Читаем без скачивания Чистильщик - Эйке Шнайдер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Очень старалась! – ощерилась женщина. – Зенки блудливые выцарапать старалась, да не вышло. Золотой потом бросил: радуйся, холопка, что до тебя такой человек снизошел.
Ах, вот оно что… И в самом деле, за что его было любить?
– Надо было вытравить, – снова усмехнулся Эрик. – И золотой остался бы, и с пащенком возиться бы не пришлось.
– Травила, да живучий оказался.
Он на миг прикрыл глаза. Растянул губы в улыбке. Опустился на колени, коснувшись лбом земли:
– Что ж, спасибо. Вырастили, пристроили.
А что он не просил, чтобы его зачинали, – так кто о таком просил?
– Не юродствуй.
– Что ты. – Он выпрямился, все еще стоя на коленях, глянул снизу вверх, как когда-то. – Я совершенно серьезен. Могли ведь и приспать.
Приспать, оставить в сенях на холоде, пока не посинеет, не кормить, сунуть иголку в родничок – да мало ли способов? Эрик мысленно поежился и продолжил вслух:
– Творец велел почитать тех, кто дал тебе жизнь. – Хорошее слово: «почитать». Оно совсем не обязывает любить… – Если он был чистильщиком, значит, давно мертв…
Не попросить ли у Первого разрешения покопаться в архивах, чтобы узнать, какой отряд тогда закрывал здесь прорыв? Впрочем, что от этого изменится? В глаза тому чистильщику не посмотреть, не спросить, думал ли он, что творит. Впрочем, о чем Эрик вообще?.. Сколько было таких до него, сколько еще будет после. Взять вон хоть Гейра. А сам он, совсем недавно, когда остановился лишь в шаге от…
– Сдох – туда и дорога! – сплюнула мать.
– Тебе виднее. А вам с отцом я действительно должен быть благодарен.
И благодарность – хорошее слово. Эрик поднялся, сунул руку за пазуху – после той истории, когда в них с Кнудом не узнали одаренных, решил, что перстень надо носить с собой просто на всякий случай, а времени подогнать так и не нашлось. Дернул сильнее – шнур, на котором висело кольцо, больно рассадил кожу на шее. Ничего, затянет.
– Денег у меня с собой нет. – Он протянул перстень на ладони. – Но это стоит куда больше золотого.
Женщина не шелохнулась.
Эрик опустил руку, кольцо блеснуло в свете фонаря, устремившись к земле, и погасло. Развернулся к калитке.
– Больше я вас не потревожу.
– Бруни…
Он помедлил, не оборачиваясь:
– Теперь меня зовут Эрик.
Хорошо смазанные петли не скрипнули.
Ингрид выступила из темноты, едва он прикрыл калитку.
– Проводила? – спросил Эрик.
– Да. Славная девочка, жаль ее. И ничего не сделать.
Он кивнул – и в самом деле ничего. Если бы Герд попала в руки целителя до того, как начала ходить, или хотя бы в первый год… Только откуда у деревенских возьмутся деньги на целителя?
Они двинулись по улице, сопровождаемые неумолчным лаем. Странно – в столице ночью было куда тише, чем в глухой деревне. Ингрид взяла его за руку, легонько сжала ладонь.
– Много успела услышать? – невесело усмехнулся Эрик.
– Достаточно.
– Только не надо меня жалеть.
– Жалеть тебя? – В ее голосе прозвучало искренне изумление. – Парня, который плетет так, что мне остается лишь завидовать? У которого руки-ноги на месте, светлая голова и отходчивый нрав? Жалеть?!
– Вот насчет нрава – это ты чересчур.
– С остальным спорить не будешь? – рассмеялась Ингрид.
– Не буду.
Эрик сжал ее руку, молча благодаря. Так они и дошли до дома. Он открыл калитку, пропуская девушку во двор.
– А твои живы?
– Меня нашли на пороге приюта, так что кто скажет? Ни пеленки с вензелем, ни амулета – ну, знаешь, как это бывает в слезливых романах. Да и откуда бы…
И в самом деле. Куда проще бросить ненужного ребенка, чем кормить семь, а то и десять лет, выжидая, проявится ли Дар, и кормить еще дольше, если не проявится. Такие люди не вышивают вензеля на пеленках. И уж тем более не оставят с младенцем амулет, который стоит немалых денег. У них и самих амулетов-то нет.
– Мы придумывали, конечно, – улыбнулась Ингрид. – Знатных родителей, с которыми что-то случилось, но они обязательно прознают о своих потерянных детях, найдут их и заберут домой. Главное было не говорить воспитателям: выпорют, чтобы помнили свое место и не сочиняли невесть что. Да и остальным детям говорить не стоило: не засмеют, так донесут. А потом я стала старше и поняла, что не нужно мечтать о несбыточном. Мой удел – монастырь. Если повезет.
А если не повезет – продадут в служанки, и молись, чтобы не глянуться хозяину. Потому что, когда он наиграется или когда узнает жена, прислуга окажется на улице. Хорошо, если не брюхатая. Без рекомендаций. И тогда только в бордель… или в реку.
Эрик вздохнул, притянул ее к себе, обнял и коснулся губами лба.
– Не надо меня жалеть, – сказала Ингрид.
– Жалеть тебя? – усмехнулся он. – Ту, которая управляется с мечом так, что мне остается только завидовать?
Они рассмеялись хором, не торопясь разжимать объятия.
– А потом проявился Дар, – закончила она. – Повезло.
Повезло или нет, как знать? Жить в монастыре, не хватая звезд с неба. Может быть, стать настоятельницей – у нее бы получилось. Идти по веками предопределенному пути, так никогда и не поняв, чего лишилась? Сгореть за несколько лет, торопясь увидеть, узнать, ощутить? Кому довелось сравнивать?
– А что ты придумала про себя? – спросил Эрик, запуская пальцы ей в волосы.
Ингрид чуть отстранилась, заглядывая в глаза:
– Смеяться не будешь?
– Не буду, – пообещал он, снова привлекая ее к себе. Прижался щекой к щеке.
– Что я на самом деле королевишна дальней страны. Что меня украли разбойники и увезли далеко-далеко. Но когда-нибудь…
Она затихла, не шевелясь, только дыхание щекотало ухо да напряглась в ожидании насмешки спина под его ладонью.
– Украденная королевишна… – улыбнулся он.
Девушка отодвинулась, снова заглядывая в лицо, ладони легли на грудь: вот-вот оттолкнет.
– Ты обещал не смеяться.
– Я не смеюсь… – прошептал Эрик, прежде чем поцеловать.
Ульвар поднял своих затемно – собирался к вечеру добраться до станции, а оттуда, как обычно, в столицу на перекладных.
Кнуд и Трин отчаянно зевали, Гейр посмеивался: позабавиться не дали, зато выспался, не то что эти оболтусы. Ульвар выглядел, как всегда, спокойным и собранным, и Эрик никак не мог поверить в те слова, что слышал собственными ушами. Может, примерещилось: на грани между сном и явью и не такое почудится.
Когда солнце поднялось над домами, пришел староста. Поклонившись, протянул Альмоду перстень:
– Свояченица утром у калитки нашла, кто-то из ваших обронил.
Командир взял кольцо, разглядывая, подержал на ладони. Кивнул Фроди – тот понял, достал из кошеля монету. Староста ушел, не забыв спросить, всем ли довольны гости дорогие. Едва за его спиной закрылась
