Читаем без скачивания Собачья голова - Мортен Рамсланд

Конечно же, эти слова для нее значили многое. Она была теперь не только хозяином лавочки, но и хозяином собственной жизни. Но стоило ей торжествующе произнести эти слова, как бедняга потерял сознание, свалился на пол и лежал теперь как медуза, выброшенная на берег у края ее новой жизни. Созерцание потерявшего сознание парня с отвратительным полотном, частично прикрывшим его, пробудило в осиротевшей Лайле море чувств, она опустилась рядом с ним, положила его голову к себе на колени и стала осторожно поглаживать пальцами, которые пахли любовью.

Ошибочка вышла

Прошло совсем немного времени, и траур фру мамы самым бесцеремонным образом был нарушен бесчинствами на втором этаже. Одно дело — что Лайла после смерти Ханса Карло пустилась во все тяжкие, но то, что фру маму вынудили стать молчаливым свидетелем распутства приемной дочери, — это уже было слишком. Звук скрипящих пружин, вскрики, громкие голоса, не смолкающие до утра, преследовали ее как кошмар, и когда тощий норвежец с растрепанными волосами спускался утром по лестнице, она бросала в его сторону взгляды, полные брезгливости и укора.

— Если бы взглядом можно было убить, — говорил позднее отец, — ни один из вас, прохвостов, никогда бы не появился на свет.

Это были те самые взгляды, которые мы со Стинне окрестили «взгляды фру бабушки». После смерти Ханса Карло Лилиан так и не смогла смириться с тем, что другие люди могут развлекаться. Она носила черные очки, которые слегка сдвигала лишь для того, чтобы бросать укоризненные взгляды поверх темной оправы. Дешевые солнечные очки стали единственным заслоном, за которым она могла спрятать свое горе: ее предал муж на смертном одре, ей так и не удалось родить ребенка, она опозорена и осмеяна наглой падчерицей, которая нисколько не переживает из-за смерти Ханса Карло.

— Ты нашла симпатичного бухгалтера, — говорила Лилиан сухо, — но правильно ли он понимает свои служебные обязанности?

— За работу после четырех он зарплату не получает, — отвечала Лайла, надменно улыбаясь фру маме. Так называемый бухгалтер действительно пробудил в ней незнакомые прежде чувства. «Когда я умру, — говорил Ханс Карло, — ты найдешь кого-нибудь, кто сможет заниматься твоей бухгалтерией». Она нашла его на следующий день после похорон, когда потерявший сознание бедняга с дефектом речи очнулся и увидел только что написанное объявление о приеме на работу. «Это как раз для меня», — заявил он, но она приняла его на работу не потому, что он учился в коммерческом училище. Нет, скорее потому, что для моей двадцатитрехлетней матери мой потерявший сознание отец стал воплощением той беспомощности, с которой она покончила накануне ночью, приняв решение стать новым человеком.

Что касается Ушастого, то у него тоже не было никаких сомнений. Когда раз в жизни встречаешь девушку своей мечты из заколдованных лесов, то это можно считать удачей, но когда встречаешь целых двух девушек своей мечты, то это знак совершенно невероятного везения. После их первой встречи он шел домой по улицам города, насвистывая. Подобно младшему брату, он поднялся на борт большого судна, пунктом назначения которого было будущее. Ему казалось, что огромная радуга поднимается над его головой, указывая путь. Напрочь позабыв о той таинственности, с которой отец излагал ему свое поручение, он вовсе не спешил домой, да и откуда ему было знать, что Аскиль извелся в ожидании?

— Ну что, — спросил дедушка, когда его сын наконец-то вернулся домой, — что ты узнал?

— Что узнал? — переспросил Ушастый, который совершенно забыл о своем шпионском задании.

— Владелец, — продолжал Аскиль нетерпеливо, — что он за тип?

Некоторое время Ушастый с идиотской улыбкой недоуменно смотрел на отца, потом покатился со смеху.

— Тебе, должно быть, что-то привиделось, — проговорил в конце концов Ушастый. — Владелец — молодая женщина. А с завтрашнего дня она еще и мой начальник, — и исчез, хихикая, в своей комнате.

