Читаем без скачивания «Ла»-охотник. В небе Донбасса - Роман Юров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Пойдем домой?
– Давай еще немного, – Таня мягко потянула за руку, – я целыми днями в этом штабе… дай хоть немного воздухом подышу. Ты, кстати, не заболел? Выглядишь уставшим и опять хромать начал.
– Не-е! – Он уселся на бревно, привалившись спиной к шершавой, неровной коре тополя. Сразу стало клонить в сон. Захотелось вернуться в тепло своей клетушки, в огороженный фанерой угол летного общежития. Маленький, два на три, слышимый насквозь, зато свой собственный. Прийти туда, забраться под теплое одеяло да залезть на Таню.
Она, еще не знающая о его планах, подсела рядом и затихла, изучая проступающие в разрыве облаков звезды. Темнело все сильнее. Роща обратилась большой серой горой, деревня исчезла в серой тени, лишь беленые стены хат все еще выделялись в ночи.
– Звезда упала! – засмеялась вдруг Таня. – Загадала! Загадала! – Она улыбнулась и неожиданно спросила: – Витя, а у тебя есть мечта?
– Мечта? – Задремавший Саблин на несколько секунд подвис. – Мечта… Сложно с мечтой, – ответил он. – Тут выжить надо. До Победы дотянуть.
– Какой ты неромантичный, – девушка надула губы, – у всех есть мечта!
– У меня нет!
– Ну, скажи, – обиделась она, – неужели ты не мечтал быть со мною, получить Героя?
– Про мечту не скажу, – осторожно ответил Виктор, – но идейка одна имеется. Только не знаю, стоит оно того… Там ведь, если браться, размах ого-го, шапка падает. Там такие перспективы… как в сказках. Можно будет все поменять, все исправить! Вот только не знаю, что потом выйдет. Может, счастье всем, а может, весь мир в труху. А скорее всего, раздавят как таракана. Сотрут так, что ни следов, ни пыли не останется… А все останется, как и было…
– Витя, ты чего? – Таня забеспокоилась. – Ты сейчас с кем разговариваешь?
– А знаешь, что страшно? – хрипло добавил он. – Страшно, что не знаешь, как лучше! Не знаешь, как подступиться, с какого конца браться. А оно, будто червь, изнутри грызет, подтачивает, отравляет. Требует!
– Ви-ить!
– Страшно? – Он засмеялся. – Раз страшно, значит, пора домой!
– Дурак! Я так перепугалась…
– Пошли, а то я уже засыпать начал…
Из-за плохо тянущей трубы по землянке витал горьковатый дымок, смешиваясь с табачным смрадом, он висел в воздухе сизым туманом. По ногам рассевшихся по лавкам летчиков терлась эскадрильная кошка Дуська. Было сухо, тепло, спокойно. В углу расселся Зайцев, пытаясь настроить, терзал струны невесть где раздобытой гитары. По столу шлепали истертые, замызганные карты – Ларин и Кот сошлись в дурака. Рябченко развалился у печки, вытянул ноги, пытаясь просушить угодивший в лужу унт. Улитка с Самойловым сошлись в шахматы, собрав вокруг ос-тальных.
Виктор устроился на самом козырном месте и при тусклом свете окошка перелистывал свою уже порядком потертую и засаленную тетрадь. Остановился на страничке с числом «1955» и печально вздохнул. На этой страничке, кроме четырех цифр, не было ничего. Сколько он ни терзал память, сколько ни страдал, пытаясь выдавить хоть что-то, но не выходило. Это угнетало. И ведь не сказать, что он раньше прогуливал уроки и плохо учился в школе. Просто не помнил, и все…
Его отвлекли азартные вопли картежников.
– С вальтов, вальтов заходи, – пряча в разросшихся усах улыбку, подзуживал Славка.
– Ось тебе вальты! – Сергей шлепал по столу червовой девяткой. – Ось тебе ще!
– А я вот так!
– Накося выкуси!
Зайцев закончил возиться с колками, ударил по струнам и тут же заиграл что-то красивое, печальное.
– Тише там! – Виктор с неудовольствием оторвался от тетради. – Расшумелись. Дай-ка. – Он убрал записи в планшетку, забрал у ведомого гитару, звякнул по струнам. Пальцы действовали неуклюже, но действовали, получилась вполне осмысленная мелодия. Захотелось вдруг спеть. Спеть свое, родное… Победно оглядев свое воинство, Виктор прокашлялся:
– Сейчас я вам исполню. Вы такого и не слышали.
Он ударил по струнам и запел. Запел, стараясь изо всех сил. Получилось! Его летчики слушали, округлив глаза, и никто не смеялся, никто не критиковал. Это… это был успех!
Белый снег. Серый лед. На растрескавшейся земле.
Одеялом лоскутным на ней. Город в дорожной петле.
Ларин не выдержал первым. Он закашлялся, заперхал, затряс плечами. Лицо его сделалось красным, на глазах выступили слезы.
