Читаем без скачивания Трагедия закона - Сирил Хейр

— Я же говорил, что это вас заинтересует, — сказал Браф, довольно ухмыльнувшись.

Заявление начиналось словами: «Я убил судью Барбера».

— Вы ведь еще не предъявили ему официального обвинения в убийстве, не правда ли? — спросил Моллет почти встревоженным голосом.

— Еще нет. Видите ли, мы подумали… Впрочем, прочтите до конца, а потом я скажу вам, что мы подумали.

Моллет прочел: «Я убил судью Барбера. Я был возмущен его сегодняшним безобразным поведением в Олд-Бейли. Зная то, что я о нем знаю, я счел, что то, как он поступил с мистером Бартрамом, — это надругательство над правосудием. Обдумав все в течение дня, я достал нож и направился к судейскому входу. Я прибыл туда как раз в тот момент, когда он выходил. И тут я увидел свою невесту, мисс Бартрам, намеревавшуюся поговорить с ним. Прежде чем она смогла к нему приблизиться, ее схватил констебль. От этого я совсем потерял голову, потому что знал: только судья виноват в несчастье, обрушившемся на нее. Действуя спонтанно, я выхватил нож и всадил его судье между лопатками. Я никому не говорил о том, что собираюсь сделать, и один несу ответственность за все случившееся. Я не знал, что встречу там мисс Бартрам. Она вообще не имеет никакого отношения к убийству судьи. Отказываюсь сообщить, где я взял нож, и готов нести всю полноту ответственности за содеянное».

— Очень интересно, — сказал инспектор.

— Интересно и весьма сомнительно, — согласился Браф. — Взгляните, сколько противоречий в этом заявлении. Сначала он говорит, что был возмущен поведением судьи и поэтому, «обдумав все», достал нож и отправился к зданию суда — предположительно с намерением убить судью. А спустя секунду утверждает, что потерял голову, потому что увидел, как юную даму схватил офицер полиции, и совершил убийство спонтанно. То и другое несовместимо.

— Это правда, — подтвердил Моллет. — И вы наверняка заметили, как он старается доказать, что мисс Бартрам даже не приблизилась к судье. Между тем мы знаем с ее собственных слов, что она подошла к нему достаточно близко, чтобы суметь ударить.

— Именно. Весь этот вздор, если хотите знать мое мнение, он несет только затем, чтобы защитить мисс Бартрам.

— Совершенно согласен.

— Что, разумеется, означает, — продолжил Браф, — что сам он, возможно, никого не убивал.

Моллет промолчал. Он заново изучал документ.

— «Я отказываюсь сообщить, где взял нож», — повторил он.

— Нож! Да, — вставил суперинтерндант. — У нас есть чрезвычайно интересная информация об этом из полиции Истбери. Позвольте показать вам, что они…

— Минутку, суперинтендант! Давайте по порядку, если не возражаете. Скажите мне сначала еще кое-что. Маршаллу сообщили, что это нож из Истбери?

— Нет. Помнится, его отправили на идентификацию отпечатков пальцев. Оказалось, что на нем их вообще нет.

— Понятно. Тогда я предлагаю показать Маршаллу нож и спросить, узнает ли он его. Если он не узнает, объяснить ему, что это такое и откуда взялось. А потом посмотреть на его реакцию.

— И какой реакции вы ожидаете?

— Если признание ложное, сделанное потому, что он считает виновницей мисс Бартрам, он откажется от него.

Суперинтендант выглядел озадаченным, поэтому Моллет продолжил:

— Видите ли, он сразу сообразит, что у нее нож никак не мог оказаться. Она ведь не присутствовала на истберийских ассизах.

— Зато он присутствовал, — возразил Браф. — Он мог дать ей нож.

— Согласен. Но суть не в этом. Если он передал ей нож, то она, вероятно, виновна — с его помощью или без. Но если он этого не делал, то убедится, что она невиновна. И сразу сменит свою песню.

— А если предположить, что его история — правда и он действительно убил судью?

— Тем более у него появится основание изменить показания. Зачем ему совать шею в петлю, если он будет знать, что в этом отпала необходимость? Видите ли, если я прав и он станет все отрицать, это не докажет его собственной невиновности, но докажет, что невиновна она. А мы продвинемся вперед, исключив одного подозреваемого.

Моллет с довольным видом дернул себя за ус.

— А теперь, — сказал он со вздохом, — придется взяться за эту кучу. — И при участии суперинтенданта, помогавшего ему отделять зерна от плевел, он быстро ознакомился с показаниями очевидцев трагедии. Задержался он только на двух из них. Во-первых, на показаниях Хильды. Они были короткими и малосодержательными. Ее внимание, как и всех остальных, было отвлечено последовательным появлением Бимиша, Шилы Бартрам и Маршалла. Последний, как ей помнилось, отделил ее от судьи, хотя она старалась держать того за руку. Потом она воссоединилась с мужем и в этот момент почувствовала, как он зашатался и повалился ей на руки. Это все.

— Мы не смогли как следует опросить ее, — объяснил суперинтендант. — Она была слишком потрясена. Но в любом случае сомневаюсь, что она может много добавить к своему рассказу.

