Читаем без скачивания Ледяной ад - Юрис Юрьевикс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Пожалуйста. Сейчас, — сказал Исикава.
Адмирал кивнул. Переводчик набрал номер и передал трубку Чернавину. Адмирал встал и принялся ходить по кабинету, говоря с кем-то в нос и привычно засунув руку в карман. Слушая ответ собеседника, он пристально изучал свои начищенные до блеска ботинки. Произнеся: «Да, да, конечно», положил трубку на аппарат и сказал Исикаве по-английски:
— В Институте Ширшова ждут вас.
Выйдя с Исикавой на улицу, переводчик попробовал поймать такси. Однако на призывный взмах рукой около него притормозила не машина в клеточку, а частная легковушка — ее водитель, как и многие горожане, подрабатывал частным извозом.
Институт Ширшова оказался неподалеку. Директор в отличие от любезного адмирала не проявил большой охоты к сотрудничеству. Переводчик из кожи вон лез, чтобы сгладить оскорбительный для Исикавы набор слов:
— Доктор Тараканова по возвращении навещала друзей в Москве. Теперь она назначена на весьма ответственную должность где-то на Каспии и не намерена покидать место службы в ближайшие восемь месяцев. Там, где доктор находится, она не может принимать посетителей. К сожалению, связь с данной местностью временно отсутствует. Но директор заверяет вас, что с доктором Таракановой все в полном порядке.
В кабинет вошла секретарша и сообщила о срочном звонке. Директор поднял трубку телефона. Исикава собирался уходить, однако директор остановил его:
— Вам повезло. Звонит Лидия Ивановна. Связь наладилась. — Он передал трубку американскому ученому.
Исикава спросил, не заметила ли госпожа Тараканова чего-нибудь необычного накануне отъезда из Арктики. Ответ был подчеркнуто отрицательным.
Исикава прикрыл рукой второе ухо, чтобы лучше слышать.
— Экипаж субмарины, которая вас забрала, не выгружал никаких грузов у полыньи?
Отрывистое «нет». Исикава задал несколько вопросов относительно того, чем занимались погибшие ученые в полевом лагере, и Тараканова ответила, что не знает.
Исикава поблагодарил ее за разговор и повесил трубку. Затем он извинился перед директором за беспокойство и ушел. Пройдя таможенный контроль в аэропорту, он позвонил по телефону-автомату в Лос-Анджелес.
Мансон был дома.
— То, чего мы боялись, произошло? — спросил он.
— По-моему, да, — сказал Исикава.
ГЛАВА 41
Койт старался снискать расположение всех, с кем общался, а общался он со многими (кроме соотечественников, этих он сторонился). Люди начали испытывать к нему симпатию. Даже Саймон Кинг сменил гнев на милость, польщенный тем, что русский попросил его помочь разобраться в полевых журналах Баскомб и премудрых графиках Минскова. Лицо Кинга окрасило некое подобие улыбки.
Хэнли избегала Койта, насколько это было возможно. Она ясно дала понять своим ассистентам, что в ее лаборатории ему нет места.
Адмирал Руденко научился довольно ловко передвигаться на костылях и захотел ознакомиться со станцией. Эмиль Верно согласился стать экскурсоводом. Адмирал оказался благодарным зрителем — любое новшество и удобство вызывало у него искреннее изумление. Немеров повсюду сопровождал Руденко и тоже по-детски восторгался.
Хотя они оба горели желанием увидеть все до последнего закоулка, Немеров предложил Руденко передохнуть. Верно проводил их в главную столовую. Там адмирала и капитана приветствовали как знаменитостей. Маккензи усадил гостей за большой овальный стол, уже облепленный дюжиной сотрудников.
Эмиль Верно торжественно пригласил русских присоединиться к «notre modeste repas — нашей скромной трапезе».
Немеров вопросительно взглянул на адмирала, и тот шепотом подсказал:
— Еда.
— А! — взбодрился Немеров.
Маккензи выглядел изможденным. Руденко осведомился у него:
— Как ваше здоровье?
— Последние события, — отозвался Маккензи, — сказались на моей способности сосредотачиваться.
— Выпейте. — Немеров поднял бутылку. — Чтобы взбодрить кровь.
Однако Маккензи налил в свой бокал минеральной воды, сославшись на то, что перед сном ему нужно еще поработать.
Появился Койт и занял свободный стул.
— Могу я оплатить следующий круг? — Он вытащил несколько банкнот.
Верно запротестовал:
— Нет-нет, вы наш гость.
— Тогда позвольте произнести тост. За наших радушных хозяев, — провозгласил Койт.
Все выпили. Нимит взял рублевую банкноту и принялся ее изучать.
— Как на вашем языке звучит слово «деньги»? — спросил у него Руденко.
