Читаем без скачивания Аркадий Гайдар. Мишень для газетных киллеров - Борис Камов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Автор «Соленого озера» вполне серьезно приводит это заявление как обличительный факт против Голикова. Но, во-первых, один командир не может отвечать за поступки друг ого, если у них нет прямых служебных отношений. Во-вторых, я со всей ответственностью заявляю: в тех документах, которые я читал и копии которых у меня хранятся, фамилия «Лыткин» не встречалась ни разу.
Свидетельство № 2
Оно принадлежит пожилому человеку лет восьмидесяти. Имя не названо. В годы Гражданской войны рассказчик был малым ребенком. В какой местности он жил, в каком году случилось несчастье, хотя бы какое это было время года — зима, весна, осень — неизвестно.
«Въехало в село пятеро вооруженных всадников… Позвали моего отца, стоявшего у калитки. Я играл в соседнем дворе. Побежал на шум. Кричал один из всадников на моего отца…»
Этот крикун и застрелил отца ребенка.
Свидетеля спросили: «Помните ли вы убийцу?» Человек ответил утвердительно: «Это был высокий, совсем молодой парень. На голове папаха, очень нам знакомая по фото и картинкам Гражданской войны. Она была сдвинута набок».
По такому словесному портрету виновными в убийстве можно было объявить 3–4 миллиона человек. Но Солоухин утверждал: это был Аркадий Голиков.
Свидетельство № 3
Некто Аргудаев из улуса Отколь заявил Солоухину:
— У Голикова приказ был, я знаю от матери, если в семье даже один сочувствующий соловьевцам, Голиков всю семью вырезал… Хакасов Шарыповского района Ужурского уезда всех порезал…
Даты нет. Где жила мать Аргудаева 72 года назад, неизвестно. Видела ли она сама, как шло истребление шарыповцев или ей рассказывали, Солоухин тоже не спросил.
Это обвинение также удивляет отсутствием всякой логики. Если господину Аргудаеву точно было известно, что «у Голикова приказ был», а в это время целая бригада добровольцев трудилась, помогая Солоухину в добывании доказательств, то естественно было поручить бригаде найти приказ. Однако десятки «исследователей», которые искали компромат на Аркадия Петровича (и продолжают искать до сих пор!), такую бумагу почему-то не обнаружили…
В одном Аргудаев был прав: Соловьева поддерживало много хакасов. Но приказ об истреблении каждого сочувствующего атаману Соловьеву был равносилен приказу об уничтожении большей части коренного населения края. Карательные операции подобного масштаба требуют, прежде всего, политического решения на самом верху.
Когда Лаврентий Берия должен был заняться выселением ингушей и чеченцев, то лично Сталин выделил ему (во время кровопролитной войны!) несколько дивизий с танками и даже пушками.
Далее. В Шарыповском районе в 1922 году жили тысячи семейств. Их истребление требовало многих сотен «исполнителей».
Мог восемнадцатилетний мальчишка самостоятельно затеять операцию подобного масштаба? Особенно учитывая, что у начальника второго боевого района было всего 40 бойцов (о чем еще будет разговор)?
Вывод: ни одно из трех относительно внятных свидетельств (на самом деле их больше, но нет сил анализировать все) не содержит убедительных доказательств вины А. П. Голикова, его причастности к этим преступлениям.
Уникальное изобретение В. А. Солоухина: аукцион убийств, или трупометПеречитывая «Соленое озеро», я с изумлением наблюдал за титаническими усилиями, которые прилагал Солоухин, чтобы заполнить свой «роман» хоть… чем-нибудь. Ему любой ценой требовалось продемонстрировать, что Голиков занимался геноцидом, то есть поголовным истреблением хакасов. Но где этот геноцид взять? И вот что изобрел Солоухин.
Он снова устроил состязание «фольклористов», но уже на строго заданную тему.
Где оно проходило — не сообщил. Какого числа и месяца — скрыл. Что за люди давали показания — не назвал. Имел ли кто из них отношение к событиям 1922 года — осталось тайной.
Просто: «В некотором царстве, в некотором хакасском государстве оказались за обильно уставленным столом неизвестно кто». По скупым деталям можно догадаться, что гости до начала разговора основательно приняли. В каком виде потчевал гостей хлебосольный автор, сведений нет. Но когда Солоухин убедился, что степень готовности фольклористов высокая, изложил «ориентировку» — поведал байку о стрельбе в затылок. Это, как вы помните, была одесско-полтавская трагедия, перелицованная в «хакасскую народную сказку».
