Читаем без скачивания Очерки агентурной борьбы: Кёнигсберг, Данциг, Берлин, Варшава, Париж. 1920–1930-е годы - Олег Черенин

Сотрудники плацувок, работавшие в других западноевропейских и азиатских странах и замыкавшиеся в своей деятельности на реферат «Запад», использовали свои агентурные и информационные возможности для получения информации по Советскому Союзу. Такие разведчики, как Михал Домашевич (Amurat, Zobejda), Ян Хельцман (Dragoman), Вацлав Латиньский, Станислав Лукашевич (Tel Aviv), Станислав Коженевский (124), Александр Квятковский (Hamlet), Ежи Литевский (Hingan), Кароль Дубич-Пентер (Anitra), Константы Рокицкий (Rok) и другие, со своей стороны вносили весомый вклад в общую копилку информированности польских инстанций.

Одна из инициатив Незбжицкого, направленная на совершенствование разведывательной деятельности в СССР, была связана с идеей создания на его территории резидентур, действующих с нелегальных позиций. Нужно сказать, что объективные предпосылки к тому были. Польская разведка имела значительный опыт проведения таких операций в 1920-е годы. Особенно много нелегальных групп действовало на Украине и в Белоруссии вплоть до начала 1930-х годов.

Так, одна из крупнейших нелегальных резидентур 2-го отдела была создана в конце 1929 года с организационным ядром в Киеве. У ее истоков стоял нелегальный резидент 2-го отдела Виктор Иосифович Бриль. Эта операция польской разведки дает нам возможность продемонстрировать формы и методы ее работы по инфильтрации своей агентуры в Советский Союз с последующим формированием крупных разведывательных резидентур.

В 1928 году польской контрразведкой после ареста был завербован член ППС (левицы) Виктор Иосифович Бриль. Положительно себя зарекомендовав на практической работе в качестве агента по освещению деятельности партийных организаций, он в июне 1929 года получил предложение своего руководителя — начальника Лодзинской дефензивы Вайнера — о выезде в СССР с заданием формирования на основе уже имеющейся агентурной группы крупной разведывательной резидентуры.

Используя свои связи в советском торгпредстве в Данциге, Бриль в качестве политэмигранта прибыл в Москву, откуда по назначению от Киевского комитета КП (б) Украины был направлен на работу заведующим интернатом Польского механического техникума в Киеве. Легализовав, таким образом, свое пребывание в СССР, он приступил к налаживанию контактов с уже имеющейся агентурой польской разведки.

В частности, с использованием возможностей старого курьера Кавецкого он приступил к изучению ряда лиц, работавших на заводах «Арсенал» в Киеве и авиазаводе № 43. Использовав свое должностное положение в техникуме, Бриль привлек к сотрудничеству ряд студентов и выпускников, которые, получив направление на производство, разъехались по всей стране. Один из них, некий Гельнер, обосновавшись в Москве, из бывших выпускников киевских учебных заведений создал агентурную группу, действовавшую на ряде московских военных заводов.

Через агента-связника Льва Клячко, являвшегося содержателем конспиративной квартиры на Троицкой улице, была установлена связь с кадровыми сотрудниками разведки, работавшими «под крышей» польского консульства в Москве. Для руководства текущей разведывательной работой резидентуры в 1932 году в столицу был переброшен и сам Бриль.

Выполняя задание польской разведки, он еще до отъезда вошел в контакт с членами польской молодежной группы «ГОЛ» (Группа освобождения личности), как писали в своих документах украинские чекисты, «антисоветской, контрреволюционной организацией». Очевидно, имея какие-то указания на характер ее деятельности и возможную связь с польской разведкой, чекисты спланировали перспективную операцию по внедрению своей агентуры в ее агентурную сеть с использованием «ГОЛа».

Какие изощренные способы при этом использовались советскими контрразведчиками, иллюстрирует уголовное дело бывшего агента Киевского областного отдела ГПУ Ф. М. Яворовского. Этот в целом рядовой эпизод противоборства польских и советских спецслужб интересен как один из примеров комбинационного мышления разработчиков операции, которые, используя ситуацию с существованием реальной антисоветской подпольной организации, сначала дали ей возможность развиться, а потом, в числе реальных перебежчиков — ее членов, внедрить своего агента в агентурную сеть польской разведки.

Особую «пикантность» этой разработке также придает участие в ней замечательного советского киноактера Вацлава Яновича Дворжецкого, известного зрителям по кинофильмам «Щит и меч», «Красное и черное», «Забытая мелодия для флейты с оркестром» и многим другим (всего 92).

