Читаем без скачивания Мистерии доктора Гора и другое… - Александр Половец

Усы, прямые проборы, стоячие белые воротники с отворотами, подпирающие шею — с выцветших фотографий мужчины напряженно смотрели через треснувшее стекло в темных рамках, пережившее людей с портретов. Тут же рядом художники устанавливали треноги с акварелями, а то и укладывали прямо на траву обрезки фанеры и на них — свои картинки.

Мужички — в прошлом, наверное, мастеровые — а сейчас никчемные людишки с испитыми физиономиями — старались продать свой, ставший ненужным, инструмент. Сиплыми голосами они зазывали случайного покупателя: поржавевшие при долгом бездействии молотки, отвертки, пассатижи, обрезки водопроводных труб, гнутые гвозди, болты и шайбы в картонных, оставшихся от давно сношенной обуви, коробках. При удаче, мужички сворачивали тряпицы с оставшимся добром, объединялись по интересам в небольшие компании, по два-три рта, торопились — кто к пивному ларьку, кто к ближнему магазину с винным отделом.

Предлагалась и прочая мелочь. А еще опрятные бабульки держали перед собой шерстяные носки-варежки, вязанные специально к торговому дню… Эти, стесняясь, объясняли покупателю — что не для себя, песику на лакомство, что бывало и правда, но не всегда.

Попадался и благородный, можно сказать, товар: альбомы с марками причудливой треугольной формы, прозрачные мешочки-конверты с просматриваемыми в них монетами — случалось, действительно старинными, петровской чеканки, алтынами, и другие — с профилями королей-императоров, чьих империй и королевств давным-давно нет на географических картах, и названия которых найдешь разве что в исторических энциклопедиях. И отдавалось-то все задешево, как было не заглянуть сюда. Даже и просто из любопытства.

Хотя не совсем: с одной стороны, получался интересный день — на людях; но какие-то безделицы Шумский все же приобретал — то старую трубку с остатками перламутровой инкрустации принес домой, хотя сам он отродясь не курил. Так — показалась она ему, вот и все… Или — подсвечник причудливой формы, и он нашел место на полке среди похожей ерунды, что скопилась перед корешками редко снимаемых отсюда книг.

Однажды Шумский потрогал там протянутый ему на длинной цепочке предмет, оказавшийся карманными часами, повертел в руках, циферблат их прикрывала потускневшая желтоватая металлическая крышка — открывать он ее не стал: уж больно настырным показался ему старикан, хоть и просивший какую-то совсем пустяковую сумму, а значит, за неисправный товар, приговаривая при этом «мозер», «мозер»… Было заметно, не терпелось старику избавиться от часов, по возможности, скорее. К старику никто не подходил — шли мимо, вовсе не замечая его товар и его самого.

Шумский, похоже, был первым, кто остановился рядом с ним. Старик оживился, будто ждал здесь именно его, Шумского. «Мозер», «мозер»… На отошедшего было Шумского старик недобро посмотрел и даже головой покачал с укоризной. Только на что ему, Шумскому карманные часы, да еще остановившиеся, наверное, Бог знает когда — он и свои ручные носил больше по привычке и вообще относился к бегу времени с опаской и даже с недоверием. Кроме наручных, не было у него и дома других, даже захудалого будильника.

Оставив в тот раз рынок, Шумский пожалел — почему он не взял часы, надо бы было так, хоть бы из любопытства, взглянуть на циферблат, даже вернулся, почти сразу, только старикана с часами там уже не было.

Кому, казалось, рынок мешал? Властям виднее — решили завсегдатаи самодеятельного торгового предприятия. А, может, и правда, начальству мешал. Ну, развитию городской коммерции, например, той ее части, которую контролировали люди сверху, и, значит, имели в ней свой интерес.

Жаль, рассуждал по этому поводу Шумский: во-первых, вдруг образовался свободный день, который ему, жившему одиноко и, вообще, без друзей, решительно нечем было занять, а привычка сохранилась… Книги, хранившиеся дома, — их оставила ушедшая от Шумского женщина, жена-не жена, так, прожили вместе, — все прочитаны, газет же он не выписывал, хватало телевизора. Случалось, сосед по этажу, тоже, кажется, бобыль, заглянет одолжиться солью или вернуть прихваченную до получки трешку… Приятелей — таких, чтобы принять дома, у Шумского давно не было, компания распалась с уходом отсюда жены.

Барахолке же он нашел вскоре замену: много товара с блошиного рынка перекочевало на прилавки, и даже под прилавки, антикварных магазинов, которые появились теперь во многих кварталах города. Шумский облюбовал один из них, тот, что нашелся в окраинном районе города, не в центре. Вещицы там, и правда, оказывались иногда занятные — и по цене доступные.