Поскольку имена приглашенных остались засекречены, то скажу: один человек (назовем его Гость № 1), хмуро выслушав Солоухина, отмел сказочку про 16 расстрелянных как не соответствующую исторической действительности. Он сообщил, что, по его сведениям, Голиков за один раз убил 76 человек. Рассказ поражал одной подробностью. Гость сообщил, что Голиков, придя в деревню, согнал жителей, после чего сел за пулемет…. Но где и когда это случилось, Гость № 1 сообщать не стал.
Мне стыдно об этом писать, но буквально через две страницы в книге «Соленое озеро» цифра «семьдесят шесть» под пером автора изменилась. Ссылаясь все на того же Гостя № 1, Владимир Алексеевич сообщил, что Голиков, сидя за пулеметом, расстрелял уже восемьдесят шесть человек. И никто — ни редактор, ни корректор — автора не поправили. Тоже, наверное, бедолагам, не хватило сил и терпения одолеть книгу?
Прошло сколько-то дней. Солоухин устроил новые посиделки. Направляя в нужное русло разговор, Владимир Алексеевич предложил новую ориентировку: мы долгое время думали, что Голиков расстрелял всего 16 человек. Но спасибо, нашелся знающий человек. Он объяснил, что цифра неверна. Голиков на самом деле убил 86 мирных жителей.
В уютной компании гости сходу обретали быстромыслие. За столом оказался один из новых фольклористов. Назовем его Гость № 2. Вот он-то и сказал: 86 убитых — тоже чепуха. Ему, этому Гостю № 2, известно: Голиков расстрелял из того же самого пулемета не восемьдесят шесть человек, а сто тридцать четыре[86].
Где, когда, при каких обстоятельствах — снова молчок. Тайны местной истории. Равно как и фамилии погибших. Ни одной. Заказчик сказок на голиковскую тему, гостеприимный и «водкосольный» Владимир Алексеевич подробностей ни от кого не требовал.
Самое омерзительное в рассказе Солоухина о том, как Голиков будто бы за раз расстреливал по 134 человека, не то, что перед нами ложь, а то, что автор, не стесняясь, показал, как простодушное бездоказательное вранье на историческую тему рождалось за пьяным столом.
Любопытно, что Солоухин тут же объявил: это и есть абсолютно достоверные, свидетелями подтвержденные факты.
…Солоухин не подводит итогов застольных «расследований». Сделать это придется мне.
Если взять якобы 16 убитых из пистолета (с этого началась солоухинская «работа») и прибавить 134 будто бы расстрелянных из пулемета, получится сто пятьдесят человек, лично убитых Голиковым.
Но мы с вами, читатель, пока еще в здравом уме. И хакасской водки — араки — на солоухинских посиделках не пили. Давайте прикинем: 150 убитых. Что это такое?
Это три плацкартных вагона поезда, набитых пассажирами (каждый вагон — 54 места). Или полтора вагона электрички (здесь каждый вагон на 110 мест).
Понятно, что цифры, которые произносились за столом, не имели для присутствующих реального содержания. И если бы кто-то произнес: «Пятьсот!», Солоухин бы с радостью записал «500», как Дуняшин без труда заявил, что Голиков своей саблей отрубил головы 2000 пленных.
Я опрашивал юристов. «Аукцион убийств», устроенный Солоухиным на страницах книги, не имеет никакой доказательной силы. Но эта пьяная, развесистая хакасская клюква дорого обошлась России.
Она имела колоссальное эмоциональное воздействие на доверчивую публику. Редко у кого хватило воли эту книгу дочитать. Но отыскалось много охотников повторять приведенные Солоухиным «соленые цифры». Чего они как «исторические данные» стоят, мы видели.
Как я участвовал в групповой казниЗимой 1946 года мне было тринадцать с половиной лет. Я ходил в шинели, перешитой из отцовской, офицерской. Носил сапоги — брезентовые, летние. И старую ушанку.
В тот день, по-моему, 8 января, я встал очень рано, поехал на окраину Ленинграда. Но трамвай до самого места не дошел. Здесь уже нужно было идти пешком. И довольно долго. Я двигался в толпе с другими ленинградцами. Поток людей можно было сравнить только с праздничной демонстрацией: нас было много десятков тысяч.
Наконец, мы пришли куда нужно. Громадным серым кубом на пустом пространстве торчал кинотеатр. На крыше громадными буквами: «Гигант». Вокруг него уже темнела масса людей — это были те, кто пришел раньше, чтобы занять места поближе. Посреди необъятной темной толпы ровными шпалерами выстроились солдаты с автоматами в руках. Шпалеры очерчивали обширный пустой квадрат. В его центре высилось небывалое.