Читаем без скачивания Торквемада и испанская инквизиция - РАФАЭЛЬ САБАТИНИ

По протоколам дела Хосе Франко мы в силах не только восстановить цепь событий, но и составить полное представление о том, как применялась юриспруденция инквизиции на практике. Если среди архивов Святой палаты выбирать пример типичного расследования, включающего применение всех обычных для ужасного трибунала методов, то наилучшим образом подойдет процесс, документы которого раскопал Фидель Фита.

Глава XX. АРЕСТ ХОСЕ ФРАНКО

В мае или июне 1490 года (время определено приблизительно) принявший крещение еврей из Лас-Месураса по имени Бенито Гарсиа остановился на постоялом дворе деревни Асторга. То был старый человек лет шестидесяти, по роду занятий чесальщик шерсти, скитающийся из округи в округу.

В таверне, где он сидел за столом, находилось несколько жителей Асторги. То ли из пьяной прихоти, то ли из-за того, что их обворовали, они заинтересовались содержимым заплечной сумки Бенито и обнаружили в ней какие-то травы и облатку для причащения, которую они сочли освященной (а прикасаться к освященной облатке для мирянина было величайшим святотатством).

Находка вызвала понятное волнение. С криками «Кощунство!» выпивохи набросились на евреи и избили. Потом набросили ему на шею веревку, выволокли из таверны и потащили к управляющему Асторги доктору Педро де Вильяда. Его преподобие выполнял функции представителя Святой палаты. Он был искушен в делах инквизиции, и буквально накануне его произвели в инквизиторы Святой палаты города Авилы.

Вильяда внимательно изучил облатку, выслушал рассказ о происшедшем и перешел к крутым мерам, когда Бенито отказался дать объяснения. Он назначил ему двести плетей, но тот продолжал упорствовать. Тогда еврея подвергли пытке водой, и он выдал себя. У нас нет записей, содержащих дословное изложение его признаний, но имеются слова, сказанные им впоследствии Хосе Франко, о том, что «он рассказал больше, чем знал, и достаточно, чтобы отправиться па костер».

Заполучив от Бенито признание вины, Вильяда в соответствии с предписаниями «Directorium» принялся выпытывать у него имена сообщников. Нам известны обычно применявшиеся методы, и мы можем с достаточной уверенностью сделать предположения о дальнейшем ходе расследования.

Следуя наставлениям Эймерико, Вильяда, безусловно, напустил на себя сочувствующий вид в беседе с подсудимым, обвиняя прежде всего тех злодеев, которые ввели его в заблуждение, и обещая помочь, если он укажет истинных виновников, ибо единственным доказательством искренности его раскаяния может служить лишь откровенное и добровольное разоблачение тех, кто вверг его в это прискорбное заблуждение.

Из случайных упоминаний о Бенито Гарсии в записях по делу Хосе Франко вырисовывается образ отчаявшегося человека с мрачным сардоническим юмором, проблески которого пробиваются даже сквозь бесчеловечную сухость официальных документов, – образ человека, вызывающего у нас симпатию.

Он полон презрения к христианам, чью религию принял в годы юности, сорок лет назад, застигнутый врасплох ее проповедниками, и от которой тайно отрекся за пять лет до своего ареста. Его терзали угрызения совести из-за измены иудейской вере, в которой он был рожден; он считал, что над ним тяготеет проклятие, брошенное отцом, когда он решился на вероотступничество; он уже не придерживался высокого мнения о христианстве, ибо при виде костров веры пришел к умозаключению, что религия, использующая такие методы, – несостоятельна; у него вошло в обыкновение насмехаться над евреями, склонными к христианству.

«Давайте, принимайте крещение, – едко бросал им Бенито, – а затем идите и смотрите, как здорово горят новые христиане» (Эти слова следует рассматривать как его собственные, поскольку они приведены в показаниях Хосе Франко и впоследствии подтверждены самим Бенито ).

В тюрьме Авилы – когда его перевели туда – он открыто заявил о своем желании умереть в вере своих предков.

Казалось бы, очутившись в сетях инквизиции и испытав на себе ужасы пыток, он должен был осознать сладость жизни и страстно ухватиться за возможность воспользоваться лазейкой, столь соблазнительно обещанной ему преподобным отцом.

