Читаем без скачивания Пленники Барсова ущелья - Вахтанг Ананян

— Не сердись, Ашот, — дружески обратился к нему Гагик. — Это только к лучшему. Тебе полезен такой урок. Меня ведь тоже не выбрали, верно? А я не обижаюсь. Не всем же быть вожатыми! Я знаю, ты этого не ожидал. Но всегда так бывает, когда руководители начинают слишком заноситься. Таким руководителям в глаза, может, и не говорят ничего, боятся, но на первых же выборах их с треском прокатывают. Ну? — Гагик пытался перейти на обычный свой полушутливый тон. — Ну, Ашот, не вешай носа! Ничего страшного не случилось. Вставай, пора переселяться в новое жилище…

Никто больше не произнес ни слова. Асо нарезал веток и соорудил что-то вроде носилок. На них положили Саркиса, и мальчики понесли его на Куропачью гору.

— Очень болит?… — заботливо спросила шедшая рядом с носилками Шушик.

Саркис улыбнулся — печально, но признательно. Болит, конечно, болит. Но может ли быть для больного лучшее лекарство, чем доброе, заботливое слово друга?

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

О том, как, не спросив, есть ли в Барсовом ущелье врач, пришла болезнь

Необычным начальником оказался Асо — никому никаких приказаний! Увидев, например, что Шушик дрожит и едва стоит на ногах, он сам пошел под старый орех и принес такую массу сухих листьев, что девочка едва не утонула в этой мягкой и теплой постели.

— Нам еще много таких листьев нужно, — сказал он словно самому себе и, поглядев на солнце, почесал затылок.

— Зачем? — спросил Гагик, с интересом наблюдавший за действиями пастушка.

— Зачем? Вход надо поменьше сделать, иначе больные не выдержат..

— У нас один больной, и он лежит позади костра, не замерзнет.

— Нет, Шушик, кажется, тоже заболела, — тихо и грустно сказал Асо. — Глины у нас нет, значит, стены придется прокладывать листьями. Это непрочно, но зато все щели и двери заткнем. Теплее будет…

И так как действительно в этом каменистом и безводном месте нельзя было достать не только глину, но и грязь, предложение Асо пришлось принять.

Новый вожатый никого не звал с собой, однако, когда он, завязав рукава у своей рубахи и превратив ее таким образом в мешок, снова отправился за листьями, Ашот и Гагик вышли вслед за ним.

Мальчики принесли много листьев, сложили их перед пещерой, и Асо принялся за работу. Не ожидая объяснений, товарищи повторяли то, что делал он.

Собирая камни, по возможности ровные и плоские, ребята складывали их на пороге пещеры в ряд шириною примерно в полметра. Затем вместо цемента или глины они укладывали толстый слой листьев, а поверх — второй ряд камней. Так поднималась стенка, суживавшая вход в пещеру.

Когда она была уже довольно высокой, Асо остановился и, утирая пот, сказал, опять-таки словно самому себе:

— А теперь надо бы начать такую же стенку с другой стороны. Между стенами останется узкий проход. Вот это и будет наша дверь…

У пещеры и внизу, под ней, камней было много, и работа двигалась быстро. Ашот трудился молча, сосредоточенно. Гагик искоса посматривал на него и улыбался. «Ой, как оскорблен!..» — думал он. Но то, что Ашот был «ой, как оскорблен», очень помогло делу. С головой отдавшись работе, он двигался напряженно, нервно, таскал такие камни, каких Гагик не смог бы и от земли оторвать.

Когда обе стенки стали высотой примерно в метр, Асо взял две заранее вырубленные им жерди и уложил их сверху как перекладины — одну рядом с другой. Его замысел становился все более ясным: оставалось уложить камни еще и поверх этих балок, оставив открытой лишь узкую и невысокую дверь, в которую, пригнувшись, мог бы пройти только один человек.

Гагик искренне радовался, глядя, как идет работа, но в то же время он сокрушался, что рядом нет никого, кому можно бы исподтишка подмигнуть: «Видел, мол, каким дельным оказался мой кандидат?» Не скажешь же этого Ашоту!..

И все же язык у Гагика так чесался, что, забыв о неприятностях, сопровождавших выборы, он не удержался и подмигнул Ашоту. «Видел, на что способен этот тихоня?…» — спрашивал его взгляд.

Ашот только покосился на Гагика, но ничего не сказал.

Работа между тем усложнилась. Теперь пришлось укладывать камни и листья уже на большой высоте: руки не доставали, поднимать камни было трудно. Пришлось сложить горку, на которую и встал Асо. Он укладывал, а товарищи подавали ему строительный материал.

— Там, наверху, совсем не закладывай, оставь отверстие для дыма, — обеспокоился Гагик.

Асо улыбнулся: «Будто я сам этого не знаю!..»

Стенку ребята достроили довольно поздно, уже при свете костра. Она получилась неплохая, толстая, густо проложенная листьями. Через такую холод не проникнет. Но, конечно, она не была достаточно надежной: слегка толкнешь — и рухнет… Значит, входя и выходя из пещеры, надо будет постараться не задевать за дверь…

Когда все было сделано, Асо позвал Бойнаха и вместе с ним спустился в Дубняк.

— Куда, Асо?… — крикнул ему вслед Гагик.

— За дровами…

Вот так старший! Ничего и не скажет!.. О том, что тебе нужно делать, догадывайся сам, иного способа нет…

И Ашот с Гагиком решили, что им тоже следует идти за топливом. Однако направились они не в Дубняк, а к злополучной пещере, из которой их выбросил поток. Под нею было немало валежника, вынесенного водой и застрявшего в кустах.

Когда мальчики вернулись, Асо был уже дома. Сидя у костра, он ковырял деревянным шилом свой изодранный лапоть.

Шушик спала в своей теплой постели, но очень неспокойным сном. Ее щеки горели. У девочки был, по-видимому, сильный жар.

Вскоре она проснулась и попросила пить.

Ну как ее напоишь? Можно бы, как всегда, раскалить камни и положить их в снег, но…

— Холодная вода повредит. Ей хорошо бы дать чаю, — сумрачно сказал Ашот.

— Чаю!.. Но в чем его вскипятить? Где посуда? И где, наконец, чай? — отозвался Гагик.

— Посуду изготовить нетрудно, — поднял голову Сар-кис. — Помнишь, мы читали в школе, как делали посуду в доисторические времена.

— Из глины? Но где в этих скалах мы достанем глину? — пожал плечами Ашот.

— А это что — не глина? — с трудом приподнявшись на постели, показал Саркис на рыжий камень, лежавший у костра.

— Глина?

— Да, окаменевшая глина… — И, видя, что его не поняли, Саркис стал объяснять.

Говорил Саркис стесняясь, смущенным, даже мрачным тоном. Ну, да ведь он вообще впервые за все это время предлагал что-то свое, впервые делал попытку чем-то помочь коллективу. Отсюда и робость, скованность.

— Разве не ясно, — говорил он, — что эти рыжие скалы вокруг нас известняковые? А ведь известняк образуется в море. Здесь тоже раньше было море, значит — должна быть и глина. Ее наносили горные потоки, и под тяжестью воды она окаменевала. А потом на нее давили и слои земли…