Читаем без скачивания Манхэттенский ноктюрн - Колин Харрисон

Уже через два дня, – продолжала Кэролайн, – впервые увидев океан и вдохнув его запах, она стояла на большой автостоянке в Венис-бич, разглядывая тощего человека с длинными светлыми, уже седеющими волосами, который мыл древний, изъеденный ржавчиной жилой автофургон «Фольксваген», поставленный там, по-видимому, на вечную стоянку. Когда она подошла и остановилась перед фургоном, он ни о чем не догадался, но с явным интересом разглядывал, как покачиваются под блузкой ее груди, как переступают ее длинные ноги. «Эй, чем могу служить?» Он расправил плечи, пытаясь придать себе более привлекательный вид, хотя это вряд ли было возможно при его дряблом, казавшемся истощенным теле с худыми руками и ногами и впалой грудью. Она остановилась футах в пятнадцати от него и спросила, как его зовут.

– Все зависит от того, кто спрашивает, – ответил он.

– Ну, допустим, ваша дочь, – сказала она.

Мужчина напрягся:

– Что это вы, черт побери, болтаете?

Она отметила про себя, как сильно обгорело его лицо на солнце, опалившем кожу головы сквозь редеющие волосы, нос и плечи.

– Я сказала, допустим, ваша дочь.

Он поморщился:

– Хотел бы я знать, что ей нужно.

– Возможно, она хочет познакомиться с вами.

– Тогда я посоветовал бы ей забыть об этом.

– Почему?

– Потому что я знать ее не желаю.

Так они и стояли под сияющим безоблачным небом. Неподалеку бездомная собака рылась в отбросах, валявшихся вокруг мусорного ящика. Она снова взглянула на отца:

– Вы – мой отец. Меня зовут Кэролайн Келли Гелбспен, а вас – Джон Джей Келли-третий, вы выросли в Гринвиче, в штате Коннектикут; ваш отец работал в компании «Этлэнтик ричфилд ойл кампени». Вы познакомились с моей матерью во время каникул, когда учились в колледже, и она забеременела мной – от вас. Она помнит о вас все. И рассказывала мне все это раз пятьдесят.

Он по-прежнему стоял на месте, только руки вытер о шорты.

– Убирайся отсюда!

– Вас считали моим отцом.

– Я не шучу. – Он взмахнул рукой, словно отталкивая ее. – Я не знаю ни тебя, ни того, что ты мне тут заливаешь.

Собака что-то отыскала среди отбросов и теперь пожирала, глядя на них.

– Я приехала сюда из Южной Дакоты. Хотела повидаться с вами.

– А мне плевать, хоть с дерьмового Марса! Я знать не знаю ни кто ты есть, ни ту чушь собачью, которую ты тут несешь. А ну, пошла вон отсюда. Мне никакого дела нет до всего этого бреда.

– У меня не слишком много денег.

– А это не мои трудности. Между прочим, у меня их тоже мало.

Она взглянула ему прямо в глаза:

– Когда-то вы сказали маме, что собираетесь…

– Эгей, я говорил тогда многим цыпочкам много чего, а больше всего, что могу их трахнуть.

Это было почти признание.

– Но, повторяю, я не знаю, кой черт надоумил тебя припереться сюда и лезть тут со своими претензиями, что вроде бы я твой отец, а мне вообще до хрена все это.

Она не двинулась с места.

– Убирайся! Проваливай ко всем чертям, и чтоб я тебя больше не видел!

Она помедлила еще с минуту.

– Разве что ты не прочь заняться со мной минетом.

Кэролайн рассказала также, что всю следующую неделю она спала на песке вместе с другими подростками, обретавшимися вдоль Венис-бич и болтавшимися вокруг магазинчиков, торгующих футболками, и пунктов проката велосипедов, стараясь, чтобы ее длинные волосы всегда оставались чистыми, и стирая вещи в общественных уборных. Впечатление новизны океана быстро стерлось. Ей все время твердили, что она могла бы стать моделью, ведь у нее красивые волосы. Там была другая девушка, похожая на Кэролайн; так она получила такую работу, и с тех пор от нее больше не было никаких известий. Все разговоры вертелись вокруг музыки, татуировок, полиции, того, какие наркотики лучше, как заняться торговлей на пляже и как стать артистом. Это была обычная школьная болтовня, не слишком отличавшаяся от той, которую она слышала в Южной Дакоте. Она позвонила домой, но мать не застала. Рон сказал, чтобы она заботилась о себе сама, ведь у матери теперь неполный рабочий день. Над взморьем возвышалась огромная новая гостиница, этакая многоэтажная розовая бонбоньерка, «Лоуэс Санта-Моника». Неожиданно для себя она начала наблюдать за людьми, которые не спеша выходили из нее на прогулку. Обычно они брали на прокат велосипеды или тратили деньги в магазинах. И она дала себе слово, что станет такой же. Она зашла в ресторан при гостинице и спросила, не найдется ли для нее работы. Вежливая женщина в костюме сообщила, что они нанимают на работу только через профсоюз. Направляясь к выходу, она обратила внимание на большую группу белых молодых людей с отличными данными, рассевшихся вокруг бассейна-джакузи. «Парни из «Монреаль Канадиенс», – шепнул мальчик, подававший полотенца, – они всегда здесь останавливаются, когда приезжают в город». Один из игроков кивнул Кэролайн, подзывая ее, но она даже не остановилась.

