Читаем без скачивания Мое лицо первое - Татьяна Русуберг

настольного тенниса. Горшки и ящики для цветов, из которых кое-где торчали подрезанные сухие стебли, были расставлены по периметру. — При корпусе «У-два» есть точно такой же. Но этого недостаточно. В лечении мы активно применяем сенсорную терапию и терапию природой. Это помогает предупредить возникновение острых состояний. К клинике прилегает большой зеленый участок с лужайками, деревьями и цветущими кустарниками. Наверное, вы его уже видели?

Я вспомнила сосны и туи и кивнула:

— Краем глаза.

— Вы сможете прогуляться там в конце нашей экскурсии. Часть территории огорожена: туда имеют доступ только пациенты «У-два».

— Значит, дети из корпуса «У-один» могут передвигаться по территории свободно?

— Конечно. — Диана снова улыбнулась и повела меня дальше по коридору. — Более того, по разрешению врача они могут пользоваться больничным киоском и даже выходить в город — например, гулять в приморском парке, ходить на пляж. Ведь пациенты открытого корпуса не опасны для окружающих и находятся тут добровольно. Впрочем, иногда они могут представлять опасность для самих себя. В таком случае дети проживают у нас в защищенном режиме.

— В защищенном режиме? — повторила я, разглядывая мягкие диваны, огромный экран телевизора, игровую приставку в уютном холле, где мы оказались.

— Это значит, что пациент находится под наблюдением персонала. Интенсивность наблюдения зависит от степени защищенности, которую определяет медсестра или врач.

— А они встречаются? — полюбопытствовала я. И уточнила: — Ну, дети из корпусов один и два.

— Наши пациенты очень ранимы и порой легко поддаются влиянию. — Диана повела меня мимо дверей, рядом с которыми на стенах горели зеленые лампочки. Таблички на дверях кабинетов сообщали: «Врач», «Индивидуальная терапия», «Комната для собеседований», «Эрготерапия», «Физиотерапия». — Поэтому мы стараемся ограничивать их контакт с психопатическими личностями. Однако обычно дети недолго остаются в закрытом корпусе. При правильно подобранной терапии их состояние быстро улучшается. Когда врач приходит к заключению, что они более не представляют опасности для других или себя, их переводят на открытый режим или амбулаторное лечение.

Мой пульс участился, все чувства обострились: я словно почувствовала в стерильном воздухе тонкую нотку запаха, обычно исходившего от Дэвида.

— Значит… пациента из «У-два» могут перевести в «Уодин», если ему станет лучше?

— При условии наличия мест, конечно. — Диана остановилась перед очередной закрытой дверью. На ней была табличка с именем «Бетти». — Это одна из палат, в которых живут наши пациенты. Все они одинаковы, все рассчитаны на одного человека. Сейчас эта палата пустует: пациентку только что выписали. Хотите взглянуть?

Я кивнула, ощущая сухость во рту. Дэвид провел несколько лет точно в таком же помещении! Быть может, в этой самой комнате! Потому что ему же стало лучше, верно? Ведь его в конце концов тоже выписали.

Медсестра вынула из кармана шнурок, на котором висело несколько ключей и круглая пластиковая штука, похожая на брелок. Она махнула брелоком перед ручкой двери. Замок мигнул зеленым и пару раз пискнул. Диана открыла дверь и вошла внутрь, жестом приглашая меня последовать за ней.

Комната напоминала больничную палату и гостиничный номер одновременно: госпитальная кровать у окна, тумбочка, стол и стул у стены, узкий высокий шкаф.

— У каждого пациента есть свой санузел. — Диана распахнула прячущуюся за шкафом дверь и включила свет.

Я увидела небольшую ванную с душем и сияющий чистотой унитаз.

— Здесь очень уютно, — соврала я и подошла к окну.

Оно выходило на зеленый даже зимой газон, окруженный группками облетевших деревьев. Рука машинально скользнула под подоконник. Ничего. На пальцах не осталось даже пыли.

— А вы работаете в корпусе «У-один» или «У-два»? — обернулась я к Диане.

— У нас всего двенадцать мест, — улыбнулась медсестра и подошла к двери, давая понять, что нам пора двигаться дальше. — Я работаю со всеми пациентами отделения. Так же, как и остальные сотрудники: врачи, психиатры, медсестры, физиотерапевты, педагоги, учителя…

— Учителя? — переспросила я, выходя в коридор.

— Мы не можем лишить детей права на образование просто потому, что они больны, — сказала Диана и махнула «брелоком», чтобы запереть дверь. — При центре есть школа, мы осмотрим ее чуть позже. С пациентами закрытого корпуса учителя занимаются индивидуально — конечно, если их состояние это позволяет. Собственно, большинство ребят сейчас на уроках.

— Поэтому здесь так тихо? — Я заглянула через стекло в очередное помещение, с тренажерами. У здешних пациентов оказался очень неплохой спортзал.

— Верно.

После спортзала мы осмотрели мастерские: творческая деятельность и ремесло также использовались в терапии. Затем посетили кухню, где дети могли при желании сами готовить еду, и общую столовую. Она располагалась между корпусами «U1» и «U2», пациенты которых питались раздельно.

В каждом помещении, через которое мы проходили, я старалась проверить подоконники. Понимала, что это уже походит на одержимость и что место мне, наверное, среди взрослых пациентов университетского госпиталя, но я просто не могла отделаться от странного ощущения. Как будто пропасть между мной и Дэвидом сократилась на шесть лет. Как будто я ощущала его присутствие в этих стенах, шла по его следам, видела его тень на полу.

Что, если после него осталась не только тень? Что, если меня все еще ждет спрятанное где-то послание Дэвида?

Мы вышли из той же двери, через которую я попала в ЦДП, и направились к школе по выложенной плитками дорожке. Занятия как раз закончились. Малышня из детского отделения топала к своему корпусу под присмотром педагогов. А нам по пути встретилась группка подростков, которые поздоровались с Дианой: трое парней и две девушки. Наверняка пациенты «U1». Выглядели они совершенно нормально, если, конечно, считать нормальными неоново-желтые волосы, пирсинг на лице и натянутый на голову капюшон. Я заправила за ухо каштановую прядь и почувствовала себя ужасно старой. Еще бы, младшему пареньку я бы дала лет четырнадцать.

Проверка подоконников в школе тоже ничего не дала, хотя, конечно, я не могла ощупать их все: мой гид и так уже начала на меня коситься, хотя я пыталась скрыть интерес к окнам восхищением красотами местной природы.

Мы вернулись к зданию ЦДП по дорожке, идущей мимо футбольного поля.

— Что ж, мне пора возвращаться к своим обязанностям, — сказала Диана, заканчивая экскурсию. — Надеюсь, вы получили то, что хотели, от этого посещения. Если есть желание, можете погулять немного в саду. У детей обед по расписанию.

Она протянула мне руку для прощания, но я не спешила ее пожать.

— Скажите… — Я решила пойти ва-банк. В конце концов, что я потеряю, если спрошу? — Каким был Дэвид Винтермарк, когда лечился здесь?

Диана окинула меня внимательным взглядом зеленоватых глаз. Не тронутые помадой губы поджались. Протянутая рука опустилась.

Я уже решила, что