Читаем без скачивания Венера и воин - Сьюзен Гастингс

Она слегка выпрямилась и наклонила голову. Твердые соски ее грудей ускользнули от его губ. Он почувствовал легкое дрожание ее груди и скользнул губами к ее стройной шее, а потом пощекотал зубами кончик ее уха.

Дыхание Пилы стало прерывистым, возбуждение полностью захватило ее. Она упивалась каждым мгновением его нежности. Ее чувства следовали по горячей тропе, которую его поцелуи оставляли на ее коже. Она облизала губы кончиком языка, иначе ее горячее дыхание грозило вот-вот иссушить их. Нарочитая медлительность его поцелуев усиливала ее наслаждение.

Клаудиус стонал от страсти. Кровь болезненно пульсировала в его чреслах. И он искал губы Пилы, чтобы остудить сжигавшее его желание.

От избытка счастья Пила улыбнулась.

Его взгляд скользил от ее стройной ступни, которую она поставила на простыню, по ее длинным белым ногам до золотого треугольника между ее бедрами.

Он судорожно вздохнул и призвал себя не терять голову. Он не хотел нарушать волшебство момента, он впитывал в себя эту картину, которую никогда в своей жизни не забудет, так же как те мгновения, когда он наблюдал за Пилой в мастерской скульптора. Это было не только тело красивой женщины, это была странно чувственная и одновременно неосязаемая аура женственности, которая окружала это тело.

Для Клаудиуса овладевать женщиной было само собой разумеющейся составляющей повседневной жизни, и он принимал это как должное. Однако с тех пор как полюбил Пилу, он почувствовал глубокий смысл соединения двух тел. Близость возбуждала в нем невероятно сильный душевный отклик. Это не была плотская страсть, побуждение расслабить свои чресла – он почти боялся проникнуть в это прекрасное тело, повредить его, причинить ему боль.

Он подошел к кровати. Теперь он был близко от ее лица и смотрел в ее голубые глаза. По спине у него пробежал холодок, как будто он падал в пропасть. В этих прекрасных глазах был второй мир, мир Пилы. Он хотел познакомиться с ним, он хотел жить в этом мире.

Медленно Клаудиус наклонился над любимой, и его грудь коснулась ее груди. На мгновение он замер, наслаждаясь полной блаженства дрожью, которая пронзила его при этом прикосновении. Дыхание Пилы также убыстрилось, и он ощутил его на своем лице. До его околдованного сознания наконец дошло, что перед ним лежит не божественное сказочное существо, а зовущее и соблазнительное тело реальной и любимой женщины. Ничего больше не осталось от детской робости и стыдливости, которые раньше удерживали Пилу. Любовь пробудила желание также и в ее теле, желание соединить их тела и их души. Внезапно ему стало ясно, что, проникнув в ее тело, он одновременно проникнет и в ее душу. Он будет там, в ее мире, за этими голубыми глазами.

Клаудиус перенес свой вес на левую руку, пока его правая рука нежно скользила по телу Пилы. Когда он почувствовал между своими пальцами мягкие волосы на ее лобке, он замер. Он просунул руку под бедра Пилы и приподнял их, и Пила подалась ему навстречу, желая соединиться с ним. Она обвила его тело одной рукой, опираясь второй на подушку. Ее губы приблизились к его губам. Клаудиус почувствовал дрожь, которую Пила пыталась подавить. Но на этот раз это была дрожь не от страха, а от охватившего ее желания. Их тела слились воедино в то же мгновение, когда их губы встретились в поцелуе.

Подобно волне, сильное тело Клаудиуса двигалось на ней. Он касался ее кожи своей, но не давил на нее, оставляя ей пространство для дыхания. Он ощущал, как она стремится к нему, как она принимает в себя его толчки. Он услышал ее тихий стон. Она бормотала какие-то слова, которые он не мог понять, она приподнималась к нему, а он опускался к ней, их тела образовывали единство, подобное собственному миру. Ее лоб прижимался к его шее, в то время как его рука поддерживала ее бедра. Ее кожа была влажной от напряжения, а дыхание становилось все горячее. Она обняла его свободной рукой и мягким нажимом своей ладони на его спине дала понять, что он должен увеличить темп. Он посмотрел на ее светлые волосы, которые мягко блестели в сумеречном свете, и глубокая нежность охватила его. Она хотела его! Она хотела его добровольно, она отдавалась ему от глубокой, бесконечной любви. Он утихомирил свою страстную тоску по ней, обняв ее тело, прижав ее колени к своим бедрам, а свои губы к изгибу ее шеи. Он чувствовал, как бьется ее сердце, как пульсирует кровь под нежной кожей. Она была такой теплой и мягкой, такой живой и желанной.

Ночь опустилась над любящими, и они растворились в темноте. Так же, как их контуры сливались друг с другом, сливались и их тела и души. Они не могли оторваться друг от друга, таким сильным было между ними притяжение. Пила с удивлением ощутила сладкую боль от соединения с ним, боль, стремившуюся к завершению. Каждое его движение еще более усиливало это ее желание, как море, волна за волной оно наполняло пустой сосуд. Этим сосудом было ее тело, до этого пустое, одинокое. Теперь оно исполнилось чувства, желания, любви. Она ощутила, что ее волнение нарастает, как поднимается уровень воды в бурной реке, и скоро наступит момент, когда давление воды разорвет сосуд.

Сильные волны желания накатывали на нее, и она, как утопающая, крепко вцепилась в Клаудиуса. Пульсация ее крови передалась ему. Оба впали в опьяняющий восторг, замутнивший их сознание, и стремились достичь пика, который освободил бы их от невыносимого напряжения. В них пылал огонь. Огонь, зажегший их мир. Его нельзя было больше затушить, он раздирал их подобно лаве, сопровождавшей выход бога Вулкана из его горы. Клаудиус взорвался. Вскрикнув, он прижал свои чресла к ее лону, и боль напряжения пронзила его тело. Оно отняло у него силы, его руки откинулись, и, задыхаясь, он содрогнулся.

Пила отбросила голову на подушку и выпрямилась. Она чувствовала, как волны его страсти смыли все плотины и влились, подобно лаве, в ее тело. Крик, возникший в ее животе, понесся на улицу в ночное небо.

На небосводе сверкали бесчисленные звезды. Вселенная казалась совсем близко. Клаудиус нежно погладил лицо любимой, почувствовал на своих пальцах влагу.

– Ты плачешь? – спросил он обеспокоенно.

– Да, – выдохнула она. – От счастья.

Ранним утром Атенаис вместе с Акме прибежала к Ромелии. Друзилла не хотела пускать посетительницу, но Ромелия попросила ее впустить.

Атенаис с сочувствием посмотрела на Ромелию. Та лежала на постели, белая, как простыни под ней, руки бессильно свисали, взгляд блуждал по красочному потолку комнаты.

– Я безутешна, потому что не могу тебе помочь, дорогая подруга, – посетовала Атенаис и похлопала по холодной руке Ромелии, – но ты отказываешься от любых лекарств. Моя рабыня Акме составила несколько порошков, которые тебе определенно помогут, поверь.