Читаем без скачивания Незавершенная месть. Среди безумия - Жаклин Уинспир

– Да, я хорошо их помню, – отозвался Вебб.

– Весть распространилась, как пожар. Нам казалось, мы потеряли всех разом. В такой маленькой деревне не делаешь различий – твой сын погиб или соседский мальчик. Тут все – родные.

Йомен закашлялся. Тогда, в знак того, что хочет говорить, глядя на Вебба в упор, поднял руку Джордж Чемберс:

– Вот я что хочу добавить. Новость застала нас здесь, в пабе. – Он стукнул себя кулаком в грудь. – У нас будто бы было одно большое сердце на всех – и вот оно разбилось. Мы не знали, как жить дальше – без сердца. Не понимали, что делать. Как избавиться от… от боли.

Вебб так крепко стиснул стакан с пивом, что Мейси испугалась, как бы стекло не лопнуло.

Эстафету принял Уайт:

– Ну и понятно, что вечером мы снова собрались в пабе. Ты же помнишь, Пим – то есть Вебб, – как мы здесь сиживали после трудового дня, толковали о делах, советовались. В тот вечер мы вспоминали наших мальчиков, старались утешить друг друга. А потом явился Сандермир.

– Я не хотел его обслуживать, и не только потому, что он был слишком молод для спиртного. Просто от него так разило, что я сразу понял: Сандермир успел хватануть отцовского бренди, – сказал Йомен.

– Не подумай – мы его никогда всерьез не принимали, – продолжал Уайт. – Не особо с ним считались. Вот брат его, Генри, – тот пользовался уважением. И отец тоже. А Альфред – нет.

Уайт покачала головой, отер потный лоб.

– Но тут Сандермир стал рассуждать, какие они изверги, эти фрицы, что вытворяют, ну и мы, понятно, с ним соглашались. Втянулись в разговор. Нам нужно было куда-то, на кого-то выплеснуть нашу… ненависть. Ты понимаешь, о чем я. – Уайт оглядел собравшихся, сам испугался своей откровенности и предпринял попытку слиться со стеной.

Слово опять взял Йомен:

– Мы говорили про наших мальчиков, про войну и про немцев, и вдруг услышали гул. Странные такие звуки, будто огромный шмель жужжит. Билл еще спросил: «Вы тоже слышите или это мне одному мерещится?» А Сандермир выглянул за дверь, бегом вернулся. Это, кричит, «цеппелин»! Ему говорят: ты ошибся, парень, тебе спьяну привиделось. На что дирижаблю сдалась наша деревня? Фрицы достаточно наших мальчиков за морем погубили.

– И тут мы услышали еще один звук, – вмешался неизвестный Мейси геронсдинец. Как и все остальные, он обнажил голову, прежде чем заговорить, и вперил взгляд в Вебба, словно внушая ему свою мысль на телепатическом уровне.

– Это был взрыв, – докончил Йомен. – Что-то взорвалось возле кузни. – Он снова откашлялся и продолжал, прижимая ладонь к груди: – Мы все высыпали на улицу. Пожар уже разгорелся, кто-то побежал в соседнюю деревню – там был телефон-автомат, – чтобы вызвать пожарную бригаду.

– Нужно было что-то сделать, вот мы и метнулись к кузне, – перехватил инициативу Уайт. – Хотели начать тушить огонь, а то пока еще пожарные приедут. Вот как сегодня. Полыхал-то сарай, а от него до наших домов рукой подать. А твои родители и сестра были в пекарне. Ты же знаешь, парень: твой отец редко когда в паб заглядывал, потому что подымался на заре, чтоб печь растопить.

Вебб сглотнул. В глазах стояли слезы, но взгляд был по-прежнему тверд. Он молча оглядел помещение, как бы пытаясь угадать, кто же решится произнести роковые слова. Мейси посмотрела на Йомена, и он заговорил:

– Мы думали, кузнец погиб. Два человека побежали к нему домой, стучали, стучали – никого. Вот мы и решили, что кузнец был в сарае и там сгорел. Привычку он имел такую – по вечерам в кузне хлопотать. – Йомен помолчал, потянулся за бутылкой бренди, наполнил толстодонный стакан, разом опрокинул в глотку и налил еще. – А тут Сандермир, щенок этот, опять давай трындеть, на сей раз про месть. А потом и говорит, да еще громко так… – Йомен взглянул на Вебба. – Прости, сынок. Ты точно хочешь это услышать?

Вебб кивнул, придвинул к себе бутылку бренди, плеснул изрядную порцию в стакан из-под пива.

– Продолжайте, мистер Йомен. Я слушаю.

– Сандермир сказал: «Это они – фон Мартины – навели на деревню дирижабль. Чтобы всех нас поубивать». И давай вопить, что твоя семья на самом деле немцы, а никакие не голландцы, и что вас всех забрали бы в лагерь для интернированных, если бы отец твой не соврал насчет Голландии. Клялся, будто бы сестра твоя, Анна, ему сказала по секрету, что на самом деле вы не ван Маартены, а фон Мартины и шпионите для немецкой разведки.

Йомен проглотил слезы. Геронсдинцы зашевелились, стали придвигаться друг к другу.

