Читаем без скачивания Блейз Уиндхем - Бертрис Смолл

Блейз попыталась оттолкнуть его, но он лишь усмехнулся:

— Нет, мадам, больше я не намерен мириться с вашими отказами! Ни за что! — Он подтащил Блейз к длинному дубовому столу, поставил к нему лицом и приказал:

— Наклонитесь, мадам, и положите ладони на стол.

— Милорд, умоляю вас… — начала было она, но Генрих резко оборвал ее:

— Только заговорите еще раз без позволения, мадам, и клянусь, я отдам вашего ребенка Тому Сеймуру. А теперь делайте, как ведено!

Блейз медленно положила ладони на стол и склонилась над ним. «Плакать нельзя, — молча предупредила она себя. — Жизнь Ниссы зависит от того, как я поступлю. Нельзя и отталкивать его: если он будет недоволен, пострадает моя дочь».

Король поднял ее тяжелые шелковые юбки и заправил их за пояс. Целая вечность прошла в молчании, пока Генрих разглядывал обнаженное тело Блейз, которому придавали еще более соблазнительный вид черные чулки, особенно темные рядом со сливочной белизной ее кожи.

— Расставь ноги, — приказал он. — Да, достаточно. А теперь опусти голову, Блейз, покажи, что ты покорна своему королю. Да, дорогая, вот так.

Блейз почувствовала, как он расшнуровывает ее лиф, грубо дергая шелковую ткань, и обхватывает ее руками, пробираясь к груди. Она подавила вздох. Король непослушными пальцами расстегнул панталоны, и его мужское достоинство, вздыбленное похотью, вырвалось на свободу.

Склонившись над Блейз, Генрих отвел в сторону волны ее волос и поцеловал в затылок.

— Знаешь ли ты, каким желанием пылает к тебе король, дорогая? Вожделение к тебе сводит меня с ума.

Блейз ощутила, как он крепко обхватил ее бедра большими ладонями, вдавливая пальцы в нежную плоть. Его достоинство, твердое и горячее, устремилось на поиски входа в ее лоно и наконец добилось успеха, бесцеремонно вонзившись в жертву.

Король застонал, проникая все глубже.

— Вот теперь моя птичка нашла дорогу в твое гнездышко!

Он задвигался в ней, нанося яростные удары, сила которых увеличивалась с каждой минутой. Когда его жажда стала невыносимой, он остановился, но не покинул ее. Склонившись над Блейз и придавив ее к столу, он потянулся и нашел ее нагие груди.

— Как я полюбил твои яблочки, дорогая, — прошептал он, играя ее сосками, пощипывая и прижимая их, дразня до тех пор, пока Блейз с удивлением не обнаружила, что ее тело отзывается на страстные ласки короля.

У нее приоткрылся рот, когда ее бедра, словно по собственной воле, начали прижиматься к его чреслам.

Генрих усмехнулся, понимая ее смущение. Его маленькая простушка и не подозревала, что даже тело воспитанной в строгих правилах женщины, стоит прикоснуться к нему опытной руке, начинает отзываться не только на ласки мужа. Он задвигал бедрами в такт движениям Блейз, не прекращая играть с ее грудью.

— О милорд! — пристыженно воскликнула Блейз, не в силах, сдержаться. — Каким чудом вы сделали это со мной?

— Древним чудом, происходящим между мужчиной и женщиной, дорогая, — отозвался он. — Черт возьми, какая же ты сладкая! Моему малышу еще никогда не доводилось бывать в таких горячих и узких ножнах! — И, более не сдерживаясь, он ускорил движения.

«Господи, — думала Блейз, — такого не может быть!

Это невозможно! Я веду себя с ним так, как будто это я с Эдмундом, но ведь я его не люблю! Как ему удалось сделать со мной такое?» Эмоции переставали подчиняться ей, как прежде отказалось подчиняться хрупкое и женственное тело.

Громадное копье короля глубоко вонзалось в нее, Блейз чувствовала, как приятная истома страсти начинает охватывать ее, затягивая в свой бурлящий водоворот. Она даже не слышала, как начала постанывать, не осознавала, что выкрикивает имя короля.

Внезапно она обнаружила, что лежит в его объятиях, плача и не зная, сумеет ли когда-нибудь понять этот мир, где мораль и ценности так отличны от ее собственных. Король приглаживал ее разметавшиеся волосы и тихо говорил ей в ухо:

— Все, дорогая, самое страшное позади. Ты больше не будешь бояться меня?

— Но разве такое возможно? — спросила Блейз. — Как вы заставили меня испытать такие чувства? — Она спрятала лицо на его широкой груди, не в силах взглянуть ему в глаза.

— Моя милая деревенская простушка, — мягко усмехнулся король, — женское тело подобно чуткому инструменту. Каким бы ни было ее лицо, уродливым или прекрасным, ее тело остается нежным и чувствительным. Я — умелый игрок на этом инструменте, возможно, самый искусный в мире, хотя Франциск и клянется, что он перещеголяет в этом искусстве любого! Возможно, ему просто приходится распускать такие слухи — он ведь слишком огромный, неуклюжий, безобразный мужлан в отличие от твоего короля. — Генрих усмехнулся, продолжая поглаживать Блейз по голове. — Но это лишь прелюдия моей страсти к тебе, Блейз. Сегодня я приду к тебе, и оба мы откроем для себя еще более сладкие удовольствия — это я тебе обещаю.

Еще более сладкие удовольствия? У Блейз закружилась голова. Неукротимая страсть к Генриху пугала ее, ибо она пожирала саму ее сущность. Чудесное влечение к Эдмунду оставляло у нее чувство удовлетворения и силы. А с королем она была опустошена, ибо знала: он желает завладеть не только ее телом, но и душой. Но бежать от него нельзя, надо терпеть — ради ребенка.

— Ты уже успокоилась, чтобы встать, пока я зашнурую тебе лиф, дорогая? — спросил король.

Блейз кивнула и застыла, чувствуя, как его проворные пальцы затягивают шнуровку. Молча она подошла к маленькому зеркалу в серебряной оправе, стоящему на другом столе, и взглянула на себя. Нет, она ничуть не изменилась.

Блейз быстро поправила волосы, как следует укрепила на них жемчужную ленту и мимоходом заметила, как Генрих возвращает свое уже обмякшее орудие под бархатные панталоны, — даже теперь оно имело невероятные размеры.

Блейз могла только догадываться, каким оно становится в минуту страсти. «Сегодня, — с дрожью подумала она, — я узнаю разгадку этой тайны».

Генрих положил руки ей на плечи и повернул лицом к себе. «Какой он высокий», — подумала Блейз, рядом с ним она казалась себе особенно хрупкой.

— Ты можешь улыбнуться мне, Блейз? — спросил он, и на мгновение она уловила насмешку в его голосе.

Он совсем одинок, с удивлением поняла Блейз. Окруженный многочисленной свитой, он одинок и печален! Несмотря на то, как он с ней обошелся, это понимание вызвало у Блейз сочувствие к Генриху. На мгновение в его голосе прозвучало что-то мальчишеское. Блейз с трудом выдавила на лице улыбку.

— Вам придется дать мне время, чтобы я привыкла к новым обстоятельствам, милорд, — мягко попросила она.

— Скажи, что я не причинил тебе боли, дорогая! — воскликнул он, прижимая ее к груди. — Я не мог сдержаться, Блейз! Я так захотел тебя, что был не в силах ждать. Но я не из тех мужчин, что способны жестоко обходиться со своими женщинами. Нет, дорогая, моя вина лишь в том, что я слишком мягкосердечен с прекрасным полом.