильи, он зацепился языком с Улиткой и уже час ораторствовал, наверное, позабыв, зачем пришел. – Всех выбьют. Останется, может, комполка, – продолжал он, – комэск да один-два летчика – самые везучие. Месяц на переформирование, и все по новой.

– Это да, – согласился Виктор, – в сорок втором жесть была. Наш полк два месяца продержался, потом выкосили в ноль и расформировали. Да и сейчас тоже, – он перешел на шепот, – про Кубань пишут, что победа, мол, побили немцев. А какой ценой? Знакомый рассказывал, что полки, что там дрались, заново переформировывали. Такие потери были. Техсостав целый, а летчиков хорошо если треть осталась. А ведь полки-то были не чета прошлогодним, трехэскадрильные уже. Корпус, куда нас перевели, там сильно пощипали.

– Так побили же немцев, – возразил Станислав, – вон их сколько на той Кубани посбивали. Из девятой гвардейской летчиков видел? Те, кто там дрался, все в орденах…

– А я на конференции с ребятами из восемьсот двенадцатого познакомился, – возразил Саблин, – так говорят, что после того сражения их десять человек осталось. Эти-то десять в орденах, а остальные? Да что Кубань? Возьми наши, августовские бои, полк едва ли не на половину уменьшился…

– Дурости много, – вздохнул Лешка, – новичков много. Это нам повезло – костяк полка остался, да еще с Дальнего Востока подкинули кадровых. Мы на фоне других хорошо смотрелись. И то… – Он надолго замолчал, разглядывая мигающий огонек коптилки, потом задумчиво произнес: – Что-то я в этом году арбузов мало ел. В прошлом у нас аэродром прямо на краю бахчи был. Бывало, прилетишь, мокрый, уставший, отойдешь на двадцать метров от стоянки, а там арбуз на арбузе. Выберешь покрупнее, хрясь его кулаком, сердцевинку-«барашка» съешь, и следующий… – Он блаженно зажмурился, вспоминая.

– Жаркое было лето. – Виктор машинально потер подстреленную тогда ногу. – Меня, помню, комполка за цветами послал…

– Тогда Вахтанг учудил, – не слушая никого, продолжал Лешка, – помнишь его? Мы в одной станице два дня сидели. Бензина не было. Так вот, он приперся в сельсовет и заявил, что набирает официанток и поварих для БАО. А потом стащил у Синицына халат и всем тем девкам, что устраиваться пришли, медосмотр устроил. В пустом амбаре. Хе-хе. А мы дырок в стене наколупали и смотрели. Правда, крапиву скосить не догадались. Хе-хе. Красивые в той станице девки…

– А эти языками чешут, и все про девок. А еще летчики, цвет и гордость Красной армии! – Шубин стоял в дверях и злорадно скалился. – Личный состав давно на обеде, а эти тута сидят, сочиняют. Как бабки на завалинке. Вольно! – он барским жестом вернул летчиков на места. – Я, пожалуй, с вами посижу. Кости старые погрею тута. Что-то я не слышу продолжения вашей содержательной беседы. – Командир по-хозяйски расселся, потеснив Саблина, задымил папиросой. – Рассказал бы, – усмехнулся он, – как эти же девки, стоило им правду узнать, Вахтанга коромыслами отлупцевали. Сломали тута ребро. Как этот донжуан недоделанный потом неделю не летал, и за это время сбили Васина, Исмаилова и Свеженцева…

Некоторое время все молчали. С улицы доносились обрывки голосов, чей-то смех. В землянку сунулся было Зайцев, но, увидев Шубина, испарился.

– Погода улучшается, – прервал тишину комполка, – а дивизия разведку требует. Саблин, возьми с собой кого… поопытней, слетай тута. Район тебе в штабе доведут. Обрати внимание на ж/д-станции, но близко не подходи. Погода дрянь, так что аккуратно. Ясно?

– Ясно, – проворчал Виктор. Покидать уютное тепло землянки не хотелось. – Возьму Рябченко, пусть потренируется в СМУ летать…

Лететь оказалось непросто. Низкие облака прижимали к земле, а туман местами так и не рассеялся, и тогда что вверху, что внизу проплывала одна лишь белая муть. За Днепром стало немного лучше, облака немного приподнялись, туман же остался лишь в балках и ориентировке почти не мешал. Впрочем, и разведывать было особо нечего. Пустые дороги с кое-где ползущими подводами. Одинокий паровоз, тянущий за собой целых семь вагонов. Разбитая бомбежкой станция с почерневшими стенами пакгаузов без крыш и заваленной набок водонапорной башней. Деревеньки со светлыми пятнами редких дымков и пустыми безлюдными улицами. Вторая станция встретила таким фейерверком огня, что пришлось спешно уносить ноги. Впрочем, Виктор успел рассмотреть стоящий под парами эшелон.

– Уходим! Маневрируй!

Недружелюбная станция скоро осталась позади, и под крылом вновь проплывали рощи и деревни.

– Слева! Смотри!

По дороге, только выбравшись из тени небольшой посадки, ехали два приземистых тягача. Задний тянул за собой укрытую маскировочной сетью пушку.

– Двадцать девятый, атакуем!

Прислуга шустро, как тараканы, сыпанула с кузова и бросилась врассыпную, пытаясь укрыться в придорожном бурьяне. Разрывы легли по обочине, накрыв какого-то неудачника, пыхнули на лафете орудия, проредив маскировку, и выкосили кустарник на противоположной обочине. Секунда, и серая полоса дороги, обсаженная деревьями, ушла под капот. Перегрузка вдавила в сиденье – истребитель лез вверх.

– Повторная атака!

Тягачи стояли. Над головным формировалось черное облако, сквозь него пробивались то ли искры, то ли языки пламени – Колька отстрелялся удачней. Виктор загнал в перекрестье прицела тушу второй машины. Снаряды вновь проредили кустарник, и он чуть двинул ручкой, опуская нос ниже, как самолет вдруг вздрогнул.

Понимая, что что-то случилось, но еще не осознавая, что именно, Виктор плавно потянул ручку, выходя из пикирования. Машина отозвалась вяло и с трудом, задрала нос тяжело, нехотя. Голые ветки деревьев, словно растопыренные, жадные пальцы, мелькнули совсем рядом с крыльями и исчезли позади, упустив добычу.

– У меня неисправность! Идем… – Истребитель снова вздрогнул, и неожиданно земля и небо поменялись местами, снова и снова, сливаясь и перемешиваясь в стремительном калейдоскопе. – Черт!

Он резко прибрал газ, и ревущий мотор стих, перешел на шепот. Отработал ручкой, парируя крутящий момент, вращение замедлилось, вскоре и вовсе остановилось. Самолет замер, нацелив нос на мелкую, поросшую бурьяном и низенькими, чахлыми деревцами балку, медленно теряя спасительные метры. Высоты оставалось метров сто – сто двадцать. Виктор плавно, боясь все испортить, подал сектор газа вперед. Машина вновь дрогнула, но уже не свалилась, а медленно, неохотно стала набирать скорость. Он осторожно потянул ручку на себя, и «лавочка», едва не сбрив винтом бурьян, скользнула над балкой, медленно-медленно потянула вверх.