– И мы поверили Сандермиру. Потому что наши мальчики погибли, потому что на нашу деревню упала бомба. Мы решили, Сандермир говорит правду. А он все кричал: идите, отомстите шпионам, пусть жизнями заплатят за ваши страдания. Сейчас это трудно объяснить, но мы все одновременно лишились разума. Мы перестали быть отдельными людьми, а превратились в огромное чудовище, в зверя, который, себя не помня, никому не подчиняясь, кинулся мстить врагам. А вел нас пьяный юнец, внушал нам свои грязные идейки, науськивал, пока мы не поверили, что должны заставить врага страдать – за наших мальчиков, за нашу деревню.

Вебб не поднял глаз, только спросил почти шепотом:

– И что вы сделали?

– Под рукой у нас были уголья; в наших сердцах пылала ненависть. Мы побежали – каждый с горящей головней – прямо к пекарне. Первым бежал Сандермир. Мы были бешеной толпой, в нас не осталось ничего человеческого. А навстречу нам – вот ужас – спешили твои отец с матерью. Хотели узнать, что стряслось, помочь…

Йомен уронил лоб в ладони.

Уайт заговорил вместо хозяина гостиницы:

– Они к нам бегут – а мы к ним, Сандермир впереди. Вопит, разоряется: «Вот он – фриц со своей бабой!» Джейкоб обнял Беттину и бросился обратно в пекарню. Беттина еще кричала: «Анна, Анна, скорее домой!» Потому что твоя сестра тоже выскочила на шум, тоже хотела помочь. В общем, они заперлись в доме.

Уайт перевел дух, потер себе грудь, будто там ныла давняя рана.

– Не знаю, откуда взялся керосин, только пекарня вдруг запылала. А мы вопили, как дикие звери. Мы жаждали крови немцев, которые были заперты внутри.

Вперед выступила миссис Пендл, заговорила чуть слышно:

– Той ночью в нас будто дьявол вселился. Такое в страшном сне не приснится. Мы обезумели; горе владело нами. Мы не могли остановиться. Мы – убийцы, каждый в отдельности и все вместе. Мы сожгли заживо троих невинных людей. Не важно, откуда они были, – главное, что они не сделали ничего дурного. Позор нам. Позор на наши головы.

Фред Йомен овладел собой и продолжил:

– Не помню, когда мы пришли в чувство. К тому времени, как приехала пожарная бригада, от дома остались одни головешки. Власти прислали следователей, но те не стали задавать нам вопросов. А кузнец, оказывается, собирал уголь на железнодорожных путях и был живехонек. – Фред хотел похлопать Вебба по плечу, но не решился. – На другой день мы все поняли. Всю правду. С тех пор нам нет покоя. Мы тяжко больны. Кое-кто покинул деревню – да только разве можно убежать от воспоминаний? Никуда от них не денешься, всюду найдут. Наш грех преследует нас. Мы несем этот крест. Поверь, сынок: в деревне нет ни одного человека, которому не страшно ложиться спать. Потому что каждого из нас преследуют предсмертные крики твоих родных.

– Еще через день принесли телеграмму, что ты пропал без вести, предположительно погиб, – сказал Уайт. – И признаваться не пришлось – не перед кем было. Так и пошло: погибла семья в войну, и все тут. Постепенно мы сами в это поверили, хотя всегда помнили о своем безумии. Мы все клеймены безумием, сынок. – Уайт с вызовом оглядел геронсдинцев: дескать, кто посмеет оспорить мои слова? – А потом начались пожары, каждый год в одну и ту же ночь, в годовщину налета «цеппелина». И мы поняли: нас преследует призрак Пима Мартина. Пим Мартин вернулся, чтобы свести нас всех в могилу, чтобы отомстить. Поэтому мы не заявляли о пожарах в полицию. Мы знали: мы получаем то, что нам причитается. Положа руку на сердце, мы заслуживаем смерти.

Тишина стала вязкой, липкой. Ни один человек не шевельнулся, не кашлянул, не шаркнул подошвой. Только огонь в камине потрескивал, изредка постреливая искрами.

Первым вышел из оцепенения Йомен. Он принялся доставать стаканы и наполнять их бренди. Проделывая это, Йомен говорил:

– Но вот чего я никогда понять не мог, да и сейчас не понимаю – почему Сандермир натравил нас на Мартинов? Его видели с Анной. Она вроде ему нравилась, так зачем он это сделал? Ума на время решился? Спьяну примерещилось что-то? Зачем он солгал, с какой целью добивался смерти всей семьи?

Йомен поставил бутылку, взглянул на Мейси, как бы ожидая помощи.

– С тех пор Сандермир нас будто за горло держит. Чуть что – напоминает: мы, мол, все повязаны, только попробуйте вякнуть – всех как убийц осудят.

– Вы и есть убийцы, – произнес Вебб, до сих пор хранивший молчание. – Вы уничтожили моих родных – хороших людей. Они приехали в вашу деревню, хотели ассимилироваться, сродниться с вами – а вы их заживо сожгли. – Вебб вздохнул, взял стакан с бренди. – Только знаете что? – Он выдержал паузу, поочередно обвел взглядом каждого геронсдинца. – За последние несколько дней я понял одну вещь. Когда я был маленьким, отец говорил об этом; потом я все позабыл, а теперь вот вспомнил. Так вот. Я понял, что месть всегда влечет за собой новые человеческие жертвы. У меня теперь новая жизнь. И ради мести я не собираюсь приносить в жертву моих жену и дочь. Они мне слишком дороги.