На допросе 6 июня он рассказал Вильяде историю своего возвращения к иудаизму. Бенито поведал, что пять лет назад во время разговора с неким Хуаном д'Оканья – новообращенным, который в сердце своем оставался иудеем, хотя носил личину христианина, – последний убедил его вернуться к иудейской вере, утверждая, что истории о Христе и Деве Марии являются выдумками и что нет справедливого закона, кроме закона Моисея. Вняв его уговорам, Бенито совершил множество поступков в соответствии с иудейской верой. Например, он не посещал церковь (хотя крестил своих детей, чтобы нехристианство детей не выдало его собственного вероотступничества), не соблюдал религиозные праздники, ел мясо в пятницу и в дни постов в доме Мосе и Хосе Франко – иудеев из Темблеке, где он мог есть мясо, не опасаясь, что его выдадут. И если в течение этих пяти лет он не совершал иудейских ритуалов и не придерживался строго иудейских обычаев, то лишь из опасения быть разоблаченным; тогда как христианских обычаев он придерживался лишь внешне, чтобы не дать повода усомниться в его верности христианству. На исповедях он сообщал священнику церкви в Ла-Гвардии заведомую ложь и никогда не ходил к причастию, «ибо считал праздник тела Христова лишь фарсом». Он даже прибавил, что при виде соответствующей процессии плевался и делал непристойный жест – показывал «фигу».

В этой части своего признания Бенито Гарсиа, скорее всего, был неискренен, и мы можем предположить, что он лишь подтверждал то, что наговорил на себя во время пытки. Вообще чтобы полностью разобраться в том, что касается Бенито Гарсии, требуются протоколы по его собственному делу, которые еще не обнаружены. Пока же нам приходится опираться на случайные данные, почерпнутые из досье другого обвиняемого и отражающие прежде всего отношение к нему со стороны Хосе Франко.

Арест Хосе Франко, юноши двадцати лет, и его отца Са Франко, старика восьмидесяти лет, был следствием признания Бенито Гарсии. Их арестовали 1 июля 1490 года по обвинению в обращении христиан в свою веру, примером чему был случай с тем же Бенито Гарсией, принявшим в свое время христианство.

Другой сын Са Франко, Мосе, погиб во время ареста или вскоре после него, ибо по его участию в преступлении даже не успели завести дело.

Хуан д'Оканья был арестован на тех же основаниях. Их отвезли в Сеговию и заключили там в тюрьму Святой палаты. В тюрьме Хосе Франко заболел так серьезно, что посчитал себя на краю жизни.

Лекарь Антонио из Авилы, говоривший на иврите или жуткой смеси иврита и латыни, распространенной среди евреев в Испании, взялся ухаживать за больным юношей. Хосе умолял доктора уговорить инквизиторов прислать иудея, чтобы исповедать его и приготовить к смерти.

Лекарь, который был шпионом, как и все сотрудники Святой палаты, передал просьбу инквизиторам. У них появился шанс воспользоваться одним из предписаний Эймерико. Они поручили доминиканцу Альфонсо Энрике выдать себя за иудея и явиться к умирающему. Монах владел языком, на котором разговаривали евреи в Испании. Он представился юноше раввином по имени Абраам, сумел обмануть его и завоевать доверие узника.

Он вынудил Хосе признаться ему, умело придерживаясь линии, рекомендованной автором «Directorium».

Следует помнить, что Эймерико предписывал не формулировать вопросы в конкретной форме, а спросить обвиняемого о предполагаемых им причинах ареста в надежде получить новые, неизвестные до сей поры материалы.

На той стадии против Хосе Франко и прочих узников не было обвинений, кроме – что само по себе достаточно серьезно – показаний Бенито Гарсии об их стараниях возвратить его к иудаизму. Переодетый монах начал с вопроса о том, в чем считает себя заподозренным несчастный юноша,

Хосе, который еще не знал, в чем именно его обвиняют, поддавшись на эту уловку, веря, что перед ним раввин, ответил, что «его арестовали по причине «mita de nahar» осуществленное по подобию «Otohays».

На иврите «mita» означает «убийство», «nahar» – «мальчик», а «Otohays» – буквально «тот человек»; последнее используется подобно выражениям из Евангелия от Луки (глава XXIII, 4) и из Деяний святых Апостолов (глава V, 28) для указания на Христа.

Хосе попросил лжераввина сходить к главному раввину синагоги Сеговии – человеку уважаемому и влиятельному – и сообщить ему об этом факте, но сохранить в тайне от остальных.

Доминиканец направился с отчетом к инквизиторам, пославшим его для сбора новых сведений, и его рассказ был подтвержден лекарем, который подслушивал разговор Альфонсо Энрике с Хосе.

По приказу инквизиторов фра Альфонсо Энрике вернулся в тюрьму к Хосе через несколько дней, чтобы попытаться вытянуть из юного еврея дополнительные подробности. Но юноша – возможно, после выздоровления к нему возвратилась определенная настороженность – проявил величайшую недоверчивость к лекарю, крутившемуся возле него, и ни словом не обмолвился о деле» (Это видно не только из показаний лекаря и монаха-доминиканца, но и из признаний самого Хосе Франко, сделанных на допросе 16 сентябре 1491 года )