Читаем без скачивания Шлиссельбургские псалмы. Семь веков русской крепости - Николай Коняев

Это свидетельство дорогого стоит!

Воистину, это бесценные штрихи в портрету российского дворянства! Какие там государственные интересы, какая там верность присяге! Главное, что благосостояние нарушается! Нет, такое терпеть невозможно, за это и на убийство помазанника Божия можно пойти! Тем более что не впервой ведь было русскому дворянству ходить на такое…

П. И. Зубов

Штаб-квартирой заговорщиков стал салон Ольги Александровны Жеребцовой на Исаакиевской площади… Ольга Александровна только в замужестве стала Жеребцовой, а по рождению была сестрой братьев Зубовых. Семейство это весьма любопытное.

Платон Александрович Зубов был последним фаворитом Екатерины II.

22-летним секунд-ротмистром он прорвался в постель 60-летней, ожиревшей императрицы, а вышел из нее светлейшим князем, генерал-фельдцейхмейстером, над фортификациями генеральным директором, главноначальствующим флотом Черноморским, Вознесенскою легкою конницей и Черноморским казачьим войском, шефом Кавалергардского корпуса…

Благодаря постельной отваге Платона Александровича выдвинулись и его братья — Валериан Александрович и Николай Александрович Зубовы.

Николай Александрович Зубов, высокий красавец-атлет, между прочим, женился на дочери Александра Васильевича Суворова[57].

Неожиданную кончину своей «старушки» братья Зубовы встретили без паники. Николай Александрович Зубов сразу полетел в Гатчину и первым привез Павлу радостное известие, за что и был пожалован орденом Андрея Первозванного.

А Платон Александрович Зубов, по слухам, указал Павлу место, где Екатерина хранила касающиеся самого Павла бумаги.

Как бы то ни было, но вопреки общественному мнению о преследовании Павлом фаворитов матери, братья Зубовы сохранили все свои должности и звания. Более того… В первые недели нового царствования они еще более укрепили свои позиции и попали в опалу точно так же, как и другие павловские вельможи. Впрочем, еще в царствование Павла Зубовы были прощены и возвращены к прежним должностям. Сделано это было, как мы уже говорили, по настоянию графа Палена…

Кроме трех братьев была в дружной зубовской семье и сестра. 35-летняя Ольга Александровна Жеребцова отличалась — родовая черта Зубовых — необыкновенной красотой и — тоже родовая черта? — столь же необыкновенным корыстолюбием. Будучи в интрижке с английским послом сэром Чарльзом Уитвортом, она приняла его предложение за два миллиона рублей организовать государственный переворот в России…

О. А. Жеребцова

Из салона Ольги Александровны Жеребцовой-Зубовой и начинают растекаться слухи, что Павел якобы страдает припадками буйного умопомешательства. Здесь переписываются все новые и новые экземпляры памфлета поручика Марина. Императора чернили за союз с Наполеоном, обвиняли в намерениях извести казачество.

Приказ атаману Орлову был только еще послан, казаки еще только двигались к Волге, но в сплетнях, распускаемых из салона Жеребцовой-Зубовой, казачьи эскадроны уже гибли в безлюдных степях… Здесь же, в салоне, родилась легенда о полке, сосланном императором Павлом прямо с парада в Сибирь.

Ну а главное: в салоне вербовали молодых гвардейских офицеров — пехоту грядущего дворцового переворота. Чтобы придать отваги будущим цареубийцам, Ольга Александровна рассказывала им об английской яхте, которая на всякий случай будет стоять на Неве и должна принять на борт заговорщиков в случае неудачи.

Английская яхта — чистый блеф! Неоткуда было взяться на Неве английской яхте, поскольку еще в начале года в ответ на захват англичанами Мальты было наложено эмбарго на все английские суда, находящиеся в российских портах. Сама Ольга Александровна Жеребцова во всяком случае ни на какой яхте не собиралась спасаться. За день до цареубийства она выехала за границу. Об убийстве Павла она узнала уже в Берлине, и со спокойной совестью поехала в Лондон получать честно заработанные миллионы.

Многие участники заговора, как бы пытаясь оправдать преступление, совершенное ими, в своих воспоминаниях назойливо подчеркивали, что о заговоре знали многие, но никто не донес. Значит, делали они вывод, Павел был так ненавистен, что практически все желали его гибели, но не могли решиться на это сами.

Скажем сразу, что это не соответствует истине.