Так, в июне 1928 года для освещения процессов, происходящих в польской молодежной среде, киевским отделом ОГПУ был завербован некий Феликс Михайлович Яворовский. Очевидно, с его помощью, а также с помощью других агентов — Владимира Остроменского и Константина Маевского — стало известно о подпольной польской молодежной организации «ГОЛ», в которой «первую скрипку» и играл Вацлав Дворжецкий. Ему в 1929 году исполнилось девятнадцать лет. Всего было проведено два заседания «ГОЛа», в которых приняли участие пять человек. В качестве средства борьбы с советской властью было принято решение о создании подпольной типографии. Из этой затеи ничего не вышло, и приятели решили просто эмигрировать в Польшу. Первую попытку они предприняли вполне официально через местного антиквара Романа Туркевича, который якобы имел контакты с польским консульством в Киеве.

Когда приятелям стало известно, что Туркевич арестован как польский шпион, они решили перейти границу нелегально. Был разработан план, согласно которому предполагалось выехать поездом из Киева в Шепетовку, после чего проследовать к бывшему однокашнику по киевской профессиональной школе Болеславу Мовчану, проживавшему в селе Клембовке, недалеко от границы. Подозревая своего товарища Владимира Остроменского в сотрудничестве с ОГПУ, Яворовский и Дворжецкий решили вдвоем осуществить свой план по нелегальному переходу границы[271].

Замысел удался вполне. С помощью местного контрабандиста им удалось перейти границу, после чего они были доставлены в местную «стражницу» польской пограничной охраны. Через неделю задержанные подверглись допросу со стороны капитана польской разведки, которого особо интересовало расположение частей Красной армии в Киеве, а также выпускаемая продукция промышленных предприятий города. Через некоторое время к капитану присоединился другой сотрудник «двуйки», прибывший из Варшавы.

Позже в своих показаниях на следствии в ОГПУ Дворжецкий сообщил: «Основная установка “варшавского” сводилась к следующему: в Польше нам еще не доверяют, так как мы пользы никакой не принесли. Вследствие этого принять на жительство не могут и что нужно доказать свою преданность Польше… после чего может быть речь о приеме, материальном обеспечении и что дадут возможность получить высшее образование».

Получив согласие друзей на проверку их лояльности в отношении Польши, «варшавский» завербовал их с заданием сбора информации в СССР по вопросам, интересующим польскую разведку. Кроме информационных задач, им были даны задания по привлечению к сотрудничеству знакомых, проходящих службу в Красной армии, — курсанта артиллерийской школы в Киеве и сына швейцара польского клуба, служившего в среднем комсоставе на железной дороге.

Вернувшись обратно в СССР, Яворовский доложил своим руководителям в Киевском отделе ГПУ УССР о выполнении задания по внедрению в польскую разведку. Тем не менее какие-то сомнения в его честности у украинских чекистов возникли. Когда ему было предложено вернуться в Польшу, «выполнив задание польской разведки», Яворовский категорически отказался. В январе 1930 года, «обрабатывая» его приятеля Голяновского, чекистам стало известно, что отказ вернуться в Польшу был вызван страхом Яворовского перед поляками, так как ранее он перед Голяновским и Дворжецким расшифровался как агент ОГПУ. На дальнейших действиях по внедрению своей агентуры в польскую разведку сотрудниками украинских органов безопасности был поставлен крест. Теперь-то и стал возможен арест всех участников перехода в Польшу как польских шпионов. Несколько позже была ликвидирована и вся резидентура Бриля.

В ходе следствия выяснилось, что Дворжецкий старался честно выполнить задания польской разведки. На купленную карту города он нанес отметки о дислокации частей киевского гарнизона, сделал другие, уличавшие его в шпионаже, заметки.

20 августа 1930 года Судебная тройка при Коллегии ГПУ УССР приговорила Дворжецкого к десяти годам заключения. О том, насколько обоснован был такой строгий приговор, стало известно гораздо позже. После отбытия двух сроков заключения Вацлав Дворжецкий стал добиваться своей реабилитации. В результате проверки через возможности органов безопасности ПНР были обнаружены оригинальные документы 2-го отдела Главного штаба, из которых следовало, что В. Дворжецкий был включен в агентурную сеть довоенной польской разведки с выплатой денежного вознаграждения, датированной 27 июля 1929 года.