Читаем без скачивания Шлиссельбургские псалмы. Семь веков русской крепости - Николай Коняев

«Инвентарь» свершений императора Павла числом не так богат, но по важности для страны он, безусловно, превосходит все свершения Екатерины, про которую, если уж и говорить, что она «великая», то обязательно прибавляя «немка» или «прусачка», потому что почти все совершенное Екатериной для России было злом или оборачивалось злом, как, например, присоединение земель, полученных при разделе Польши[51]…

Говоря так, я не пытаюсь идеализировать образ Павла.

Екатерина II сделала все, чтобы воспитать сына вне православия, вне русской духовной культуры, в духе модных тогда полумасонских, полупросветительских теорий.

Воспитатели настойчиво требовали от Павла, чтобы он «из славных французских авторов» выучивал наизусть места, «где заключаются хорошие сентенции». Заучивание «хороших сентенций» позволяло скрывать отсутствие собственных мыслей, но овладевать национальными мыслями оно не помогало. С помощью заученных сентенций невозможно было не только полюбить Россию, но и узнать и понять ее.

И Павел так и не сумел до конца постигнуть страну, которой он правил. Чувствуя несправедливость, он пытался исправить ее и отчасти исправлял, но иногда тут же забывал, что нужно продолжать исправление далее.

Особенно ярко эта непоследовательность проявилась в отношении Павла к крепостному праву.

«Будучи весьма строг относительно всего, что касалось государственной экономии, и стремясь облегчить тягости, лежащие на народе, император Павел был, несмотря на это, весьма щедр при раздаче пенсий и наград за заслуги, причем в этих случаях отличался истинно царскою милостью, — пишет Н. А. Саблуков. — Во время коронации в Москве он раздал многие тысячи государственных крестьян важнейшим сановникам государства и всем лицам, служившим ему в Гатчине, так что многие из них сделались богачами. Павел не считал этого способа распоряжаться государственными землями и крестьянами предрассудительным для общего блага, ибо он полагал, что крестьяне гораздо счастливее под управлением частных владельцев, чем тех лиц, которые обыкновенно, назначаются для заведывания государственными имуществами».

Парадокс? Несомненно…

Увы… Преобразовательная деятельность Павла лишена была последовательности и твердости…

И стоит ли удивляться, что так часто Павла преследовали неудачи?

Все, совершенное им для облегчения народа, сделано, руководствуясь исключительно чувством высокой, рыцарской справедливости. Этого рыцарства, кстати сказать, у Павла не отнимали даже самые злые его карикатуристы. Но никаким самым высоким чувством справедливости невозможно компенсировать непонимание России.

Точно так же, как никакой мистицизм не способен заменить православия.

В этом и заключалась личная трагедия Павла, но если бы он был иным, кто знает, удалось бы ему главное дело его жизни — основание новой династии — или нет.

Удивительное ощущение возникает у каждого, кто бесстрастно вглядывается в этот исторический персонаж.

Происходит немыслимое…

Человек эпохи Просвещения, окруженный множеством образованных людей, оставивших сотни дневниковых и мемуарных свидетельств, он не улавливается в сети памяти.

В многочисленных записках, посвященных его правлению, мы находим только вздорные карикатуры или фантастические слухи, порожденные волнением, когда мимо быстро проходит большой человек.

Самого же императора мы видим в другом, эпически-легендарном измерении, где и положено находиться основателю новой императорской династии.

Можно подробно проследить все политические события и тенденции, приведшие к «мальтийской затее», когда Павел взял под свое покровительство Орден Мальтийских рыцарей, а 29 ноября 1798 года принял и звание «Великого магистра Державного Ордена святого Иоанна Иерусалимского»[52].

Звучит, разумеется, диковато. Не зря некоторые исследователи сопоставляют это предприятие по своему безумию с затеей Петра I принять в русское подданство пиратов Мадагаскара.

Однако, если мы вспомним, что звание «великого магистра» Павел принимает накануне заключения в Петербурге союзного договора с Англией, а в Константинополе — союзного и оборонительного договора с Турцией, то в контекст этих договоров «мальтийская затея» вписывается совершенно естественно. Стратегически Мальта была важна в борьбе с угрозой превращения Средиземного моря во «французское озеро».

