Читаем без скачивания Теория описавшегося мальчика - Дмитрий Липскеров

И опять Иван Диогенович волею своей собрал души воедино и вновь отправил их в Африку, где по тропинке шла не девочка Тамбуси, а мальчик Витя, только здесь его звали Абидеми, что означает «рожденный без отца». Он не несет на голове воду, он поймал несколько змей, которых обменяет на еду и необходимые вещи. Все добытое он отдаст матери… И тотчас следующий вариант завладел общим сознанием: одна из змей укусила мальчика в бедро, оглушительная боль, так что зал вскричал, как и вся площадь, потом забытье… И опять девочка Тамбуси идет к своей деревне с кувшином воды на голове…

Настя, пережившая с залом все то же самое, по мысленному приказу Ивана Диогеновича ударила молоточком по ноте «ми», но промахнулась, попав по двум брускам одновременно. От случившейся какофонии аудитория очнулась до времени, ощущая в своих душах многополярное расслоение. Например, важный человек за бронированным стеклом ложи чувствовал себя одновременно и мальчиком Витей, и его двойником Абидеми, в придачу еще и негритянкой Тамбуси, да и про свою настоящую сущность он не забыл. Со остальными зрителями дело обстояло точно так же.

Настя прицелилась и теперь точно попала в ноту «ми».

Все вновь стали самими собою и, пережив недоумение, перемешанное со страхом, вновь зааплодировали артисту.

Даже Валентине Карловне Шмаковой на время удалось забыть о смерти мужа. Она глазела на сцену и шептала многократно:

— Святой Иваан! Святой…

— Если бы отец мальчика Вити, — заговорил человек-ксилофон, — после срочной службы согласился поехать работать водителем в дружественную африканскую страну, то он бы там мог познакомиться с местной женщиной, которая родила бы ему мальчика Абидеми. Выбери он этот вариант, не выбери — отец Вити своим сомнением родил несколько Вселенных. Нерешительность плодовита! В одной из Вселенных он погибает еще до рождения сына, которого, если вы помните, зовут Абидеми, то есть «рожденный без отца», а в другой родилась девочка Тамбуси, совсем от другой женщины. И отец Вити до старости будет крутить баранку машины. Главное — мы должны понимать, что всё — и Тамбуси, и Абидеми, их матери, их деревня, страна, мир, Вселенная — лишь производная от мальчика Вити. А он, в свою очередь, — производная выбора своего отца… — Иван сделал паузу. — И следовательно, вы все, сидящие в этом зале, все, слышащие меня, вы проживете жизни и мальчика Вити, и негритянки Тамбуси, их отца и жен его возможных!.. — Иван сделал паузу, чтобы информация усвоилась, и, убедившись, что рассказ бетоном лег в мозги зрителей, продолжил: — Этот рассказ записан в ячейки вашей памяти и стал причиной рождения тысяч Вселенных, в которых вы абсолютно вариативны. Вы проживете столько жизней и судеб, что нет такой цифры, в которую они уложатся!

Иван Диогенович почувствовал некое сомнение в зале. А здесь еще и Валентина Карловна поползла к сцене, перелезая через сидящих в проходе, как медлительная игуана.

— Святой Иваан! — приговаривала. — Мессия!..

Из правительственной ложи последовало указание, чтобы бедную женщину перехватили по пути, вывезли из филармонии и приняли все необходимые действия медицинского характера. Охрана бросилась исполнять указание, а пока в зале атмосфера немного разрядилась, зрители заговорили между собой, обмениваясь впечатлениями.

Из-за кулис вышел Митя и поставил перед головой Ивана Диогеновича стакан со свежим апельсиновым соком. Человек-ксилофон через трубочку вытянул содержимое и поблагодарил:

— Спасибо, Дмитрий Константинович!

Карловну схватили и понесли на выход. А она кричала почти театрально:

— Ах, оставьте меня! Я жена губернатора!!!

И в зале, и на площади в едином порыве доброты своей подумали: «Уже нет!»

Яков Михайлович сидел с багровым от злости лицом. Он перебрал пальцами десяток шприцев в нагрудном кармане пиджака, но понимал, что нужного химического соединения от галлюцинаций с собой нет. Он уже отчетливо понимал, что наш ответ Чемберлену в должной мере не состоится. Но то, что двери будут хлопать так, что многие останутся без пальцев, так это будьте спокойны. И мышь способна убить слона.

— Папа, — произнес Викентий почти возвышенно. — Вечная жизнь!

— Какая для дятла вечная жизнь!!! — прошипел психиатр. — Птичья тушка сгнивает за неделю!

