Читаем без скачивания Йот Эр. Том 2 - Андрей Колганов

Анатомичка первого меда была унаследована ею еще от медицинского факультета Императорского Московского университета (затем, при Советской власти, — 1-го МГУ) и оставалась среди комплекса университетских зданий на Моховой (то есть проспекте Маркса) даже после того, как медицинский факультет выделился в самостоятельное учебное заведение и переехал на Пироговку. Здание анатомички располагалось в окружении корпусов гостинцы «Националь», посольства США, геологоразведочного института и отделения психологии философского факультета МГУ.

Студенты, проходившие практикум в анатомичке, дружной группой забегали в столовую, помещавшуюся под каменными сводами полуподвала главного корпуса МГУ (вход под аркой парадного крыльца), не переодевшись и источая весьма специфические запахи, среди которых запах формалина был далеко еще не самым пугающим. В этом была своя положительная сторона: прочие студенты шарахались от них в стороны, давая возможность подобраться к раздаче без очереди.

На занятиях в анатомичке им приходилось изучать методику хирургического вмешательства, в том числе и на подопытных животных, которых на время операции, конечно, усыпляли, а по окончании бросали безо всякого дальнейшего вмешательства. Поскольку Нина оставалась там до позднего вечера, ее преследовал жуткий вой животных, отошедших от наркоза, большинство из которых просто-напросто умирало в мучениях. Сначала Нина, чтобы прекратить эти мучения, перерезала им горло скальпелем, а на попытки охраны остановить ее отвечала: «Кто сунется — самому горло перережу». Ей, надо сказать, сразу верили и отступались.

Однако даром ей это не прошло, и на нее даже попытались завести дело за порчу «лабораторного имущества». И тогда Нина организовала акцию протеста… Ей удалось организовать и поднять на протест против варварского обращения с лабораторными животными не только своих студентов-медиков, но и университетских студентов с журналистского, юридического и биолого-почвенного факультетов. Двор не вместил толпу студентов, она выплеснулась в скверик перед фасадом главного корпуса и в проезд между ним и институтом геологоразведки. Над толпой появились самодельные плакаты. Требование было элементарное — окончательно усыплять животных после проведения опытов, а не бросать их умирать медленной мучительной смертью.

В этот момент из располагавшегося между университетом и гостиницей «Националь» здания посольства США (где впоследствии находился офис государственной компании «Интурист») выехала посольская машина, откуда попытались вести кино— и фотосъемку митинга. Десятки студентов немедленно облепили машину, силой открыли ворота посольства и закатили машину обратно.

Разумеется, милиция немедленно вмешалась и потребовала «это дело прекратить!» — шутка ли, буквально напротив Кремля бушует стихийный митинг! Да еще в те времена-то! Организаторов, которые и не думали скрываться, задержали. Поскольку Нина решительно заявила, что вся инициатива исходит от нее, других задержанных, составив протокол, вскоре отпустили. А ей пришлось звонить своему начальству («Иван Иванычу»):

— Меня тут арестовали! Выручайте!

— За что?

— За то, что я всем горло перерезаю.

— Кому это — «всем»?..

В конце концов ситуация выяснилась, и Нину из отделения милиции тоже выпустили. Хотя по тогдашним временам подобная выходка могла иметь крайне тяжелые последствия, в данном случае власти предпочли замять это дело.

Сложности в первую сессию возникли у Нины только со сдачей зачета по физкультуре. Хотя девушка физически была достаточно крепкой, с гимнастическими снарядами у нее были очень сложные взаимоотношения. Тяжелые повреждения плечевых суставов, полученные в начале 1950 года, не давали ей возможности работать на кольцах и на брусьях. Попытка преподавателя физкультуры подсадить ее, чтобы она могла взяться за кольца как следует, кончилась тем, что девушка, не удержавшись, просто села ему на шею под смех всей группы. А перед «козлом» у нее был просто какой-то психологический ступор: разбежавшись, она фатально останавливалась, не в силах совершить прыжок с опорой на руки.

Поэтому выход Нина нашла не вполне честным путем. На курсе училась девушка, Оксана Черная, внешне очень похожая на нее. И однокурсницы устроили взаимовыгодный обмен: Ксанка сдавала за нее зачет по физкультуре, а Нина за Оксану — математику. И в первый раз все прошло благополучно.

Беда подкралась с неожиданной стороны. Тяжелейшие нервные нагрузки в Польше, сдача экзаменов за курс средней школы, при том, что с четвертого по девятый класс Нина толком и не училась, вступительные экзамены в медицинский, да еще и попытки одновременно с учебой на первом курсе освоить ряд предметов за второй курс (как я уже говорил, Нина приходила в институт в восемь утра, а уходила в час ночи, когда ее выгоняла охрана) — все это привело к колоссальной перегрузке организма.

