Читаем без скачивания Волшебный бумеранг (Космологическая феерия) - Николай Руденко

… Как хорошо, что Лоча снова рядом! Она отыскала какое-то растение, обладающее целебными свойствами. Стоило только натереть его соком лоб, и сразу приходят радостные мысли…

— Скажи, Акачи, — лукаво спросила Лоча, — ты бы хотел побывать на Материке Свободы?… Хочешь?…

Лицо Коли сразу же стало серьезным. Материк Свободы — это почти то же самое, что и Красный Остров. Но он находится в их измерении вселенной, то есть живет вещественной, а не лучевой жизнью, и поэтому Материк Свободы значительно ближе, понятней. Если бы только можно было его осмотреть!..

Коля недоверчиво пожал плечами.

— Ну, хорошо, — засмеялась Лоча. — В наказание за то, что ты не веришь в такую возможность, принесешь сто корзин навоза из фермы в сад. Так как мы в ближайшее время туда отправимся…

Вскоре их посетили Эло и Гашо — младшие братья Ечуки. Коля очень обрадовался, что его родные могут погостить в доме, где хозяйничает гостеприимная Лоча. Ему казалось, что глазами своих братьев на его счастье смотрит и сам Ечука-отец.

Как радовался, как удивлялся коренастый, скуластый Гашо, осмотрев большое и сложное хозяйство повстанцев! Штаб открыл ему все свои тайны. Более того, Гашо избрали членом Штаба. Он должен держать в абсолютной тайне само существование государства повстанцев, но ему покажут тот прекрасный мир, о котором можно и нужно рассказывать всем угнетенным людям…

22. Разговор в деканате

25 апреля. Я, наверное, сама того не понимая, совершила ошибку. Когда Виктор в ботаническом саду начал говорить о своей любви, я просто выдернула руку и убежала прочь. Ему же я не сказала ни одного слова…

Сегодня утром мама послала меня в «Гастроном». Она спешила на работу, я на лекцию, и у меня оставались считанные минуты. Но, выйдя из подъезда, я неожиданно встретила Виктора. Он даже не скрывал, что ждет меня. Лицо у него было усталое — щеки ввалились, видимо, не спал всю ночь. Мне стало его жаль. Что там ни говори, но ведь это первый парень, признавшийся мне в любви!.. Когда я об этом подумала, вся злость на Виктора сразу же улетучилась. И хотя стыдно признаться, но в эти минуты я была очень сердита на Колю! Сердита за то, что не от него услышала эти слова. Мне мало того, что он любит Лочу. Если бы он хоть когда-нибудь сказал: «Оксана!.. Лоча — это ты». Но нет, он ни разу не сказал так. Только осторожно намекает: догадайся, мол, сама… А мне хочется не догадываться — хочется знать, слышать… Слышать не раз и не два — тысячу раз!..

Не понимаю, как это случилось, но до самого «Гастронома» Виктор вел меня под руку. А когда вернулись к нашему подъезду, он сказал:

— Давай не пойдем на первые лекции?

Железом тебя нужно жечь, Оксана!.. Потому что мы и в самом деле не пошли на первые лекции, а спустились в метро и поехали к Днепру. В этот год он разлился как никогда. Киевлянам пришлось сооружать высокие запруды, чтобы защитить Подол.

Держа меня за руку, Виктор сказал:

— Оксана!.. Видишь это половодье? Никто не может запретить его. Так же и мои чувства…

Сейчас, когда я пишу эти строки, меня смешит его высокопарность. А там, над рекой, почему-то мне это понравилось. Не знаю, как это объяснить. Наверное, во мне живет непреодолимое желание слышать такие слова.

Я не только не сердилась на Виктора — я была ему благодарна. А то, что он выступил на стороне наших противников… Нужно ли его за это судить? Было бы нечестно, если бы он скрыл свои мысли.

Конечно, я молчала. Что я могла ему сказать? Я люблю Колю. И все же мне было приятно, что Виктор так говорил. Видимо, он говорил правду. А разве можно быть неблагодарной за любовь?…

В конце нашей прогулки, когда мы возвращались к метро, я осмелилась ему сказать:

— Виктор, будем хорошими друзьями. Ладно?…

— Я тебя не понимаю. Говори точнее…

— Ты же знаешь, я люблю Николая… Больше я ничего не успела сказать — он резко остановился, прикусил нижнюю губу и процедил сквозь зубы:

— Значит, я его еще не развенчал… Но развенчаю, будь уверена!.. Так развенчаю, что ты не посмотришь в его сторону.

И, оставив меня одну, быстро пошел по набережной. А я поспешила в метро, чтобы не опоздать на следующую лекцию.

После лекций мы с Мариной забежали в деканат. Нам нужно было поговорить с Мироном Яковлевичем. Открыв двери, я заколебалась: входить или нет, так как увидела Виктора и услышала его слова:

— Вы ведь знаете, чем закончилось обсуждение. Почему же вы разрешаете им собираться? Идеализм несовместим с нашим мировоззрением…

Заметив меня, Виктор заерзал на стуле, а Мирон Яковлевич пригласил нас принять участие в разговоре:

— Заходите. Речь идет о вашем кружке. Садитесь, девушки… А вы, товарищ Черный, продолжайте.

Наверное, Виктору уже не хотелось продолжать, но иного выхода у него не было. Это напоминало бы донос, а не открытую борьбу.

Закусив удила, Виктор помчался во весь опор. Его словно прорвало — он перестал выбирать слова, горячился.

— Разве вы не видите, что они хотят создать новую библию?… Да, да! Они собираются ее немного подредактировать и преподнести людям вместо марксизма… Это необиблианцы… Энгельс говорил…

Мирон Яковлевич махнул рукой:

— Подождите, Виктор… Поговорим спокойно.

— Не могу я говорить спокойно! Мирное сосуществование идеологий…

— Ах, Виктор, — сокрушенно покачал головой Мирон Яковлевич, — вы хорошо изучили источники, на которые ссылается Нечипорук?

— Достаточно того, что теория Шмидта…

— Вот видите… А я изучил. И между прочим, понял, в чем заключается недостаток нашего преподавания. Мы готовим узких специалистов, которые хорошо знают только свою область науки. Физики плохо знают историю, историки почти не знают астрономии… Поэтому очень много фактов теряется в пробелах, существующих между разными областями науки…

Но разве Виктора можно было хоть в чем-нибудь убедить? Он любой ценой добивался разгрома нашего кружка. Больше его ничто не интересовало!..

— Вы думаете, марксизм когда-нибудь согласится с вашими мыслями?

— Не знаю, — ответил Мирон Яковлевич. — Вот лежит «Диалектика природы» Энгельса. — Мирон Яковлевич раскрыл книжку и прочел: — «… Как бы долго ни длилось время, пока в какой-либо солнечной системе и только на одной планете не создались условия для органической жизни; сколько бы бесчисленных органических существ ни должно было раньше возникнуть и погибнуть, прежде чем из их среды смогли развиться животные со способным к мышлению мозгом… — у нас есть уверенность, что материя во всех своих превращениях остается вечно одной и той же…» — Закрыв книгу, Мирон Яковлевич положил на нее руку. — Почему же мы должны отбросить мысль, что жизнь возникла сначала на Фаэтоне, а потом уже на Земле?… Скажем, автор учебника, по которому вы, Виктор, изучали в школе астрономию… Припоминаете его фамилию?…