Читаем без скачивания Дочери Волхова - Елизавета Дворецкая
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– доносилось оттуда знакомое пение, и Дивляна, не успев остановиться, врезалась в высокую темную фигуру.
Он садился на окошечко,
На серебряну заслоночку!
– продолжая распевать песню, весьма подходящую к случаю, Велем цепко ухватил беглянку за плечо.
– Куда это тебя несет на ночь глядя? – по-хозяйски осведомился он.
– Я… – невольно пискнула она, и тут он ее узнал.
– Дивлянка! – охнул Велем, который, несмотря на полутьму и обмен одеждой, все же не мог спутать дочь Молчаны со своей родной сестрой. – Это что за дела? – Он окинул взглядом платок и кожух Тепляны, прекрасно ему знакомые. – Ты чего это в Теплянкино тряпье нарядилась? Своего, что ли, нет? Да ночью! Куда собралась?
– Пусти! Надо мне! – Дивляна рванулась, но с тем же успехом можно было рваться из железных тисков: держащие ее руки даже не дрогнули.
– Ты куда собралась? – повторил Велем, и по твердому строгому тону было ясно, что без ответа он с места не сдвинется.
– Пусти! – Дивляна снова дернулась и даже попыталась толкнуть его в грудь, но так же она могла бы толкнуть белый камень на берегу – только кулак отбила.
Широкий Велем полностью загородил собой дорогу и прижал ее к стене, крепко держа за плечи.
– Ну, пусти! – уже с мольбой произнесла Дивляна. – Вельша, ну пожалуйста, мне очень надо!
– Не пущу! – Велем тряхнул волосами и дунул вверх, отбрасывая прядь с глаз. – Говори, куда тебя несет? Ночью и в Тепляниных тряпках? Из дому, что ли, бежать навострилась? То-то я тебя сегодня с Вольгой видел!
– Ты видел? – ахнула Дивляна.
– А что я, слепой? Я с Вольгой сам еще поговорю! Теперь уж не Купала, ты просватана, и дурь всю эту из головы выбрось. А ну, бегом наверх!
– Не кричи! – взмолилась Дивляна, чуть не плача. – Вельша, родненький! Ну пусти меня, мне только попрощаться!
– С Вольгой?
– Да. – Дивляна кивнула. – Я люблю его, как ты не понимаешь, кочка ты луговая! Я его люблю, и родичи все намекали, что, дескать, мне жениха долго искать не надо. А теперь вон отдают меня мало что не в Кощное, меня же не спросят, как будто я роба купленная или коза белая – за веревку привязали да повели!
Она заплакала, закрыла лицо руками, и Велем отпустил ее плечи. При виде женских слез у него всегда что-то слабело и опадало в груди, вся твердость куда-то девалась, а слез Дивляны он и вовсе не мог выносить. Когда она плакала, в этом было что-то такое неправильное, будто у тебя на глазах Ящер пожирал солнце. Ее судьба волновала его больше, чем благополучие всех остальных. Подумать только – совсем недавно он волновался, что Вольга-таки посватает его сестру и увезет в Плесков, в такую даль! Суденицы будто посмеялись над ним – протянули ее нить гораздо, гораздо дальше! Что там Плесков – тьфу, рукой подать! Он сам там был, даже два раза. Вольга и вовсе повадился туда-сюда бегать, будто из Дубовика. А Дивляне предстоит ехать и впрямь мало что не в Кощное, но Велем не позволял себе поддаваться жалости. Отец сказал, что так надо, и он прав. Найти новую дорогу к богатствам далеких земель – слишком важное дело, чтобы считаться со страхами глупой девки.
