Читаем без скачивания Остров надежды - Юрий Рытхэу

— Ты не волнуйся, шей спокойно, — уговаривала жена Савенко, не догадываясь о причине ее волнения. — Машинка тебя не укусит.

Хорошая вещь — швейная машинка! Если бы она еще умела сшивать оленьи шкуры, нерпичью и лахтачью кожу, цены бы ей не было! Но, увы, этой быстроходной, стрекочущей машинке под силу только тонкая ткань. А настоящий мужчина, тем более путешественник, нуждается в меховой одежде, в крепких, непромокаемых торбазах, в теплых рукавицах. Жаль, что на острове не встретилась росомаха, Из ее меха получается лучшая опушка для капюшона и малахая, она не индевеет и задерживает теплый воздух вокруг лица. Кто же теперь будет шить одежду для умилыка?

Тогда, в том памятном зимнем путешествии, Ушаков много мечтал о будущем, о своем будущем. Он радовался, что остался жив, не утонул в студеной пучине Ледовитого океана, не замерз после того, как выбрался на лед… Умилык говорил, что остров Врангеля — это только начало его исследований новых северных берегов.

— Наша родина велика, — говорил он. — Она простирается на огромные расстояния. У нас сейчас зима, холодина, а на далеком юге, где-нибудь в Туркмении, жара, как в пологе, в котором зажгли железную печку. Там уже цветут разные растения и воздух теплый. Южные просторы нашей земли мы более или менее знаем, а вот северные берега неизвестны. Мы толком и не ведаем, сколько у нас тут земли, сколько островов и как далеко уходят они к Северному полюсу…

Нанехак слушала умилыка и дивилась про себя ненасытному любопытству этого человека.

И она решилась его спросить:

— А зачем тебе все это нужно?

Ушаков задумался.

— Каждый большевик мечтает принести своей молодой стране самую большую пользу, на что он только способен, — тихо заговорил умилык. — Моя мечта — подарить родине новые, еще не исследованные земли…

— Но ведь сам ты не собираешься оставаться на них, — напомнила Нанехак.

— Найдутся люди, которые пожелают освоить, обжить новые земли, как вы, — ответил Ушаков.

…И все же как с таким вот растревоженным сердцем жить рядом с любимым человеком, постоянно чувствовать его присутствие?

Вечером, за чаем, Апар сказал, что видел глубокую трещину, идущую вдоль берега бухты.

— Скоро припайный лед оторвет ветром. Охоты здесь не будет.

— А почему бы нам не переселиться на новое место? — спросила вдруг Нанехак.

Апар удивленно посмотрел на нее. Ему всегда казалось, что жене очень нравится жить в поселении, общаться с русскими, ходить в большой деревянный дом.

— Почему это вдруг пришло тебе на ум? — поинтересовался он.

— Другие охотники стараются искать лучшие места, — ответила Нанехак, — а ты все бродишь вокруг поселения, где зверь уже распуган. Даже нерпа и та предпочитает вылегать подальше.

— Да я давно думал предложить тебе переехать, — сдерживая радость, произнес Апар, — вот только не знал, как подступиться…

И в самом деле, с приходом весны кочевая душа оленного человека заволновалась, затосковала. Хотелось поутру уйти в залитую солнцем тундру и бродить по ней, отыскивая протаявшие кочки, пробившиеся сквозь снежную толщу кончики кустарников по берегам еще изнемогающих под бременем льда и снега речек.

— Отпразднуем Первомай, — сказал Апар, — и переселимся на новое место. Я, честно говоря, его уже присмотрел. Недалеко от бухты Сомнительной. Там в море впадает полноводный ручей, а за мысом — галечная коса. На нее по осени обязательно придут моржи. Возьмем нашу байдару.

Услышав о намерении Апара и Нанехак переселиться в бухту Сомнительную, Ушаков, немного подумав, сказал:

— Хорошее решение.

Тем временем в поселение на праздник съезжались с разных концов острова охотники. Они прибывали вместе с домочадцами, с нартами, нагруженными пушниной и медвежьими шкурами. На складе отмеривали куски кумача, чтобы каждый мог повесить над своей ярангой красный флаг. С помощью Таяна, Апара и Анакуля учитель Павлов переводил на эскимосский язык лозунги и, вырезав из белой бумаги буквы, наклеивал их сгущенным молоком на красное полотно.

— Ох, вкусный будет первомайский лозунг! — цокал языком шаман Аналько. — Как бы не приманить медведя!

Белые медведи разграбили его склад на охотничьем становище, каким-то образом вскрыли банки со сгущенным молоком и вылизали их подчистую.

— Может быть, не медведи, а Тугныгак? — предположил Ушаков.

— Нет, не Тугныгак, — серьезно ответил Аналько. — У духов аппетит не такой… Да и отношения у меня с ними хорошие.

— Ты уверен? — Ушаков улыбнулся, вспомнив, с какой опаской переселялся Аналько на север.

Он и не подозревал, что в затруднительных случаях Аналько широко пользовался именем русского умилыка, грозя злым духам большевистским возмездием. Однако об этом хитрый шаман помалкивал.

В день Первомая все население собралось у деревянного дома и с флагами, транспарантами направилось к берегу бухты. Там, на льду, у расширяющейся трещины, Ушаков встал на высокий торос и произнес праздничную речь:

— Дорогие мои товарищи и земляки! Граждане Советской Республики и жители самого северо-восточного населенного острова! Поздравляю вас с прекрасным весенним праздником трудовых людей — Первое мая!

Стоящий рядом, тоже на торосе, Павлов переводил слова умилыка.

— Мы пережили трудную зиму. В темные ночи, когда не было солнца, нас иногда посещало отчаяние, мы думали: а правильно ли мы поступили, приехав сюда? Да, мы болели и даже теряли близких. Но мы выстояли! Мы встречаем наш первый в истории острова Врангеля Первомай здоровыми, веселыми, с богатой зимней добычей! Да здравствует Первое мая — праздник трудового народа!

Несколько человек, заранее проинструктированных Ушаковым, выстрелили из винчестеров в воздух. Получился настоящий праздничный салют.

Потом все направились в деревянный дом, где в кают-компании устроили большой концерт. Выступил Скурихин. Он исполнил несколько камчадальских казацких песен. Потом доктор Савенко сыграл на мандолине, а Ушаков сплясал под патефон.

Затем пели и танцевали эскимосы.

Это было настоящее веселье. Исполнялись, в основном, новые песни и танцы, и удивительным было то, что все они родились здесь, на острове, во время полярной ночи, часто в горестные и тяжкие дни, когда отчаяние слезами подступало к горлу.

Праздничное чаепитие растянулось почти до утра, благо темнота так и не наступала: на остров пришел полярный день, круглосуточное, не устающее солнце.

— За лето нам многое предстоит сделать, — говорил Ушаков сидящим рядом с ним за праздничным столом эскимосам. — Обследовать берега, собрать плавник для школьного здания и построить хотя бы один класс…