В один из таких пустых дней Шумский заглянул сюда — и не напрасно: его внимание привлек предмет, помещенный под стекло прилавка среди старых колец, брошей и прочей бижутерии. Карманные часы, их корпус был выполнен из желтого металла — бронза-не бронза, кто знает — не золото же, лежали потемневшим циферблатом кверху. Лежали как-то боком: плоско им не давали лечь раскрытые крышки — передняя и задняя. Шумскому они напомнили те, что видел он на рынке.

Уж не старик ли занес их сюда — его Шумский почему-то запомнил. Повертев в руках часы, Шумский предположил, что они не очень старые и уж, во всяком случае, точно не старинные. А то, что цифры на циферблате римские, так ведь и сейчас такие делают, следящие за модой это ценят. И еще — окошечки с числом месяца и днем недели, обозначенным тремя первыми буквами…

Как они сюда попали — вдовствующая ли тетка, обнаружив часы в дальнем ящике комода, занесла, ну, и заработала несколько нелишних рублей. Вороватый ли пацанок, зная их бесхозность, и что скоро часов никто не спохватится, вынес потихоньку из дома. А может, все же тот старик сдал, отчаявшись найти на барахолке покупателя.

Приценившись у скучающего продавца, протиравшего стекло прилавка и переставлявшего безо всякой нужды на полке, позади прилавка, настольные лампы и фотоаппараты-гармошки, судьба которых вряд ли скоро переменится — стоять им здесь и стоять, Шумский понял, что купить часы он может, и вдруг они ему даже показались необходимы. Может, потому необходимы, что своих карманных у него никогда не было… Часы, конечно, стояли, но перед тем, как платить, Шумский завел их, послушал ровное тиканье, поставил верное время, сверившись со своими наручными, продавец показал ему, как поставить дату — было 28-е. И рядом — «вос», то есть воскресенье.

Заглянув в плоский кармашек бумажника, Шумский выудил из него несколько рублей, что соответствовало сумме, указанной в болтавшейся на петельке корпуса часов этикетке, и поместил в тот же кармашек часы и квитанцию, выписанную от руки продавцом, на которого, казалось, акт продажи товара не произвел ни малейшего впечатления. Только, крутанув для порядка ручку неожиданно забренчавшего кассового аппарата и вручая квитанцию, он внимательно на Шумского посмотрел, задержал на нем недолго взгляд и снова опустил голову…

А дома… дома обнаружилось, что внутри часов существовал механизм, который будучи заведенным, исполнял нехитрую мелодию тонким перезвоном: «там., там… там-там… та-м-м-м…». Шумский вспомнил, что такие часы уважительно называют «брегет». Он послушал их, пока завод не кончился, и стал рассматривать под лампой циферблат: «Мозер» — разобрал он надпись и закрыл крышку — до утра. Утром же он, вспомнив о покупке, первым делом открыл переднюю крышку часов и убедился, что идут они исправно. Ну, и хорошо…

Вернувшись со службы, прежде всего, Шумский приложил часы к уху — тикают. Почему-то весь день ему не терпелось услышать это тиканье. А, взглянув на циферблат, — огорчился: время часы указывали точно то, что он поставил вчера днем в магазине, перед тем как платить за них. И в окошечках сохранялось вчерашнее — «28» и «вос». Досадно…

Ведь сегодня к утру часовая и минутная стрелки совершили ровно ту часть оборота, которая соответствовала прошедшему за ночь времени, окошечки показывали «29» и «пон», что с удовлетворением отметил Шумский, уложив брегет на той же полке. А сейчас они указывали точное время покупки — его Шумский заметил и запомнил, пока продавец выписывал квитанцию, пристроившись на прилавке рядом с кассовым аппаратом, что содержался здесь, скорее, для проформы. Мало ли что… День же «вос» и дата «28» были вчера проставлены самим продавцом.

В магазин вернуть их сегодня — поздно. Значит, завтра… А отдавать все равно жаль. Тем более, что механизм исправно выдавал недолгую, насколько хватало завода, мелодию: «там., там… там-там… та-м-м-м…». Но показать, не возвращая, просто показать в магазине все же стоило, рассудил Шумский: может, продавец подскажет неизвестный Шумскому секрет давно, наверное, почившей в бозе фирмы «Мозер» — тогда часы пойдут исправно.

Держать при себе их Шумский все равно не станет — днем достаточно и наручных. А так, взглянуть на них, чтобы не пропустить время начала передачи новостей, и потом, совсем перед сном, крутануть завод музыкального механизма, дождаться последней ноты, звучащей гораздо дольше, чем все предыдущие — и до утра. «Та-м-м-м…».