– Ты вон Ложечку свою и то пожалел, подобрал, помереть не дал, выходил… – всхлипывала Дивляна. – Крестик ей подарил, я видела… чужую девку, что слова не молвит, жалеешь, а меня, сестру родную…
Велем смутился, вспомнив Ложечку. В последнее время он даже стал подумывать, не жениться ли, что ли, на ней? Она ему очень нравилась, девка вроде умная, рукодельница и к тому же смирная. Сложность была только в том, что за два месяца она выучила лишь несколько самых необходимых словенских слов. О сумасшедшей любви Дивляны к Вольге он знал больше других (во всяком случае, дольше), и ему было жаль сестру, которой приходится прощаться с самыми сладкими и дорогими для девушки надеждами. Все, что в его силах, он был готов сделать для ее счастья, но…
– Пусти меня, Вельша, родненький! – Дивляна, заметив, что он дрогнул, обхватила руками его шею, потянулась и прижалась мокрой щекой. – Ненадолго, я попрощаюсь с ним и сразу вернусь.
– Ну, ладно, если ненадолго. – Велем вздохнул и отступил от лестницы. – Только я рядом буду.
Уже не слушая его, Дивляна скользнула через двор и побежала к крайней клети.
За клетью ее ждал Вольга. Увидев девушку в незнакомом кожухе, он сначала опешил, решив, что все пропало и Дивляну успели-таки поймать и запереть, но она сдвинула с лица платок, и он узнал невесту.
– Вот дела! – вполголоса воскликнул он. – А я уж заждался, думал, не придешь! Здорово ты придумала, мать родная не отличит!
Он быстро поцеловал ее и вдруг переменился в лице. Вслед за Дивляной из-за угла показалась знакомая широкоплечая фигура. Велем, встав поодаль и сложив руки на груди, выразительно смотрел на них, не сводя глаз.
– Это еще что за чудо в золотой чешуе? – сердито шепнул Вольга.
– А! – Дивляна оглянулась. – Велем меня в двери поймал, нипочем не хотел выпускать. Еле вырвалась.
– Вижу, как ты вырвалась! – Вольга хорошо понимал, что при Велеме из побега ничего не выйдет.
Он незаметно кивнул кому-то. Велем даже не успел сообразить, что Вольга не один, как вдруг из темноты на его голову обрушился удар дубиной. Дивляна вскрикнула от неожиданности и испуга, видя, как ее брат вдруг падает наземь, а Вольга поспешно зажал ей рот и прошептал на ухо:
– Ничего, не до смерти, не бойся! Мы ж не звери какие, буду я шуря25 своего убивать! Просто отдохнет немного, а то ведь не пустил бы! Идем скорее!
Он потащил девушку за собой; она еще раза два оглянулась на лежащего брата, но Вольга увлекал ее прочь, и приходилось смотреть под ноги. По узкой тропинке они спустились к Волхову, где уже сидели в двух лодьях плесковские парни. Вольга посадил Дивляну в лодью, и парни немедленно взялись за весла.
– Пригнись, – шепнул Вольга и набросил ей на плечи свой плащ. – Лицо прячь. А то увидит кто нас с девкой – догадаются еще.
Парни мощно налегали на весла. Уплывали назад знакомые берега – старые сопки, покрытые травой, в которой еще прятались оставшиеся с весны горшки с поминальными приношениями. Низкие избушки провожали беглецов глазами маленьких, отволоченных по летнему времени окошек. Чернели поросшие кустами пятна давних пожарищ, опять чередовались избушки, лодки у воды…
Вот исчезли во тьме три домишки – Малятины выселки, последнее жилое место нынешней Ладоги. Впереди была только темная река. Все прошлое Дивляны осталось позади, вода несла ее навстречу новой жизни. Жизни, в которой у нее не будет прежнего рода, отца и матери, сестер и братьев, подруг – никого из тех, кто окружал ее с рождения. И чем дальше все это уходило, тем сильнее Дивляной овладевала холодная жуть. Все равно что сесть одной в челнок на Нево-озере и грести прочь от берега в бескрайнюю даль. Она ушла из рода, сбежала, оборвала свои корни. За спиной у нее оставалась пустота, пропасть, бездна, и эта бездна дышала таким холодом, что Дивляна боялась даже оглянуться, будто могла на самом деле увидеть ее. И с каждым взмахом весел эта пропасть ширилась.