С самого начала должностные обязанности оказались какими-то запутанными. Багетная мастерская дедушки была не столь велика, чтобы нанимать бухгалтера на полную ставку, но Ушастый тем не менее отправился в коммерческое училище и сдал в библиотеку все книги. Каждое утро он теперь приходил в мастерскую, садился за стол менее чем в трех метрах от своего очаровательного начальника и просматривал счета. В пропыленных книгах он обнаружил устаревшие бухгалтерские методы и полный сумбур в ведении дел. Он нашел непогашенные долги тридцатилетней давности, которые так и не были востребованы, нашел задолженности, которые были погашены по несколько раз, и обнаружил безграничный хаос, короче говоря, то были финансовые отчеты, неизлечимо больные раком. Когда он изредка заглядывал в мастерскую к Ибу, то наблюдал множество устаревших технологий, лишенных, как ему казалось, всякого смысла: «Почему ты просто не забьешь тут гвоздь? — спрашивал он. — Почему ты не пользуешься станком? Глупо целый день тратить на полирование одной доски».

Иб смотрел на него потухшим взглядом, но вполне имел право сказать: «Что это ты о себе возомнил, черт возьми, молокосос…» Ушастый прекрасно понял, что ему хотят сказать, и вернулся к своему созданному из подручных материалов столу, где работы у него было очень мало, а вот болтал он с шефом так много, что Иб начинал демонстративно грохотать инструментами. Ибу тоже казалось, что Лайла как-то странно стала себя вести после смерти Ханса Карло, и когда он слышал, как они возятся, визжат и кричат, словно целый детский сад, то с огорчением вынужден был констатировать: у Лайлы не просто не хватает ремесленных и бухгалтерских способностей. Она была к тому же еще и невыносимым руководителем, который не в состоянии отделять работу от веселья. «Если так будет продолжаться, — думал Иб, — то и года не пройдет, как я потеряю работу».

В мастерской повсюду ощущалось беззаботное настроение, и повсюду в старых документах вскоре стала обнаруживаться подрывная деятельность любви: любовь таилась в книгах заказов, в журналах, любовь скрывалась между строк в финансовых отчетах, любовь — куда ни глянь, и вскоре начальник и бухгалтер начали хихикать за спиной клиентов. Они потешались над принесенными в мастерскую картинами. «Это похоже на божью коровку, которую переехал паровой каток». «Это похоже на твою голову по утрам». Клиентам не нравилось, что над их картинами смеются. Им также было не по душе, что новая хозяйка предпочитает целоваться с бухгалтером вместо того, чтобы достойным образом обслуживать клиентов, и они стали заказывать рамы для своих картин в других мастерских. Одного за другим Лайла теряла постоянных клиентов, и когда фру мама изредка заходила в мастерскую после закрытия, чтобы вместе с Ибом просмотреть книгу заказов и финансовые отчеты, они натыкались на целый ряд вопиющих фактов: вместо заказов огромное количество нарисованных сердечек, а в графе «доходы» такие комментарии, как: «Картина похожа на раздавленного ежика. Наверное, клиент не спал со своей женой с прошлого лета».

— Мы разоримся, — стенала фру мама, бросая на Иба укоризненные взгляды, приподнимая темные очки. — Да сделай же что-нибудь!

Но что мог сделать Иб? Семнадцать лет он проработал в этой мастерской, сначала как подмастерье Ханса Карло, потом как его доверенный столяр и, наконец, как любовник дочери — притом что у него были жена и дети. И тем не менее ему нечего было сказать. Когда он пытался образумить молодых людей, они смеялись ему в лицо. «Иб похож на человека, который попал себе молотком по пальцу», — записывал Ушастый в книге. Так что мои молодые родители спокойно продолжали свою подрывную деятельность. Это было до их ночных скандалов, до того, как дети начали отнимать у них много времени, и до того, как отец заразился страстью Расмуса Клыкастого.

Лишь одна неприятность немного все подпортила: Лайла с разочарованием вынуждена была констатировать, что новый бухгалтер не страдает дефектом речи, а просто говорит с легким норвежским акцентом. Она обнаружила это во время первого обеда в семье родителей Нильса, когда от норвежского языка свекра со свекровью у нее на мгновение голова пошла кругом. К тому же норвежцы тоже относились к категории мистических существ, коих Лайла изгнала из своего мира, и, пытаясь найти какую-нибудь тему для разговора, она огляделась по сторонам, увидела недавно вставленную в новую раму картину и воскликнула: «А вот и та ужасная картина!»

Она имела в виду ни много ни мало как картину «Врач и скальпель», и если Аскиль посмотрел на нее недовольным взглядом, то Бьорк тут же увидела, что в лице Лайлы она может приобрести сообщника. Перед десертом она позвала Лайлу на кухню и выложила ей все: «Если бы ты знала, с чем мне приходится мириться… если бы ты знала, как он себя ведет…» К этому времени сестра Лине, живущая в Бергене, уже давно отказалась от роли слушателя, а Лайла была вся внимание — поэтому моя молодая мать сразу же завоевала сердце бабушки. А бабушке вспомнились розовые письма, и она мысленно похвалила себя за их кражу.