Читаем без скачивания Скинхеды - Джон Кинг

Сын своего отца

Он разогнался и оставил скейт-парк позади, миновал тротуары и поребрики и помчался через гладкое шоссе, сбил и подбросил высоко в воздух пешехода, орущая фигура исчезла в красном зареве рекламных огней, зависла на секунду, прежде чем шлепнуться обратно на землю, его блестящая тележка с покупками врезалась в цифовую витрину с глюкозой и обогащенным кокаином, бродяга тут же вскочил на ноги, он ничего не чувствовал, выхлопные газы Лола, словно призраки, проплыли под колонной изогнутых фонарей, неземное электричество внутри кожистых серебряных трубок, ночь была знойной и влажной, графический шар искусственной Луны лил свет, на этих улицах всегда была ночь, когда Лол быстро вел свою машину, с кокосовых пальм капал воск и собирался в лужи, повороты были перекрыты из-за дорожных работ, стойкий ритм панка, хардкора и хип-хопа пытались спорить с ревом его отлаженного двигателя, нырнув в подземный туннель, он сдержал дрожь, прошедшую по рукам, разогнался, выскочил наружу из глубины, добрался до ровной черной полосы дороги, которая вела к М25, вот где он мог нормально лечь на курс, счет защелкал, как часы, числа мелькали, секунды и минуты, целая жизнь, и все ускорялось, становясь все быстрее и неистовей, а он еще был осторожен на поворотах, по крайней мере, поначалу, не хотел терять время, он сохранит свой нитрометан на потом, оставит что-нибудь в резерве, он объехал пятно гладкого бетона, новая Америка британских пригородов, он, как серфингист, ловил ритм своей жизни, это была одна короткая игра, повторявшаяся снова и снова, печаль уносило волнами, он думал о скейтборде, но в этой машине было безопасней и комфортнее, он знал, что никогда не ушибется или развалится, в этом мире не существовало блоков травматологии или рыщущих карет «скорой помощи», в них не было нужды, и он двигался все быстрее, совершая убийственные развороты, теперь на полной скорости, обдирая стены, проливалось масло и пламя вспыхивало позади машины, ему не нужно было заботиться о хрипящих шинах и визжащем моторе, эти звуки засели в его мозгу, он уже бывал здесь тысячу раз, круша заборы и перескакивая через пандусы, цвета смешивались, и он ощущал нервную дрожь от осознания собственной неразрушимости, катясь под Rancid и 5 °Cent, «American Guns» из Transplants, он представлял ладную девочку, сидящую рядом с ним, закрывшую глаза, дорожные ряды изламываются и сливаются, и он не заботится о счете, только хочет продолжать путь, по прямой.

Последний прием лекарства был самым ужасным, и Терри потребовалось много времени, чтобы привести себя в порядок. Он изучал потолок. И не собирался сегодня на работу. Слышал, как по дому ходил Лориэл, опять не в школе, он не мог припомнить, чтобы у парня случались такие каникулы, когда он был ребенком, и задумался, хорошо ли это и занимается ли его сын учебой по-настоящему. В эти выходные Терри должно исполниться пятьдесят, и он не мог себе представить, что не доживет до пятидесяти одного.

Когда Терри был подростком, он услышал крик своего отца в темноте. Мурашки пробежали по коже, и тогда, и сейчас, его мама успокаивала мужа, тихо напевая колыбельную, и он мог различить шепот, далеко, в другой реальности, не зная, что она говорит, что отец отвечает, да и не хотел знать. Он не мог понять, что было не так с его отцом, почему ему так часто снятся кошмары. Однажды он услышал, как отец кричит. Он почувствовал стыд. Его отец не должен кричать.

Между ним и Лориэлом все было по-другому. Во всяком случае, он надеялся. Его старик не был разговорчив, но если оглянуться назад, может быть, он просто не был уверен, что ему стоит говорить, не мог подобрать слова, придерживая язык, как это делал теперь и Терри. Терри осенило, что, возможно, отец защищал его от чего-то, хотя он не мог предположить, от чего, и эта мысль осталась с ним. Вероятно, он не способен был понять, какие события назревали в его собственном доме, так же, как и Лориэл теперь, но отчетливо чувствовал что-то, хотя был слишком занят, чтобы разобраться, шатался со своими приятелями, погруженный в свои собственные маленькие игры. Терри нравилось думать, что его отец мог бы гордиться им. Он рассмеялся. Ему было пятьдесят, и он был разбит. Услышал у двери шаги Лориэла и притворился, что спит, он не хотел говорить с ним сейчас.