Через час, очень туго заплетя волосы в косу, она уже стояла в кафе, находившемся в двух милях ниже по бульвару, и спрашивала у пожилой женщины насчет работы. «Дома в Южной Дакоте я работала на стоянке грузовиков», – солгала Кэролайн. «Такие хорошенькие девушки, да еще с такими прическами сроду не работают», – ответила женщина. «Позвольте мне обслуживать столики, ну хоть неделю, и если от меня не будет толку, если я не справляюсь, вам не придется мне платить. Просто дадите мне чего-нибудь поесть». Она решила, что сможет оставаться опрятной в течение недели, и оказалась права.

Таким образом она удачно сняла комнату за сотню долларов в неделю, и ей удавалось кое-как сводить концы с концами, но и здесь ей, как оказалось, ничего не светило. Один из постоянных посетителей ресторана, подтянутый мужчина лет тридцати с уже тронутыми сединой волосами, назвал ей свой номер в гостинице; он собирался пробыть там неделю, так что, если она захочет, сказал он, то пусть зайдет навестить его. Она зашла и осталась у него, валяясь в комнате, пока он обсуждал свои дела по телефону. Он купил ей кое-что из одежды и был ласков с ней. Она наблюдала, как он делает зарядку по утрам. В нем было что-то внушавшее доверие. Он был чистоплотен. И у него была «платиновая» карточка «Америкен экспресс». В конце недели он сказал, что знает, что никогда больше не увидит ее, но искренне хочет дать ей добрый совет. Тебе необходима программа действий. Ты красива, но тут полно красивых девчонок, и большинство из них сбивается с пути. «Знаю», – ответила она. «Нет, не знаешь, – возразил он, – не можешь знать. Если у тебя не будет программы действий, тебе придется туго. Постепенно это заведет тебя в такие места, в которых ты не захочешь бывать». – «Откуда ты все это знаешь?» – поинтересовалась она. «Знаю, поверь мне, мне уже достаточно лет, чтобы знать такие вещи. Тебе уже приходится несладко». – «Откуда ты знаешь?» – «Ну-ка, скажи, со сколькими мужчинами ты спала?» Она задумалась. С ним, наверно, наберется с десяток. «Это уже много, – заявил он. – Тебе нужно учиться, выбрать этот путь, ты достаточна умна, и у тебя хватит для этого способностей». – «А где ты учился?» – «Я учился в Йельском университете, – ответил он. – На юридическом факультете». – «А я достаточно способная, чтобы поступить в Йель?» – спросила она. «Да, – подтвердил он, – но у тебя нет подготовки». – «Я могла бы подготовиться». Он взглянул на нее с грустью, и она вдруг чуть не задохнулась от презрения к нему. «Ненавижу богатых! – заявил она. – Они воображают, что они лучше других». – «Но они действительно лучше – в некоторых отношениях, – возразил мужчина. – И ты ведь хочешь быть богатой, не так ли?» – «Ну разумеется», – ответила она. «Ладно, тогда последний совет», – продолжил он. «Что еще?» Она понимала, что разговор становится невыносимым. «Мужчины всегда будут стремиться только получать от тебя, помни об этом». – «Мне это уже известно», – заявила она ему. «Что ж, может быть, и так». – Он пожал плечами. «И ты хотел получить от меня?» – спросила она. «Конечно», – подтвердил он. «И получил?» – «Да, вполне». – «Да?» – «Да, но я стараюсь и хоть что-нибудь дать взамен».