– Командир, – застонал он, – командир, не надо. Ну, пожалуйста. Ты уж извини, но это… – Он согнулся, пряча лицо и беззвучно вздрагивая.
– Я учора Дуське на хвост наступыв, – мрачно добавил Кот, – вона так же орала…
– Дурни, – обиделся Виктор, – ни хрена вы не понимаете…
– Мабуть так! – Сергей, нимало не смущаясь, заглянул в карты Ларину.
– Хрен с вами. – Саблин бросил гитару и, злобно сопя, полез за папиросами.
Некоторое время в землянке было тихо, потом Кот с довольным клекотом швырнул на стол последнюю карту.
– Як я тэбэ, а? Хе-хе-хе. Казав же: «Нэ сидай грать с бацькой!»
Славка нахохлился.
– Нечестно, ты жульничал!
– А ты мене поймав? – торжествовал Кот. – Давай, як уговаривались.
Славка обиженно поджал губы и полез под стол. Раздалось жалкое блеяние.
В землянку, внеся с собой запах ветра и сырости, ввалился Соломин.
– Узнаю красу и гордость ВВС, – засмеялся он с ходу. – Нашу третью примерную эскадрилью видно сразу. Всегда дисциплинированы, всегда в учении. Отличники боевой и политической подготовки. Сульфидин у нашего коновала вы сперли?
– Куда нам до второй, – огрызнулся Саблин, – это не твои ли орлы писаршу из БАО обесчестили всем коллективом?
В землянке засмеялись. Рекомая писарша была страшной, и на танцах ее никто никогда не приглашал.
– Ладно, – Лешка стер улыбку. – Вы тут долго сидеть собрались? Или адъютант ваш мух не ловит совсем? Мы через десять минут летим…
…– Ольха, Ольха, ответь Деду! Ольха, ответь Деду!
Радио молчало, лишь потрескивали в эфире разряды да периодически доносились короткие, лающие команды на немецком.
– Ольха, ответь Деду!
Вылет по тревоге оказался вылетом в никуда. Шестерка истребителей прибыла в требуемый квадрат, а вот что делать дальше, Виктор не имел ни малейшего представления. Станция наведения молчала, и оставалось только ходить по кругу, тем более что никаких указаний не поступало.
– Сирень, я Дед! Сирень, ответь Деду!
Не добившись успеха с дивизионной станцией наведения, он запросил полк. Эффект оказался аналогичным. Если в полку его услыхали, то услышать ответ не удавалось – далеко.
На западе поблескивал темными свинцовыми водами Днепр. Оттуда, загромождая небо, тяжелой стеной ползли осенние облака. Эти облака не нравились – могучие, плотные, они могли замаскировать приближение вражеских машин, заставляли нервничать.
– Двадцать второй, набери еще метров двести.
– Я двадцать второй, принял.
По левому крылу проплыла наполовину сожженная деревня, серая петля дороги, по которой ползли букашки машин, необработанное пшеничное поле с черной блямбой-пятном посередине – следом падения самолета. Наша территория, отсюда до линии фронта километров десять. Зачем приказали лететь в этот квадрат? Уж если бы нужно было перехватить бомбардировщики, то это стоило делать иначе – встреть их заранее, по другую сторону линии фронта, да и наряд усилить…
– Дед, «мессы», «мессы»! – испуганный вопль Славки прозвучал как гром среди ясного неба. Впрочем, было от чего – из-за светло-серого облака, словно зерна из дырявого мешка, сыпались вражеские истребители. Их было много, они выныривали друг за другом и всем своим кагалом кинулись на верхнюю, ларинскую пару.
– Двадцать второй, – скомандовал Виктор, – отходи под нас.
Немцы охотно отпустили Ларина и дружно набросились на четверку Саблина. Их было много, машин девять-десять.
– Кот, слева заходят. Отбиваю. Славка, греби высоту!
– Не могу, – почти простонал Ларин, – четверо зажали.
– Тяни к нам! Ольха, я Дед! В квадрате веду бой с худыми. Прошу помощи! Ольха!
Впереди выскочила пара «мессеров». Их тонкие, украшенные свастикой хвосты были недалеко – метрах в трехстах, они удалялись медленно, неспешно, вызывая естественное желание довернуть и, поливая огнем, догнать и сбить. Прием был старый.
– Кеша, сзади сверху еще двое. Разворот! Кот, смотри хвост.
Атаковавшие «мессера» проскочили и шустро потянули вверх, чтобы над самым облаком развернуться и атаковать снова. Численное превосходство и большая высота позволяли им быстрей занять выгодную позицию, быстрей реализовывать все свои преимущества.
– Ольха, я Дед! Прошу помощи…
Справа из-за облаков вывалилась девятка «Хейнкелей», затем еще одна, еще и еще.
– Дед, атака.
Черные кресты мелькнули на фоне облаков, перегрузки сдавили грудь, и завертелась карусель воздушного боя. Истребители носились друг за другом, ревели моторы, стучали пушки, перечеркивая небо белесыми линиями трассеров.