Напомним, что именно тогда и состоялась знаменитая русско-турецкая экспедиция в Средиземное море под командой адмирала Ф. Ф. Ушакова, который в XXI веке будет причислен Русской православной церковью к лику святых как праведный воин Феодор Ушаков.

Эскадра Ф. Ф. Ушакова подошла к Ионическим островам. Острова были освобождены от французов. Крепость на острове Корфу взята в осаду.

Какое же тут безумие?

Напротив, все в этой затее стратегически и политически обосновано. И если непостижимое и присутствует, то проявляется оно в другом…

Все политические резоны и стратегические расчеты, связанные с «мальтийской затеей», как и другие перипетии «рыцарской» войны Павла с Наполеоном, существуют как бы без соприкосновения с Россией, вне русской жизни. Вернее, они занимают в русской истории такое же место, как сказка или обрывок древнего эпоса, по ошибке вклеенные в серьезный учебник.

Действительно… Павел в облачении Великого магистра Державного Ордена святого Иоанна Иерусалимского…

Знаменитый, вошедший во все учебники военного искусства, переход А. В. Суворова через Альпы…

Легендарный штурм Ф. Ф. Ушаковым крепости Корфу…

В. О. Ключевский писал, что царствованию Павла «принадлежит самый блестящий выход России на европейской сцене», но, на наш взгляд, эти великие походы и сражения принадлежат истории XVIII века так же мало, как и египетские походы Наполеона…

Они разновременны с событиями, которые происходили тогда и в России, и в мире. Они из того древнего эпоса, в котором Божия воля осуществляется зримо и очевидно для всех, где вожди, герои и рыцари существуют не как образы, а как объективная реальность, формирующая новые великие династии и государства.

Но зарождение подлинных царских династий и должно происходить в подобной мистически-древней глубине, а не среди придворных интриг «шурья». Не криками подкупленных, полупьяных казаков утверждается династия, а в древнем эпосе, где живут герои и рыцари…

И что толковать, дескать, это время давно миновало?

Время тоже в Божией воле, и то Божие Чудо, которое было сотворено с историей в конце XVIII века, лучшее доказательство этому.

После всех трудов энциклопедистов и просветителей, после революционного атеизма зарождается династия Наполеона. В России мы видим рождение — читай записки Екатерины II — династии Павла. И рождаются обе эти династии не придворными интригами, а подвигами героев и рыцарей!

Анализ внешней политики Павла без учета вневременной, эпосообразующей составляющей бессмыслен. Вся павловская политика обращается тогда в хаос, который только и улавливают мемуаристы, воспитанные в духе екатерининского вольтерианства и афеизма (так тогда называли атеизм. — Н.К.).

Действительно…

Россия то воюет с Францией, ограждая от нее Средиземное море, то вступает в союз с Францией, чтобы совершить совместный индийский поход…

Это не вмещалось в сознание екатерининских вельмож, заменивших способность к размышлению заимствованием у французских просветителей общепризнанных истин и готовых шаблонов, облеченных в красивые фразы.

Военный переворот, совершенный Наполеоном Бонапартом 19 брюмера[53] 1799 года, поставил точку на Великой Французской революции. Став первым консулом, Наполеон стремительно выводит из войны Австрию, а в 1801 году начинает переговоры с Павлом об изъятии совместными усилиями «жемчужины английской короны» — Индии.

Эта русско-французская экспедиция достойна была, по словам Наполеона, «увековечить первый год XIX столетия и правителей, замысливших это полезное и славное предприятие». Целью похода должно было стать безвозвратное изгнание англичан из Индостана и освобождение богатой страны от британского ига!

Наполеон предполагал использовать общую армию в семьдесят тысяч человек, из коих с русской стороны двадцать пять тысяч регулярных войск всех родов оружия и десять тысяч казаков.

Французские войска спускались по Дунаю в Черное море. Затем на транспортных судах переплывали Черное и Азовское моря и высаживались в районе Таганрога. Далее Французский корпус должен был идти вдоль правого берега Дона до казачьего городка Пяти-Избянки. Достигнув его, армия переправлялась через Дон и сухим путем шла к Царицыну, а оттуда спускалась к Астрахани. Там французские войска должны были сесть на суда и отправиться в Астрабад, приморский персидский город, который становился главною квартирой союзной армии, — сюда подходили русские войска и казачьи части, и здесь сосредоточивались военные и продовольственные магазины.