Читаем без скачивания Рождение Британии - Уинстон Черчилль

Но у короля еще оставался один, последний ход. Вдохновляемый папой, он принес клятву крестоносца и призвал папский престол отлучить своих противников от церкви. В этом ему не отказали. Теперь, по сравнению с 1213 г., условия полностью переменились. Бароны, считавшие себя борцами за веру, противостоящими отлученному королю, сами оказались под церковным проклятием. Но столь поспешное применение церковных мер повлияло на них не совсем так, как рассчитывал Иоанн, – оно устранило один из немногих факторов, который еще сдерживал баронов. Ободренные военными неудачами короля за границей, они, несмотря на папскую буллу, упорствовали в своих требованиях. На их стороне оказалась и значительная часть священников. Маневры Иоанна, пытавшегося оторвать духовенство от баронов и обещавшего даровать церкви свободу выборов, оказались тщетными. Для оппозиции единственным выходом представлялось вооруженное восстание. Хотя впоследствии архиепископ показал себя человеком, не желающим идти на крайности и отнюдь не стремящимся к гражданской войне, именно он убедил баронов сформулировать свои требования на основе уважения древних обычаев и законов и сформулировал принципы, за которые они могли бороться помимо защиты своих собственных классовых интересов. После сорока лет существования административной системы, сформированной Генрихом II, противники Иоанна ушли далеко вперед по сравнению с магнатами времен короля Стефана. Они научились думать разумно и конструктивно. Вместо своевольного деспотизма короля они предлагали уже не губительную анархию феодального сепаратизма, а систему сдержек и противовесов, которая бы позволяла им согласовывать свои действия с монархией и препятствовала бы извращению сути королевской власти тираном или глупцом. Вожди баронской оппозиции в 1215 г. в полумраке, наощупь двигались к одному из фундаментальных конституционных принципов. Правительство отныне должно означать нечто большее, чем самоуправство кого-либо, а обычай и закон должны стоять даже выше короля. Именно эта идея, возможно понимаемая не совсем так, как в наши дни, придала единство и силу баронской оппозиции и превратила хартию, вызванную к жизни их требованиями, в документ непреходящего значения.

Одним июньским утром бароны и духовенство начали съезжаться на большом лугу в Раннимеде, между Стейнсом и Виндзором. Время от времени собравшихся охватывало чувство страха. Многие так и не прибыли к месту сбора, а немногие явившиеся смельчаки знали, что король никогда не простит им своего унижения. Он будет преследовать их, когда только сможет, так что по крайней мере те из собравшихся, кто не имел духовного сана, поставили на кон свои жизни. Для короля устроили небольшой трон и шатер. Несколько баронов, похоже самых решительных, набросали на пергаменте короткий документ. Их слуги и вассалы застыли в мрачном молчании на некотором удалении. Разве восстание с оружием в руках против короны – не самое тяжкое феодальное преступление? Затем события стали развиваться быстро. Со стороны Виндзора появилась небольшая кавалькада. Постепенно люди начали различать лица короля, папского легата, архиепископа Кентерберийского и нескольких епископов. Они спешились без каких-либо церемоний. Кто-то, возможно архиепископ, коротко изложил предъявляемые условия. Король сразу же объявил, что он согласен. Он сказал, что о деталях нужно тут же договориться в его канцелярии. Оригинальный документ, на котором и основаны «Статьи баронов», хранится сейчас в Британском музее. Он был узаконен в спокойной обстановке, в ходе короткой встречи, ставшей одной из самых знаменитых в нашей истории, 15 июня 1215 г. Затем король возвратился в Виндзор. Примерно четыре дня спустя была, вероятно, юридически оформлена и сама Великая хартия. В последующие столетия ей суждено было стать фундаментом таких принципов и систем управления, о которых не мечтали ни король Иоанн, ни сами его бароны.

В начале 1216 г. сложились, похоже, все условия для того, чтобы Иоанн все же нанес поражение баронской оппозиции и отомстил за унижение Раннимеда. Однако еще до конца лета король умер, а сама «Хартия» пережила и нападки папы, и испытание войной. В следующие сто лет ее переиздавали 38 раз, поначалу с несколькими значительными изменениями, но с сохранением важнейших положений. Затем до XVII в. о «Хартии» мало кто слышал. Через двести с лишним лет парламентская оппозиция, пытавшаяся противостоять поползновениям Стюартов на свободу подданных, отыскала ее и сделала своим лозунгом, объединившим страну в борьбе против угнетения. Так была создана славная легенда о «Хартии свобод англичанина».