Доносы делались и, хотя многие из них перехватывались вовлеченным в заговор ближайшим окружением Павла, императору все-таки стало известно о заговоре.

Об этом рассказывал сам Петр Алексеевич Пален.

7 марта в семь часов утра он вошел в кабинет императора, чтобы отрапортовать о состоянии столицы, но Павел остановил его.

— Господин фон Пален, — спросил он. — Вы были здесь в 1762 году?

— Да, ваше величество…

— Вы участвовали в заговоре, лишившем моего отца престола и жизни?

— Ваше величество, я был свидетелем переворота, а не действующим лицом, я был очень молод, я служил в низших офицерских чинах в Конном полку. Я ехал на лошади со своим полком, ничего не подозревая, что происходит: но почему, ваше величество, задаете вы мне подобный вопрос?

— Почему? Вот почему: потому что хотят повторить 1762 год.

Пален, как он сам признавался потом, затрепетал от страха, что заговор раскрыт, но он был готов к этому, и готов был нужный ответ.

— Да, ваше величество, — ответил он. — Хотят! Я это знаю и участвую в заговоре.

— Как! Вы это знаете и участвуете в заговоре? Что вы мне такое говорите?!

— Сущую правду, ваше величество! Я должен сделать вид, что участвую в заговоре, но участвую ввиду моей должности, ибо как иначе мог бы я узнать, что намерены они делать? Я вынужден притворяться, что хочу способствовать их замыслам… Но не беспокойтесь… Вам нечего бояться: я держу в руках все нити заговора, и скоро все станет вам известно. Не старайтесь проводить сравнений между вашими опасностями и опасностями, угрожавшими вашему отцу. Он был иностранец, а вы русский; он ненавидел русских, презирал их и удалял от себя; а вы любите их, уважаете и пользуетесь их любовью; он не был коронован, а вы коронованы; он раздражил и даже ожесточил против себя гвардию, а вам она предана. Он преследовал духовенство, а вы почитаете его; в его время не было никакой полиции в Петербурга, а нынче она так усовершенствована, что не делается ни шага, не говорится ни слова помимо моего ведома… Каковы бы не были намерения императрицы, она не обладает ни гениальностью, ни умом вашей матери; у нее двадцатилетние дети, а в 1762 году вам было только семь лет.

— Все это верно… — сказал Павел. — Но, конечно, не надо дремать!

Поверил ли Павел Палену?

Если и поверил, то не до конца…

Через день он отправил опальному графу А. А. Аракчееву письмо: «С получением сего вы должны явиться немедленно. Павел».

Это послание и ускорило гибель императора. Граф Пален, которому стало известно о вызове Аракчеева, понял, что оттягивать задуманное более невозможно…

Аракчеев по зову императора явился.

Как рассказывает Н. А. Саблуков, он прибыл в Петербург вечером 11 марта, когда Павел был еще жив, но его — такое было отдано распоряжение военным губернатором фон Паленом! — не пропустили через заставу.

«11-го (23-го) марта 1801 г., утром, я встретил князя Зубова в санях, едущим по Невскому проспекту, — вспоминая этот черный день, пишет Беннигсен. — Он остановил меня и сказал, что ему нужно переговорить со мной, для этого он желает поехать ко мне на дом. Но, подумав, он прибавил, что лучше, чтобы не видели вместе, и пригласил меня к себе ужинать. Я согласился, еще не подозревая, о чем может быть речь, тем более что я собирался на другой день выехать из Петербурга в свое имение в Литве. Вот почему я перед обедом отправился к графу Палену просить у него, как у военного губернатора, необходимого мне паспорта на выезд.

Он отвечал мне: «Да отложите свой отъезд, мы еще послужим вместе», и добавил: «князь Зубов вам скажет остальное».

Я заметил, что все время он был очень смущен и взволнован. Так как мы были связаны дружбой издавна, то я впоследствии очень удивлялся, что он не сказал мне о том, что должно было случиться; хотя все со дня на день ожидали перемены царствования, но, признаюсь, я не думал, что время уже настало.

От Палена я отправился к генерал-прокурору Обольянинову, чтобы проститься, а оттуда часов в десять приехал к Зубову. Я застал у него только его брата, графа Николая, и трех лиц, посвященных в тайну, — одно было из сената, и ему предназначалось доставить туда приказ собраться, лишь только арестуют императора. Граф Пален позаботился, велел заготовить необходимые приказы, начинавшиеся словами: «По высочайшему повелению», и предназначенные для арестования нескольких лиц, в первый же момент.