— Тогда и для уха вечность заказана? — ответил Викентий, улыбнувшись презрительно.

— И я про то же! — стиснул зубы Яков Михайлович. Он совершенно запамятовал о наклеенной бороде и зачесал лицо с такой неистовостью, что волоски полетели в разные стороны.

— Мужчины! — призвала Настя. — Я же говорила, что моя бабушка похлеще этого дядечки была! Уж такую белиберду в голову засунет, что потом тыщи платить людям приходилось, чтобы с нее ее же собственный сглаз снять! Какое бессмертие! Какие перевоплощения?!! Сеанс надувательства!

— Ты откуда взялась? — злобно хмыкнул Яков Михайлович. — Ты из моего уха! А изначально — из пластинки, записанной шиворот-навыворот!

— И что же?

— Сто лет прошло, — напомнил психиатр.

— Так здесь все объяснимо, потому что материально, — нашлась Настя. — Ухо — материально, пластинка — материальна, и я… Ну, вы, мальчики, и сами могли убедиться!

Рокоток разговоров в зале стих, и Яков Михайлович успел подумать о том, что цыганка права. Все логично, никакой импровизации! Да и поздно уже что-то возвращать…

Настя извлекла из ксилофона нежное трезвучие. И зал вместе с площадью устремился в Космос. И совсем не дальним оказалось путешествие. Здесь, у нас, совсем рядом, в Солнечную систему.

— Здесь была планета Фаэтон, — сообщил Иван, показав гипотетическую орбиту несуществующего объекта. — Она погибла от удара космического тела почти такого же размера, как и сама планета. На ней была цивилизация… В этой Вселенной в достатке почти идентичных нашей планетарных систем, и там Фаэтон до сих пор крутится вокруг Солнца, и в свое время к нам пожалуют с этой планеты гости, а мы им верить не будем, говоря, что планета Фаэтон разрушена миллионы лет назад… — Зрители увидели огромный и величественный Юпитер. — Господь пожаловал нам это небесное тело как защиту. Юпитер притягивает к себе большинство скитающихся небесных тел, обломков Фаэтона и других планет. У Фаэтона такого защитника не было…

Напряжение в зале вновь ослабло, так как все серьезные люди об этом хорошо знали и даже в планетарии побывали, и не только в московском. Важный человек в ложе даже отвлекся и вспомнил, что не высказал Президенту своего мнения об одном важном деле.

— Я показал вам Солнечную систему не информации ради, а только как преамбулу к воспоминаниям о прошлой лекции, в которой я говорил, что если лететь, лететь через множество Вселенных, то мы обязательно долетим до идентичной планеты с таким же названием Земля. Там будем находиться мы. Сотканные из тех же атомов, рожденные от тех же отцов и матерей, дышащие с нами в унисон, говорящие с нами в унисон те же слова, даже икающие синхронно. На идентичной планете в данный момент в городе Коврове проходит концерт, на котором вы все собрались. Человек в ложе также задумался сейчас о деле, которое не обсудил с Президентом…

— Только не надо, пожалуйста, вдаваться в детали дела! — попросили из ложи негромким, но властным голосом.

Кое-кто в зале захихикал.

— И таких идентичных нашей планет в Мироздании великое множество…

— Не совсем логично, — все услышали голос министра культуры. — Где логика? То вы говорите об Импровизации с большой буквы, а потом сбиваетесь на множественность идентичностей! Непонятно! Какая импровизация в идентичностях?

«Выеживается! — подумали в зале. — Намекает, что может быть более серьезным министром, чем культурным!»

— В музыке всего семь нот, — напомнил человек-ксилофон. — Но импровизаций из этих семи нот бесчисленное количество — десять в пятнадцатой степени; возможно, куда вариативней импровизация, чем в шахматах. Я уж не говорю о музыкальной индийской традиции, где в каждой ноте семь тонов… Наша планета Земля даже не нота в теле Бесконечности! В звене повторяющихся идентичностей она всего лишь невидимая помарка. Мушиный след. И цивилизация, к которой мы себя относим, есть лишь наш субъективный взгляд на цивилизацию.

— Насколько я понимаю, — включился в беседу господин Меликян, — цивилизацию от нецивилизации отличает возможность прогресса мыслительного процесса?

Супруга биржевого гения считала мужа одним из самых выдающихся умов на планете. Счастливая, она сейчас улыбалась, предвкушая «фехтовальный поединок» с артистом-вещуном.

— Вы удивитесь, насколько далеки от истины! — ответил Иван. — Это лишь для человека ум является каким-то критерием чего-то! Успеха, самолюбования и тому подобного. Кстати, далеко не для всех! Духовность, гармония гораздо значимее в других культурах!