Читаем без скачивания Фирма - Алексей Рыбин

Гольцман встал и налил себе и Ольге по новой порции кофе.

– Понимаешь, не понимаешь – не важно. Я предлагаю тебе стать его президентом.

– Президентом чего?

– Не валяй дурака. Президентом фонда "Город".

– Зачем?

– Затем, что мне нужен президент. Я не могу все на себя взваливать. А кроме того, ты, как вдова Лекова…

– О господи! Сколько можно!

– Сколько нужно, столько и можно. Тебе деньги нужны?

– Нужны.

– Вот. А деньги, милая моя, надо зарабатывать. Они с неба ни на кого не падают.

– Это ясно.

– А раз тебе ясно, говори – будешь в фонде работать?

– Ха! Так я же ничего в этом не понимаю!

– Тебе ничего и не надо понимать. Там вообще делать нечего. К тебе будут приходить люди, приносить разные проекты и просить под них денег. А ты будешь рассматривать эти проекты. Вместе со мной, конечно. И мы вместе будем решать, как и что делать.

– А откуда у нас на все это деньги?

– От инвесторов. Например, от западных фирм – тех, что желают принять участие в судьбе нашего города, в подъеме культурной жизни северной столицы, если выражаться пафосно. Местные инвесторы, кстати, тоже есть…

– Бандиты, что ли?

– Ну, бандиты. А что?

– Да нет, мне по фигу. Только скажи, а не стремно с ними работать?

– Оленька! Сейчас так все смешалось… Как сказал поэт, "смешались в кучу кони, люди…" С ними работать не более стремно, как ты выражаешься, чем с любым другим партнером. Потому что если партнеру что-то не нравится, он идет к тем же бандитам за помощью. А мы с ними напрямую работаем. Понимаешь? Это намного безопасней. Потому что теперь уже они от нас будут зависеть.

– То есть ты, Боря, крестный отец?

– Оля! Не путай кино с жизнью. В жизни все буднично и скучновато. За исключением способов тратить деньги. А этой романтики, этих оленьих глаз Аль Пачино и в помине нет.

– Конечно. Стоит только муженька моего вспомнить.

– Вот именно. Рок-герой. Кстати, давай и на эту тему поговорим.

– А что, есть новости?

– Есть темы. Надо обсудить.

– Ну что же, обсуждай.

– Смотри. Месяца через два можно провести Лековский фестиваль.

– О боже…

– Перестань, Оля. Дело хорошее. Народ-то его любил и любит. Особенно сейчас. У нас вообще любят покойников. Чтобы тебя по-настоящему признали, надо умереть.

– Это точно, страна некрофилов. Еще Гоголь заметил.

– Вот! А фестиваль можно провести шикарный. Выпустим видео-аудиопродукцию. Сделаем книгу – собрание песен, нот. Плакаты, футболки… Представляешь, что все это для нас значит?

– Неплохие бабки, как я понимаю.

– Правильно понимаешь. Кстати, о бабках…

Гольцман вышел в прихожую, вернулся со своей сумкой и вынул из нее пачку бумаг.

– Подпиши-ка мне вот тут…

– Что это?

– Расписка. В получении денег. Я тебе плачу наличными, чтобы ты не парилась с налогами.

– А за что?

– Ну, скажем, в рамках нашего с тобой первого договора. Мы выпустили компакт с ранними песнями твоего мужа. Продается уже. Компакт и кассета.

Ольга посмотрела на лист бумаги, протянутый ей Гольцманом.

– Ого! Две штуки?

– Да.

– А я слышала, компакты сейчас плохо продаются…

– У кого как. Голь на выдумку хитра, – таинственно заметил Борис Дмитриевич. – Но это отдельный разговор.

Оля поставила подпись. Борис Дмитриевич тут же достал из сумки тонкую пачку зеленых купюр, перехваченную резинкой.

– Держи. А насчет фонда подумай. Но я бы тебе советовал принять предложение. Во-первых, трудовая книжка ляжет… У тебя она, вообще говоря, есть?

– Где-то валяется.

– Пусть она лучше в нашем отделе кадров валяется. Знаешь, ситуация в стране меняется. Неизвестно еще, может быть, эти трудовые книжки нам всем понадобятся. В любом случае вещь нужная. Даже сейчас. У тебя загранпаспорт есть?

– Ну есть. Только уже просрочен, наверное.

– Вот видишь. Надо новый делать. А без трудовой книжки ты замучаешься всякие справки собирать. Конечно, мы поможем, оформим без проблем, но все же советую документами не разбрасываться. Пусть трудовая лежит в фонде, она же каши не просит.

– Ну, если ты считаешь, что так лучше…

– Лучше, лучше. Однозначно.

– Хорошо. Что еще?

– Еще? Зарплата. В фонде положим тебе штуку в месяц официально.

– Баксов?