— Скорее всего так, — согласился Моллет. — Кстати, — неожиданно добавил он после паузы, — не знаете ли вы, случайно, присутствовала ли она сегодня днем в зале суда?

— Совершенно случайно знаю: ее там не было. У меня есть показания сотрудника, обслуживающего комнату судьи, и в них упоминается, что она ждала мужа в этой комнате всю вторую половину дня, пока он не объявил заседание закрытым.

— Понятно. Еще меня интересуют вот эти показания.

— Мистера Петтигрю? Что ж, они более вразумительны, чем большинство других. Но видел он не больше остальных — даже, быть может, меньше, поскольку оказался, так сказать, в самой гуще событий.

— Меня больше интересует сам мистер Петтигрю, чем то, что он говорит. Точнее, то, чего он не говорит.

— Например?

— Ну, вы, наверное, заметили, что он не сообщил, что он вообще там делал. Его показания начинаются словами: «Около 4.20 дня 12 апреля 1940 года я находился у судейского входа Центрального уголовного суда».

— Они все начинаются приблизительно так, — заметил Браф. — Возможно, офицер, снимавший показания, задавал соответствующий вопрос, чтобы помочь свидетелю начать. В любом случае мистер Петтигрю — член коллегии адвокатов, так что окрестности суда — это место, где его всегда можно ожидать увидеть.

— Но я никогда не слышал, чтобы мистер Петтигрю выступал в Центральном уголовном суде, — возразил Моллет. — Безусловно, он не является членом тамошней артели. Конечно, у каждого в тот или иной момент может там оказаться случайное дело, особенно в военное время, когда многих постоянно практикующих там юристов призвали в армию, но почему он оказался в этом конкретном месте в это конкретное время? Думаю, это стоит выяснить.

Он сделал пометку в блокноте и продолжил:

— Теперь о ноже. Вы сказали, что у вас есть отчет из полиции Истбери, не так ли?

— Есть, и очень толковый. Прочтите сами.

— Итак, что мы имеем, — сказал инспектор, после того как дважды прочел выложенные перед ним Брафом бумаги. — Это опасное маленькое орудие находилось среди вещественных доказательств во время суда над Окенхерстом в декабре. После суда оно исчезло и четыре месяца спустя объявилось снова между лопатками судьи Барбера. Последний раз, насколько кто-либо может сказать с определенностью, его видели в руках судьи во время заключительной речи и потом на его столе. Гм. Здесь предусмотрительно перечислены все присутствовавшие тогда участники процесса. Слева направо: Бимиш, секретарь судьи; Маршалл; судья в центре; затем сэр Уильям Кэндиш, Высокий шериф; леди Кэндиш; леди Барбер и, наконец, заместитель шерифа, который был… пф!

— В чем дело? — спросил суперинтендант.

— Вообще-то ни в чем, но это зацепка. Мистер Виктор Грэнби — заместитель шерифа. Он же является младшим партнером фирмы «Грэнби и К°» — главной, насколько я помню, адвокатской конторы в тех краях. Заместителем шерифа он служит уже много лет.

— Ну и что?

— А то, что раньше фирма называлась «Грэнби и Хеппенстол». Хеппенстол-старший умер, а младший изъял свой капитал из фирмы и основал собственную в Лондоне. Все это дела давно минувших дней. Вы, конечно, помните дело Хеппенстола?

Суперинтендант кивнул.

— И?.. — спросил он.

— Грэнби женился на сестре Хеппенстола. Вот и все. Но это, разумеется, ни о чем не свидетельствует. Судья Барбер раз шесть бывал в этом турне, с тех пор как приговорил Хеппенстола, а Грэнби, судя по всему, никакой злобы к нему не испытывает.

— На всякий случай мы проследим все его передвижения в тот день, — сказал Браф. — Но если он взял тот нож, чтобы убить им судью, то почему он ждал четыре месяца, прежде чем пустить его в ход?

— И это соображение относится к любому, кто присутствовал в тот день в зале суда, — заметил Моллет, помолчал и задумчиво добавил: — Скажите мне, почему судья был убит именно двенадцатого апреля, и я скажу вам, кто это сделал. Ладно, — продолжил он, — посмотрим, что еще сообщают нам коллеги-из Истбери. Ах да. Вход-выход в зал суда через дверь, находящуюся прямо за судейской скамьей. Это означает, что все покидавшие зал проходили мимо места, где нож видели в последний раз, и имели одинаковую возможность прихватить его. Стало быть, те, у кого была возможность им незаметно завладеть, это: адвокаты обеих сторон, то есть сэр Генри Баббинггон и его помощник мистер Потт, мистер Петтигрю со своей командой, сами полицейские, которые искали его потом, но так и не нашли, и секретарь суда мистер Джервейз, который сидел прямо перед судьей внизу. Впрочем, относительно старика мистера Джервейза, думаю, нам беспокоиться не стоит. Ах да! Еще Грин, слуга маршала, который подавал судье чай и сновал между комнатой судьи и залом после окончания заседания. Немало.