Читаем без скачивания Супердвое: убойный фактор - Михаил Ишков

Неужели мы не сможем его наказать?!

Меня не оставляла смутная догадка, что вопрос о Втором фронте является ключом к пониманию к военной ситуации в Европе. Трудно было поверить, чтобы в ставке Гитлера не рассматривался вариант «удара в спину» — возможной высадки десанта на побережье Франции. Неужели опытные в стратегических вопросах немецкие генералы могли пренебречь этой вполне напрашивающейся возможностью?

Мне бы поговорить с Гессом, перелетевшим в Англию на самолете в 1940 году. Так ли безумен был этот побег? Какие гарантии получили немцы во время переговоров Гесса в высшим руководством Великобритании.

Понятно, что в те тревожные дни лета сорок второго года было невозможно задать эти вопросы руководству англо-американского блока.

В августе в Москву наведался Черчилль улаживать разногласия со вторым фронтом, и нам было поручено обеспечить его безопасность, так что на все лето я напрочь забыл о Еско. Только избавились от Черчилля, как в Москву нагрянул Закруткин старший, доставивший от Анатолия первый весомый результат. Это были документальные данные, касавшийся Атлантического вала. Изучая эти материалы, я еще раз убедился, что дело нечисто. К сожалению, опоздание Закруткина заметно ослабила их ценность. Эти бы данные на стол во время переговоров с Черчиллем, да носом его, носом!..

Схемы укрепрайонов и дислокации частей, добытые Закруткиным, ясно свидетельствовали — к лету сорок второго фашисты только приступили к строительству оборонительных сооружений. Гарнизоны на побережье Нормандии укомплектовывались исключительно призывниками старших возрастов, молодежь сгоняли в маршевые роты и отправляли прямиком на Восточный фронт. Сил у фашистов уже не хватало — на двадцать километров берега одна артиллерийская батарея! Местами никаких частей, кроме наблюдательных постов, не было.

Получи Петробыч эти материалы вовремя, он, наверное, смог бы хотя бы кое-что выколотить из Черчилля. В таких условиях даже небольшая десантная операция имела шансы на успех, и созданный на Западе плацдарм мог бы отвлечь врага от непрерывно наращиваемого давления на Сталинград.

— Эта загадка долгое время не давала мне покоя. Но, — Трущев развел руками, — не сложилось. Война, соавтор, это не парад и не штабная игра. Там все всерьез, там понарошку нельзя.

Вообще, связь в те годы была нашим самым узким местом. Почтовая переписка с началом войны практически сошла на нет, личные контакты оказались крайне затруднительны, к тому же поездки совершались вкруговую, через нейтральные страны. С появлением пеленгаторов все более опасной становилась радиосвязь, что подтвердил разгром «Красной капеллы», а также провал группы Радо в Женеве. Эти неудачи косвенно ударили и по «близнецам».

С другой стороны, если рассматривать разведывательную деятельность не только как сиюминутные поспешные ответы на поставленные руководством вопросы и не как желание прокукарекать по любому поводу — вот мы какие ушлые! — а как умение добыть и оценить всю совокупность данных о стратегических замыслах противника, то схемы и планы, добытые Первым в штабе 7-ой немецкой армии, оборонявшей побережье Франции, являлись серьезным материалом. В общем контексте с высказыванием одного из членов английского правительства — «оставим русским самим решать проблему своего выживания» — стало ясно, что в 1942 году ни на какую помощь со стороны союзников нам рассчитывать не приходилось.

Это был тяжелый удар для Петробыча, для верхушки ГКО, для всех нас, ознакомленных насчет меморандума, в котором было четко зафиксировано обещание Черчилля и Рузвельта открыть второй фронт в Европе летом или осенью сорок второго.

Вам, молодым, нельзя забывать, что тем страшным летом наша страна стояла на грани военного поражения. Десантная операция в Европе, клятвенно обещанная Черчиллем и Рузвельтом во время визита Молотова в Лондон и Вашингтон, была нужна нам как воздух.

Глава 3

Трущев встал, прошелся по террасе — камера все время следила за ним, — и в сердцах добавил.

— Не принимай в расчет провокационные разговоры, будто без помощи союзников мы проиграли бы войну. Мы добились победы собственным оружием, а за каждый американский или английский танк или самолет, за каждый «студебеккер» или «виллис» мы платили кровью. И немалой. Так что мы в расчете, если не считать тайны побега Рудольфа Гесса. Разгадка всплыла где-то в году сорок седьмом или сорок восьмом, после знаменитой речи Черчилля в Фултоне, где бывший союзник объявил нам «холодную войну». Но об этом после…

Затем распорядился.