Лол хотел пить и есть и пробирался на кухню, он остановился, открыл дверь к отцу, окно распахнуто, занавески задернуты, прислушался к его замирающему дыханию, подождал, пока оно снова восстановится. Было уже больше девяти, но Лол не собирался будить папу. Он был либо пьян, либо устал, в последнее время в нем было не слишком много энергии из-за гриппа, и вот. Лол спустился вниз и наполнил стакан лимонадом, бросил в него кубики льда, сгреб несколько шоколадных бисквитов и поднялся обратно, постоял у окна в своей комнате, жуя. Боб и Молли ходили на солнце, поляна была белой от инея, и он задумался, как плохо им на холоде, из их ноздрей шел пар. Он разозлился, думая о том, как Роя вынудили убрать их, может быть, разлучить лошадей, и все из-за того, что какой-то богатый мерзавец купил эту землю. Это было нехорошо. Но каким-то образом он знал, что этого не случится. Его папа разберется с этим. Отец всегда знал, что делать. Он подумал о том, чтобы разведать, где живет этот человек, Кев-Кев сказал, что они должны заплатить Йану, чтобы тот пошел и пригрозил ему, сказал, что если он не оставит этих лошадей в покое, ему придется худо, но Лол не думал, что это может сработать. Папа придумает лучший способ.

Он подумал, стоит ли ему как-то украсить дом к папиному дню рождения, зная, что на субботнюю ночь готовится довольно большой сюрприз. Впервые за много лет он понял, как же пуст их дом, стал думать о маме и о том, какой могла быть жизнь, если бы она осталась жива, но он быстро остановил себя, он был слишком мал, когда это произошло, в его голове сохранилось не много ясных воспоминаний, только впечатления, состояния, запах и прикосновения, которые таяли, а потом возвращались, еще слова, которые он слышал. Он должен быть сильным, как сказал папа в тот раз, когда они говорили серьезно. Он говорил не много, по крайней мере, когда дело касалось какой-нибудь чепухи, но если он начинал говорить, то обычно оказывался прав. Лолу это нравилось, не хотел бы он иметь развеселого отца, который часами болтал бы о разном, сбивая его с толку. Он отвернулся от окна и подошел к компьютерному столу, подождал, пока игра загрузится, покончил с бисквитами, Боб и Молли засели у него в голове. Становилось все жарче, нагревались радиаторы, все больше горячился он сам.

Терри стоял под горячей водой и умывался, не торопясь. Он вытерся и осмотрел свое отражение в зеркале, зная, что должен побриться, но он был слишком изможден, подумал о ценностях солдат короля Георга и принялся работать бритвой. Смешно было думать, будто тот день, когда ты пришел в мир, был самым важным днем твоей жизни, даже если ты ничего не помнил об этом, не знал, что думала твоя мама, что она говорила и что чувствовал твой старик. Он вспомнил рождение своих собственных детей, точно зная, что происходило в его голове, он надеялся, что будет мягче с девочками, относился к ним по-разному, видел Лориэла, закутанного в одеяло, его нос был расплющен, как у боксера. Его отец должен был чувствовать то же самое, когда рождались его дети. Теперь Лориэл был почти мужчиной, вскоре он уедет, как и остальные, и дом будет совершенно пуст. Он встретит девушку и осядет, и именно так и должно быть. У него появятся собственные дети, он будет жить своей жизнью, и если повезет, он доживет до пятидесяти, уставится в зеркало и будет знать о своем отце чуточку больше, ценя то, что он старался быть ему примером.

Терри одинаково любил всех своих детей, но был доволен, что у него есть сын. Это было естественно — передавать свои гены, и немного сверх того, он хотел, чтобы Лориэл был похож на него, по крайней мере, внутри, а лучше, чтобы делал то же, что и он, в том же возрасте. Он не хотел, чтобы сын рисковал или вел себя дурно, как это делали тысячи мальчиков. Терри сделал все лучшее, на что был способен, обеспечил детям крышу над головой и хлеб на столе, присматривал за ними, у него и Эйприл не было ничего, когда они начинали, и никого, кто мог бы им помочь, они просто много работали и этим обходились. Гордость жила внутри, и ее не купишь, деньги — это для другого, и он был рад, что ему есть что оставить детям, когда он умрет. Рэй и Терри позаботились и о сестрах.

В своем лице он обнаружил погребенного отца. Это болезнь придала печаль его выражению. Тот же самый загнанный взгляд. Вот в чем было дело. Его отца словно преследовало что-то. Он вспомнил, когда миссия «Аполлон-11» достигла Луны, на его лице проступила радость, детский восторг, когда они разглядывали эти дрожащие образы на экране телевизора. Он улыбался, вспоминая это.

Вскоре после прилунения папа постучал в дверь его комнаты, позвал Терри выйти с ним. Они вышли из дома и пошли по ночным улицам, и он спросил, куда они направляются, папа улыбнулся, сказал, подожди и увидишь, и хотя Терри думал, что он уже вырос, он все еще был ребенком и радовался папиному вниманию, был готов пойти с ним куда угодно. Он чувствовал себя в безопасности, ощущая отцовскую силу, зная, что никто не сможет подойти к ним, и он бросил взгляд на его крепкую голову и прямую спину, волевой подбородок и сосредоточенный взгляд, и все это поднялось волной в его памяти мощным приливом чувства.