Если отбросить риторические восхваления, столь щедро отпускаемые в адрес «Великой хартии вольностей», и изучить сам документ, то обнаруживается, что он довольно любопытен. По форме «Хартия» напоминает правовой договор и состоит из 61 пункта, каждый из которых посвящен либо различным вопросам управления и феодальным обычаям, либо содержит тщательно разработанные условия выполнения тех или иных обязательств. В нем совершенно отсутствует какое-либо заявление о принципах демократического управления или правах человека. Это не декларация конституционной доктрины, а практическое пособие по исправлению текущих злоупотреблений в феодальной системе. На первое место в нем выходят вопросы взимания скутагия, освобождения от его уплаты, феодальная опека. Само упоминающееся в «Хартии» понятие «свободный человек» не имело еще современного значения, и сомнительно, что под ним понимался даже слой богатейших купцов, не говоря уже о крестьянах или беднейших классах, составлявших основную часть народа. Со, стороны короля в документе содержалось обещание хорошего управления в будущем, но оно ограничивалось соблюдением обычных привилегий и интересов баронов как класса. В свою очередь, бароны вынуждены были пойти на некоторые обязательства перед своими арендаторами. Ограничения, навязанные Иоанну, в какой-то мере применялись и к крупным арендаторам, но соблюдались они скорее для приличия. Вилланам, в том, что касается их защиты, уделено столько же внимания, сколь и ценному движимому имуществу, закрепленному за поместьем, а не за свободными гражданами королевства.

XIII веку суждено было стать великим столетием парламентского развития, однако в «Хартии» нет никакого упоминания ни о парламенте, ни о представительстве кого-либо, кроме баронов. Великие лозунги будущего не нашли себе здесь места. По сути, «Хартия» – это удовлетворение феодальных жалоб. Недовольный правящий класс добился этого от противящегося ему короля. Речь идет о сохранении тех привилегий, на которых настаивали бароны, и при этом игнорируются некоторые очень важные вопросы, которые король и бароны должны были решить, как, например, условия военной службы.

Вместе с тем нельзя легко отмахиваться от «Великой хартии вольностей», как это сделал один современный писатель, назвавший документ «памятником классовому эгоизму». Даже в те дни люди всех званий выше виллана были заинтересованы в обеспечении неприкосновенности землевладения от возможных незаконных притязаний. Более того, даже самые крупные магнаты могли владеть – и часто владели – помимо своей основной усадьбы участками земли в самых разнообразных формах: на основе рыцарской службы (держания), по праву сокиджа[40] или по завещанию. Таким образом, заботясь о себе в Раннимеде, бароны фактически защищали и закрепляли права всего земельного класса – простых рыцарей с двумястами акрами, крестьянина или йомена с шестьюдесятью. И есть свидетельства, что во всей стране «Хартию» воспринимали именно так. В 1218 г. один чиновник попытался отменить своей волей решение местного суда в Линкольншире. Жертвой оказался крупный собственник, но все графство выступило в его поддержку, за «клятвенно обещанную и дарованную свободу», действуя «с ним, за себя так же, как за него, и за общество всего королевства».

Даже если магнаты XIII в. мало понимали, что такое общие свободы, и еще меньше думали о парламентской демократии, они все же закрепили один принцип, которому было суждено иметь первостепенное значение для будущего развития английского общества и английских институтов. По всему документу проходит красной нитью мысль о том, что существует закон, который выше короля и который даже он не должен нарушать. Подтверждение высшего закона и его выражение в грамоте являются великим достижением «Великой хартии вольностей», и уже одно это оправдывает то уважение, которое питают к ней люди. Правление Генриха II, по мнению большинства уважаемых исследователей, знаменует начало господства закона. Но корона еще оставалась над законом, а правовая система, созданная Генрихом, могла стать, что продемонстрировал Иоанн, инструментом угнетения.

В первый раз сам король оказался связан законом. Этот основной принцип пережил многие поколения, развивался на протяжении веков и приобрел свое настоящее значение через многие годы после того, как феодальные распри начала XIII в. ушли в прошлое. Со временем «Хартия» стала незыблемым свидетелем того, что власть короны не абсолютна.