— Кеноуйят.
— Кеноуйят, — повторил Руденко. — А что это значит дословно?
— Бумага с физиономией.
— Резонно! — Судя по добродушным морщинкам на лице Руденко, ответ Джека его позабавил.
— А правда, — спросил Ули, — что эскимосы называют нас долгоносыми?
— Да, — отозвался Нимит, — но чаще мы зовем вас кааблунаат — «люди с лохматыми бровями».
Маккензи повернулся к Руденко:
— Теперь ваша очередь сказать тост.
Адмирал поднял бокал и отчеканил фразу по-русски. Лицо Койта на миг залила краска. Все посмотрели на Руденко в ожидании английского варианта. Адмирал промолчал. Тогда взгляды устремились на капитана.
— За тех, кто остался в море, — перевел Немеров.
— За тех, кто остался в море, — радостно подхватила публика. Все, кроме Койта, выпили.
Хэнли наклонилась к Немерову:
— Господин Койт что-то имеет против военно-морского флота?
— О нет, — тихо пояснил Немеров. — Наверное, ему почудился намек на ГУЛАГ. Он из «конторы».
— Из «конторы»?
— Так у нас называют службу государственной безопасности.
— И вы слегка подтруниваете над ним? — догадалась Хэнли.
— Подтруниваем? — Немеров задумался над словом.
— То есть дразните.
— Да, дразним. — Его глаза озорно блеснули.
Маккензи постучал ложкой о ножку бокала, прося внимания. Все притихли.
— На тот случай, если кому-то нужен повод для вечеринки… Позвольте воспользоваться данной возможностью, чтобы объявить о своей долго откладываемой отставке. — По залу прокатилось печальное «а-аах!». — Мой пост займет Эмиль Верно. Официально мы объявим об этом на приеме по поводу восхода солнца, в марте, когда прибудут члены Комиссии.
Ди расплакалась; ее сосед, психолог Нед Гибсон, в задумчивости загляделся на большое окно позади Маккензи.
Директор произнес тост в честь своего преемника. Руденко, чокнувшись с Верно, сказал по-русски, затем по-английски:
— Удачи!
К пожеланию адмирала присоединились остальные. Работники кухни приветствовали нового начальника всплеском полотенец и громом посуды.
Руденко показалось, что народ не столько радуется, сколько храбрится. Эти люди приспособились к требованиям Маккензи. Теперь им предстояло перестраиваться, действовать на свой страх и риск. Они демонстрировали ту самую жажду деятельности, что и матросы перед надвигающимся штормом.
Адмирал спросил Маккензи:
— Вы твердо решили уйти?
— Совершенно. Да, меня по-прежнему вытаскивают на трибуны, однако все это мишура, моя настоящая работа давно кончена. Хватит творческое бесплодие оправдывать тоской по прошлому. Трагедия, случившаяся с коллегами, подкосила меня. Я больше не в состоянии держать марку. С сего дня станцией руководит Эмиль Верно.
Из столовой Хэнли отправилась к себе в лабораторию. Включив компьютер, она обнаружила послание от Сибил, в котором говорилось, что, по мнению Исикавы, Тараканова мертва. Хэнли поманила Ди и указала на экран.
— Ого, — прошептала Ди.
Хэнли стерла письмо.
Оставив подругу трудиться над образцами, взятыми с горы Маккензи, Джесси удалилась в другую комнату, чтобы заняться мешочком, украденным у шамана. Если намеченная процедура есть осквернение святыни, то лучше обойтись без свидетелей.
Хэнли осторожно высыпала содержимое кожаной сумочки на стол. Как предрекал Нимит, ничего интересного для эпидемиологии, просто кости млекопитающих, истертые от многолетнего использования. Хэнли сделала соскоб изнанки торбочки и изучила его под микроскопом. Опять мимо.
В дверь постучали. Не дожидаясь разрешения, вошел Койт. Хэнли быстро собрала косточки в мешочек и спрятала в карман.
— Я давно пытаюсь поймать вас, но все безуспешно. Нельзя ли поговорить с вами сейчас? — Койт весело блеснул глазами.
— Это будет стоить вам сигареты, — разрешила она.
— Двух, — поправила ее Ди, входя в комнату.
Койт протянул пачку «Мальборо».
— Итак? — спросила Хэнли, беря, как и Ди, сигарету.
Койт щелкнул зажигалкой и поднес огонек каждой издам.
— Предумышленное убийство.
Ди метнула взгляд на Хэнли:
— Прошу прощения?
— Троих ученых.
— Троих? — переспросила Хэнли.
— Баскомб, Крюгер и Косут. Я так думаю. Мне интересно, каково ваше представление о случившемся. Я ясно выражаюсь по-английски?