Первый звоночек прозвучал тогда, когда Нине не удалось повторить в весеннюю сессию 1952 года фокус с зачетом по физкультуре. Ксанка заболела, и отдуваться пришлось самой. В результате в мае, при сдаче зачета, Нина потеряла сознание на стометровке.

Ее тут же отправили на медицинское обследование, которое обнаружило, что у нее имеются нарушения в работе сердца. После этого в деканате девушке объявили, что она будет отчислена из института по состоянию здоровья.

Поскольку Нина почти всю жизнь мечтала быть хирургом, для нее это был страшный удар. Казалось, что смысл жизни полностью потерян. Выйдя из здания института, она даже хотела броситься под трамвай, кольцо которого было как раз рядом с институтом на Пироговке, и уже примерялась, как броситься под прицепной вагон, чтобы вагоновожатый не среагировал. Однако в последний момент она устыдилась собственной слабости и, решив, что, может быть, еще удастся избежать отчисления, отправилась сдавать очередной экзамен — по физике.

6. Электрошок

Пребывая в полной уверенности, что она стоит у доски в мединституте, отвечая физику, она была сбита машиной на площади Дзержинского (Лубянской) около «Детского Мира». Водитель, к счастью, успел вовремя затормозить, и удар машины не привел к серьезным последствиям. После этого случая Нине стало окончательно ясно, что у нее начались галлюцинации — а краткие слуховые галлюцинации (чаще всего — голос отца) она замечала еще до этого. Она сама отправилась к психиатру, который был крайне изумлен, что душевнобольной человек пришел к нему по собственной воле, да еще и сам заявляет о своем психическом расстройстве — такого в его практике еще не было. Поэтому первоначально врач отнесся к ее словам с недоверием. Однако когда обнаружилось резкое отклонение от нормы кожно-гальванической реакции, психиатр побледнел и тут же вызвал двух здоровенных санитаров.

— Да не нужны ваши санитары, — устало проговорила Нина. — Я сама хочу лечиться и сопротивляться не собираюсь.

После обследования девушка была тут же госпитализирована в психиатрическую клинику в Белых Столбах.

Сама Нина полагала, что в ее психическом расстройстве были повинны не только нервные перегрузки, но и резкий контраст той атмосферы, в которой она находилась в Польше (рискованные спецоперации по заданиям Родины, самоотверженная борьба за новую власть вместе с товарищами по ZWM — ZMP, общение с людьми, прошедшими фронт и партизанскую борьбу), с «высшим обществом» в СССР, уже приобретавшим признаки разложения. Здесь она окунулась в атмосферу, где немалая часть старшего поколения была охвачена косным бюрократическим угодничеством или самодурством (смотря по положению), а их потомки, «золотая молодежь», уже во множестве предавались пьяному разгулу, наплевав не только на какие-либо идеалы, но и на остатки догм, за которые еще держалось старшее поколение…

Несомненно, свою роль сыграли недоедание и авитаминоз (пеллагра), перенесенные ею в годы войны. В советской психиатрии было зафиксировано немало случаев отсроченных на несколько лет расстройств у подростков, перенесших подобные лишения.

Нине запомнился вопрос лечащего ее психиатра:

— А чем вас можно довести до буйного состояния?

Долго не раздумывая, Нина ответила:

— Детским плачем.

И вот в ее палате стала постоянно звучать пленка с записью детского плача… Когда достигнутый результат удовлетворил врачей, было предпринято лечение электрошоком — варварский метод, ныне применяемый лишь для лечения наиболее тяжелых расстройств. Но тогда еще не было современных психотропных препаратов. Электрошок применялся дважды. После первого раза у девушки наступила абсолютная амнезия, сохранились только элементарные физиологические функции.

Уже впоследствии она узнала, что надзиравшие над ее лечением медики, представлявшие спецслужбы, всерьез размышляли — а не стоит ли на этом и остановиться? Но все-таки электрошок был применен второй раз. После второго применения амнезия приобрела частичный характер — представления о собственной личности, приобретенные знания и навыки и узнавание некоторых знакомых к ней вернулись, но значительная часть воспоминаний, особенно связанных с последними годами ее жизни, оказалась временно недоступной. Впрочем, память стремительно восстанавливалась, но не в стопроцентном объеме — на это потребовались многие годы. Воспоминания о некоторых эпизодах из ее жизни неожиданно всплывали даже десятилетия спустя.