— Дальше фиксируй слово в слово.

Я исполнил приказ.

— Петробыч на удивление спокойно снес эту пилюлю, но все нам было ясно — это в последний раз. Шаткость нашего положения усугублялась тем, что безоговорочная легализация Первого и открывавшиеся перед ним перспективы, как это ни странно, поставили его на грань провала. Так, соавтор, бывает в разведке, сколько не анализируй, никогда не знаешь, что ждет тебя завтра. Спасение Первого потребовало от нас неординарных, я бы сказал нетрадиционных, но, главное, спешных мер.

Не скрою, первым безумную мысль, обещавшую вернуть ситуацию под контроль, выдвинул полковник Закруткин. Берия, уж на что ушлый мужик, и тот, познакомившись с предложением грушника, раскрыл рот.

Обязательно отметь, в то напряженное время мы все, как один, трудились над закреплением всего полезного, что дал нам опыт сорок первого года. Смертельная опасность на время придавила склоки в наших собственных рядах. Приказ № 227 «Ни шагу назад!» заметно оздоровил внутреннюю атмосферу не только на фронте, но и на Лубянке, где всегда перехлестывали с бдительностью и поиском внутренних врагов. Тем более в стычках с грушниками, с которыми у нас всегда были непростые отношения.

Первое, что требовалось — и немедленно! — это объединить мозги. На время многое из того, что разделяло нас — например, меня с Закруткиным, Берию и Меркулова с Панфиловым и Ильичевым, ушло в тень. Тогда было не до интриг, не до шкурных интересов, хотя я сразу проинтуировал личный мотив в предложении Константина Петровича. Он просматривался отчетливо, но я и тогда словом не обмолвился о скользкой позиции этого двурушника.

Когда под напором Федотова и Фитина руководству наркомата пришлось согласиться на предложение Закруткина, встал вопрос — кто отважится доложить его Петробычу.

Закруткин отказался сразу и напрочь.

— Мое дело связь. Я не несу ответственность за план оперативных мероприятий. У вас есть группа, есть начальник группы, ему и карты в руки.

Берия пристально посмотрел на меня.

— Как хочешь, Трющев, а он прав. Докладыват придется тебе. Готов предложения, ми тебя поддержим.

Он дал мне два дня, освободил от всех других забот, от надзора над Бухгалтером, успешно сливавшим абверу дезу за дезой. Через него, а также через его племянника, работавшего в наркомате путей сообщения, мы кинули Берлину приманку — график железнодорожных перевозок на осень и зиму сорок второго года, который свидетельствовал, что главное зимнее наступление советских войск готовится на центральном участке фронта.[47]

На следующий день я вызвал на Лубянку Второго, вкратце обрисовал задание, выполнить которое требовало от него руководство. Еско, уж на что выдержанный парень, сменился в лице. К тому моменту, то ли в ответ на доверие, то ли соскучившись по межпланетным сообщениям, а может, в силу исключительных природных данных, он одним махом в течение лета восстановил в памяти все четыре курса института, сдал основные предметы за пятый и, по совету своего научного руководителя, профессора Бахрушина, приступил к дипломному проектированию. Защищаться ему предстояло в Бауманском училище. Тема диплома касалась безопасной подачи топлива и окислителя в двигатели самодвижущихся реактивных машин, способных обеспечить выход человека в межпланетное пространство. Другой, более безобидной и мирной темы для него в институте не нашлось. Ко всем остальным он просто не имел допуска.

Затем, в узком составе, в присутствии Меркулова, мы выработали линию поведения, которая должна была убедить Петробыча, что другого решения, кроме предложенного Закруткиным, не существует. При этом Меркулов настоятельно посоветовал мне взять на себя рождения этой идеи.

— Зачем делиться с вояками? — высказал он свое мнение. — Нельзя допустить, чтобы грушники перехватили инициативу. Это наша операция, нам и отвечать за результат.

— …я навсегда запомнил этот разговор со Сталиным.

В святая святых меня на этот раз допустили вместе со всеми. Петробыч поздоровался за руку, поинтересовался — как здоровье?

— Готов выполнить любое задание, товарищ Сталин, — отрапортовал я, чем вызвал одобрительный взгляд Лаврентия. Даже Меркулов несколько расслабился.