Читаем без скачивания Пленники Барсова ущелья - Вахтанг Ананян

Гагик достал из сумки Шушик тетрадку, вырвал из нее страничку и, разделив на части, сделал несколько билетиков.

Ашот с презрительной улыбкой следил за товарищем, и в его черных глазах сквозило изумление: как это случилось, что такой мягкий и покорный мальчик вдруг стал серьезным, решительным?… «У него, вероятно, какие-то старые счеты со мной», — подумал Ашот и начал копаться в памяти, когда и какое зло он сделал Гагику. Но ничего, конечно, не вспомнил.

«Или завидует он тому, что я старший? — мысленно предположил Ашот. — Да, конечно! Сам думает стать начальством… Станешь ты, как же!..» И Ашот рассмеялся наивности товарища.

— Ты что смеешься? Думаешь, шучу? — все больше распалялся Гагик. — Вот твой билетик! В нем пять имен. Четыре зачеркнешь, одно оставишь. Потом отнесешь и бросишь вон за тот камень.,

«Неприятно вышло», — думал Асо, но скромность не позволила ему вмешаться в спор.

Саркис молчал, но, по-видимому, тоже не был против переизбрания Ашота. Шушик сидела, погруженная в раздумье. Но вот, словно решившись, она сказала Гагику:

— Хорошо, дай и мне такую записку и карандаш.

Угроза, почудившаяся Ашоту в словах девочки, обрадовала его. Уж она-то, Шушик, безусловно за него! Что до Саркиса, то ему ведь он сделал столько добра! Было бы просто черной неблагодарностью голосовать против своего спасителя! «И Асо, конечно, мой, — быстро взвешивал Ашот свои шансы. — А раз так, значит, четыре голоса из пяти обеспечены! Ведь я-то тоже голосую! А Гагик останется один…»

И, снова почувствовав свою силу, Ашот вызывающе сказал:

— Ну, что же все вы отворачиваетесь? Смелости не хватает? Гляди, Гагик! Я не боюсь! Прямо на твоих глазах зачеркиваю твое имя… Вот тебе и тайное голосование!

— Нет уж, братец! Пускай мы трусливы, но голосование будет тайным. Асо, смотри сюда. Это первое имя ты сумеешь прочитать — оно твое. Второе — Саркиса, третье…

— Это я тоже умею читать… Это… — смущенно пробормотал пастушок.

Гагик засмеялся:

— Ну конечно, умеешь! Это ведь имя Шушик.

— Буква «ш» начинается крючком, как у моего посоха, потому я ее и не забываю, — поспешил оправдаться Асо.

— Да, да… А кончается кренделем, как хвост у Бойнаха… Так?… Ну, шутки в сторону! Слушай: четвертое имя — Ашота, пятое — мое.

Единственным карандашом, бывшим в их распоряжении, ребята сделали отметки в билетиках, свернули их в трубочки и бросили за камень.

— Теперь, Ашот, надо избрать счетную комиссию, — сказал Гагик. — Так как я и ты — заинтересованные стороны, пусть считают они.

— Хорошо, — сказала Шушик, — сосчитаем мы с Саркисом.

— А Асо?

— Ну, он по-армянски только свое да мое имя прочитать может, а ваши пока не отличает одно от другого, — засмеялась девочка.

Теперь она уже радовалась перевыборам и сгорала от нетерпения узнать, кто же и сколько голосов получит. Очень интересное занятие придумал Гагик!

И Шушик побежала за билетиками. Вернувшись, она подсела к Саркису, и вместе они начали подсчитывать голоса.

— «Асо»… — шептала Шушик. — Загибай пальцы. Саркис. Загнул один? Еще «Асо», еще… Ой, три! — в радостном изумлении воскликнула девочка.

Ашот и Гагик, сидя в сторонке, делали вид, что чем-то заняты. В действительности же они напряженно вслушивались в шепот, доносившийся из угла. Казалось, что там решался вопрос, быть им или не быть.

Наконец Шушик поднялась и с билетиками в руках подошла к товарищам. Вид у нее был торжественный, лицо сияло от удовлетворения. В голубых глазах девочки сверкали теплые искорки, но в то же время в них затаилась и легкая усмешка.

«Прошел!» — с уверенной гордостью подумал Ашот, но тут же и посмеялся над собой: «Радуюсь так, точно могло быть иначе!» И он свысока оглядел товарищей. Ему не терпелось стать свидетелем собственного торжества.

А Шушик, как нарочно, тянула — ведь сама-то она уже знала результаты!

— Знаете, что вышло? — сказала она наконец, стараясь оставаться спокойной. — Удивительно все получилось. Хотя, пожалуй, не удивительно, а просто хорошо, как и должно было быть. Теперь наш старший — Асо…

И Шушик пристально посмотрела на товарищей: какое впечатление произвели на них ее слова?

Саркис молча улыбался. Он, по-видимому, был вполне удовлетворен. В черных глазах Гагика сверкали на смешливые огоньки. Он торжествовал победу. Асо ахнул и покраснел до корней волос. Чтобы скрыть смущение, он отвернулся и стал гладить Бойнаха. А Ашот?… Ашот просто окаменел. Сначала он даже не поверил своим ушам.

— Как! Да вы, наверное, ошиблись в счете! — воскликнул он.

— Нет, мы сосчитали верно… Вот, смотри, Саркис имеет пять голосов «против»; Шушик — пять «против», — и она добродушно рассмеялась, — Гагик — один «за», четыре «против», Асо — два «против», из них один, я думаю, он сам. А Ашот… один «за» и четыре «против».

Видно было, что доброй девочке нелегко было произнести «приговор», зная, как ударит он по болезненному самолюбию Ашота. И потому, закончив, она так легко вздохнула, точно тяжелую ношу скинула с плеч.

Ашот был подавлен. Удар поразил его своей внезапностью. Вот так штука! Ведь он искренне считал себя лучшим предводителем ребят. Кто же, кроме Гагика, мог быть против него? Ну, а Гагик — какой он противник? Через минуту начнет шутить как ни в чем не бывало. Ведь только что он беседовал с ним по-прежнему мирно. Нет, тут какое-то недоразумение…

Ну конечно! Гагик обернулся к нему и, как самый верный друг, заглядывая в глаза, спокойно сказал:

— Ты меня не пожалел (слово «трусливый» все еще жгло ему сердце), а вот мы тебя жалеем и потому не говорим, кто же тот один, у кого не поднялась рука зачеркнуть твое имя…

Ашот побледнел так, словно его уличили в воровстве.

Этот второй удар был еще более неожиданным, чем первый. Все опустили головы, чтобы не видеть, как подействовал он на самолюбивого и гордого мальчика. Хорошо же его «жалеет» Гагик! Мог ли быть намек более ясный?

Даже такой простодушный малый, как Асо, вовсе не знакомый с механикой выборов, и тот понял, что единственный голос за Ашота подал сам Ашот. Ах, как это неловко, как скверно получилось!

Асо встал и, сославшись на то, что ему надо вырубить ветки для лука, пошел к кустам. «Вышучивают они меня, что ли?…» — думал он. Если бы знать, что никто не подаст голоса за Ашота, Асо, конечно, отдал бы ему свой. Стыдно, очень стыдно вышло! На месте Ашота он, наверное, сквозь землю бы провалился.

Но, кажется, и у самого Ашота было именно такое желание. В сердце его словно кинжал вонзили. Он был оскорблен не меньше, чем Моси,[26] когда на свадьбе у сестры на глазах у всего села Capo предательски уложил его на обе лопатки.