– Нет, песо. Но повторяю: официально. Чтобы ты налоги с них исправно платила и чтобы не возникало никаких вопросов. Зарплата по нашим меркам приличная, налоги тоже не маленькие… А там – сколько заработаем, все поделим. Внакладе не останешься.

– Звучит заманчиво, – улыбнулась Оля.

– Не просто заманчиво. Это не пустые слова, а реальные дела. Настоящие.

– Хорошо. Если так, то… – Оля сдернула резинку с пачки купюр и пересчитала деньги. – Когда начинать?

– Что?

– Работать. Я имею в виду, в фонде.

– Да считай, что ты уже начала. Учредительные документы на тебя сделаны. Только подпиши вот тут. – Гольцман протянул еще несколько листов.

– Ого! Мои паспортные данные… Все у тебя есть.

– Конечно, есть, – усмехнулся Гольцман. – Мы же с тобой контракт подписывали. Забыла?

– Нет. Просто тогда такая суета была. А с этими похоронами, с развеиванием пепла у меня вообще крыша поехала.

– Ничего. Ты теперь человек непьющий, с трезвым умом и ясной памятью. Большие дела будем делать, Оля, попомни мои слова.

– Хотелось бы.

Оля взяла деньги и сунула их в карман халата.

"А что, может, взять да и жениться на этой Стадниковой? – подумал Гольцман. – Красавица. Теперь уже не пьет. И умная. Даже слишком умная. Ей палец в рот не клади… Нет, эту идею пока нужно оставить. Не бросать совсем, не списывать в архив, но отложить. Время покажет, как выстроятся наши отношения…"

– Так что с фестивалем? – спросила Ольга.

Гольцман закурил.

– Фестиваль мы приурочим к празднику города. А праздник города проводим, в основном, тоже мы. Бюджетные средства плюс частные инвестиции. Деньги, Оля, очень большие, и заработать на этом мы можем весьма неплохо. Весьма неплохо, – повторил он, – даже если считать по московским меркам. В общем, пора начинать серьезные дела. Вся эта питерская мелочь, знаешь, утомляет. Сил отнимает много, а выхлоп – мизерный.

– Ну, не такой уж и мизерный, – улыбнулась Оля, нащупав в кармане деньги. – Машинку-то себе ты все-таки поменял.

– Ха! Машинку! Машинку я и раньше мог купить, давным-давно. Я специально не покупал. Чтобы не бросаться в глаза. Теперь-то – по рангу положено. Моя бы воля, ездил бы всю жизнь на "Жигулях". Оно спокойнее.

– Что, Боря, трусишь? Тебе ли бояться?

– Я не трушу. Я реально смотрю на вещи.

– Ладно, проехали. А какие планы на сегодня?

– На сегодня? Одевайся. Поедем в фонд. Введу тебя в курс дела. Познакомлю с подчиненными.

– Поехали. Все равно делать нечего. А потом я по магазинам прошвырнусь. – Стадникова снова достала из кармана халата деньги. – Надо прибарахлиться. Если уж я теперь президент…

– На одежду денег не жалей. Одежда – это очень важно. Для представительства. Возьми там чеки, мы проведем это как накладные расходы.

– Ого! Просто коммунизм какой-то.

– Почти. Коммунизм в отдельно взятой коммерческой структуре.

Матвеев сидел в баре клуба "Астор" и ждал Моню. Бутылка коньяка, которую он заказал – ему, как своему человеку, позволялось ставить на стол бутылку, остальные посетители удовольствовались порциями в рюмках, – была уже наполовину пуста.

Последнее время Митя стал пить значительно чаще и больше, чем прежде. Ситуация, которая складывалась на работе, переставала ему нравиться.

С одной стороны, дела шли более чем успешно, деньги сами сыпались в карманы со всех сторон, а с другой – жить стало очень напряженно. Митя не мог расслабиться ни на минуту, он все время прокручивал в голове сложные схемы движения денег, все время размышлял, не допустил ли где-нибудь ошибки и не явятся ли к нему завтра обиженные по недосмотру получатели, чтобы предъявить неоплаченный счет.

Матвеев не боялся наездов и разборок, он знал, что в случае чего Гольцман его прикроет, "крыша" у Бориса Дмитриевича сейчас не чета прежней, просто железобетонная "крыша". А вот чего Митя опасался по-настоящему, так это возни, бесконечных телефонных переговоров, выяснения отношений. Получалось, что теперь уже невозможно просто и безмятежно коротать досуг за бутылочкой хорошего коньяка в одиночестве или с какой-нибудь из множества легко доступных барышень. Спокойствие ушло из жизни. Потому и приходилось Мите увеличивать дозы – теперь желанное умиротворение приходило к нему только после литра спиртного в водочном эквиваленте.

Как-то Митя разоткровенничался с одной из любимых им проституток, предпочитавшей, чтобы ее называли Гретой, и та сказала, что он страдает распространенным среди "новых русских" психическим заболеванием.