Она решила, что он – ничтожество с большим самомнением, и пожалела о времени, проведенном с ним, но то, что он сказал, встревожило ее. Через несколько недель она узнала о барах и клубах, расположенных в других районах города, и ее в равной степени заинтересовало и то, что там происходит, и возможность заработать. Одна из официанток знала некое местечко рядом с аэропортом – ночной клуб «Команчи»; днем это была всего лишь дверь в стене, с наружной стороны которой неизменно торчал какой-нибудь парень; но в одиннадцать вечера там закипала ночная жизнь – мотоциклисты, иранцы, полицейские, свободные от дежурства, местные бизнесмены, не носившие на работе галстук, никому не нужные сценаристы и чернокожие парни в хороших костюмах. Девушки попадали туда в трех случаях: либо это были чьи-то подружки, либо с милостивого разрешения клуба они рассчитывали стать чьими-нибудь подружками хотя бы на ночь, либо щеголяли в коротких маленьких красных платьицах и черных чулках в сеточку, разнося полные стаканы на подносах в одном направлении и деньги и пустые стаканы в другом. Субботними ночами пятьдесят женщин работали для удовлетворения сексуальных потребностей мужчин и тридцать – для удовлетворения их потребностей в спиртном. За год это заведение превратилось в настоящий стриптиз-клуб, рассказывала Кэролайн, причем вовсе не подходящий для нее, потому что они стремились поправить свои дела, но в то время это заведение представляло собой нечто среднее между дешевым баром и закусочной. Она позвонила туда, и ей велели прийти, когда будет Мерк, парень, который беседовал с каждой новой девушкой. Она провела утро в мучительных раздумьях, что ей надеть, и в конце концов появилась там дождливым субботним вечером в свитере и джинсах с подколотыми длинными волосами. В проулке ожесточенно спорили мужчина и женщина, и это отнюдь не добавило ей уверенности, но она все же постучала в дверь, портьеры раздвинулись, и ее впустили. Мерка еще не было, но ей сказали, что она может подождать в задней комнате, где официантки держали свои вещи. В стенном шкафу висело несколько форменных платьев. Ей разрешили примерить одно из них, так как Мерк все равно попросил бы ее об этом, чтобы посмотреть, как она будет в нем выглядеть. Поэтому она разделась в комнате, в которой не было ничего, кроме двери, нескольких запирающихся шкафчиков, драной кушетки, трех раковин и трех туалетных столиков. Мусорная корзина была набита пустыми пачками от сигарет, коробками из-под «тампаксов» и пивными бутылками. Не успела она выбрать платье шестого размера, выглядевшее не слишком грязным, и стояла в одних трусиках и лифчике, как вдруг вошел Мерк, уже придерживая рукой пенис, и велел ей лечь на кушетку. Он был невысок, но его мощные телеса сразу вызывали мысль о насилии. О, да ты прелесть, в жизни не видел таких телок, пропел он, ой, какие большие сиськи, ох, черт побери, здорово, а когда она попробовала сопротивляться, он схватил ее за руку и повалил на кушетку. «Подними ноги», – скомандовал он, и ей и в голову не пришло сопротивляться. Он знал все с самого начала, наверно подсматривал, пока остальные ее готовили. «И лифчик сними!» Она повиновалась, и он снова воскликнул: «О, вот это да! Очень больно не будет, – добавил он, – я помазал тут вазелином». И в самом деле все так и было, он медленно вводил свой член в ее влагалище, проявляя при этом гораздо больше умения, чем мальчики в Южной Дакоте и те двое парней на пирсе Санта-Моники, с которыми она имела дело уже после приезда в этот город. Но это вовсе не значило, что это ей нравилось, и так как он лежал на ней, то она вызывающе уставилась на него. «Что ты пялишься?» – спросил он, переводя дыхание. «Привет, – сказала она, – меня зовут Кэролайн Келли, и я пришла сюда по поводу работы». Мерк расплылся в улыбке, превратившись в сплошные зубы. «Ну, держись, малышка, мне только дай!» – И он принялся за дело уже довольно грубо, так что она почувствовала боль в пояснице; ей было уже достаточно известно о способности мужской половой системы к дозаправке, чтобы понять, что совсем недавно он трахал кого-то еще и теперь собирался еще немного потрудиться. Напрягаясь и решительно сопя, он доводил начатое до конца, ведь клубная жизнь – это не самый здоровый образ жизни, и когда вершина была уже почти взята, на его лицо вернулась уверенность; и он принялся рассказывать ей, что собирается трахать ее каждый день, который она там проработает, потому что она самая красивая деваха, какую он когда-либо имел, – и именно в этот момент в проулке за клубом раздались пронзительные крики. Это кричала женщина, когда в нее всадили нож и почти так же резко вытащили его; она просила: «Пожалуйста, не делай этого, ну пожалуйста, умоляю!» – но кого бы она ни умоляла, он сделал это еще три раза. Мерк грязно выругался, и у него тотчас же прекратилась эрекция, по-видимому, в этой распущенной скотине все еще сохранились какие-то крохи морали. В расстегнутых штанах, придерживая член рукой, он с грохотом распахнул дверь пожарного выхода как раз в тот момент, когда женщина, спорившая с мужчиной на улице, тяжело ввалилась в дверной проем. Из раны на ее шее хлестала кровь, лицо побелело, а глаза, словно ища сестринской поддержки, безумно уставились на Кэролайн.