Читаем без скачивания Ледяной ад - Юрис Юрьевикс

— Зов неистовой природы, — сообщил он, обнимая ее и целуя в шею сзади.

— Ладно, ладно, давай быстренько.

— Быстренько? У нас впереди целая ночь!

— Детка, через семь минут я отключусь. Думаешь, управишься?

Он нахмурился.

— Ну же, возьми меня или оставь в покое, — подстегнула она его.

— Брось!

— Теряешь драгоценные секунды.

— Почему я? — спросил он, хватая ее за запястья.

— Что?

— Почему ты выбрала меня?

— Наверное, меня восхитил полет инженерной мысли. Кстати, ты когда-нибудь занимался акробатикой в постели?

— Со времен инженерной школы — ни разу.

Хэнли поежилась:

— Холодно.

Она под одеялом слегка ткнула его в бок.

— Не надо, — попросил Нимит.

— Ах, простите. — Она снова пихнула его. — Шесть минут с хвостиком. — Еще один пинок. — Давай-ка сосредоточься.

— Эй! — смеясь, запротестовал Джек и вдруг схватил ее и страстно поцеловал.

С улицы донесся трубный звук, затем раздался скрежет.

— Что за черт? — вздрогнула Хэнли. — Опять сражение ледяных пластов?

— Ш-ш-ш. Ничего страшного, — ответил Джек, уткнувшись в ее щеку, — просто движение земли.

Хэнли села на кровати, свесила ноги на пол. Потом потерла лицо руками и, изможденная, наклонилась к коленям. Нимит погладил ее по спине.

— Ты меня заводишь, детка.

— Пожалуйста, не надо. Когда ты так говоришь, я чувствую себя старухой.

— Почему?

— Не важно. — Она взглянула на него через плечо и едва не рассмеялась. «Ты меня заводишь». Так мог сказать Джой.

Хэнли принялась одеваться.

— Уходишь? — В голосе Нимита прозвучала обида.

— Да, совращенная и покинутая. Нужно идти спасать мир.

— В три часа? Посреди ночи?

— Здесь всегда ночь.

Хэнли со вздохом натянула бюстгальтер без застежки — через голову и на грудь. Ощутив тяжесть молочных желез, она подумала, что грудь скоро обвиснет. Это беспокойство превратилось у нее на станции в своего рода ритуал.

— Эй, не вздумай комплексовать! Все было великолепно!

— Рад стараться. Тебя послушать — мы отлично поразмялись.

— Нет, Джек Нимит. Не отлично. Безупречно и поразительно.

— Преувеличиваешь, док.

— Не имею такой привычки. Честно, мне понравилось. — «И сейчас, и раньше», — добавила она мысленно. — Ты отличный любовник, правда. Однако вскоре предстоит серьезно подумать над тем, куда это все нас заведет.

— А в чем проблема?

Одним взмахом руки она поправила волосы.

— Мой возраст, местожительство, семейное положение, род занятий. — Она натянула носки. — Маккензи уверен, что это всего лишь интрижка.

Нимит помрачнел.

— Ты говорила с ним… о нас?

— Скорее, это он со мной говорил.

— Когда?

— На днях, перед поездкой к полынье.

— Если он захочет поговорить с тобой еще раз на эту тему, я хочу присутствовать.

Она посмотрела на него.

— Ладно.

— Обещаешь?

— Да. — Она поцеловала его в веко. — Подумай о нас, Джек. Хорошенько.

Он приподнялся и чмокнул ее в нос.

— Я уже подумал.

Час был возмутительно неподходящим для застолья — даже здесь, в учреждении, работающем круглосуточно. Время последней смены перевалило за половину, и в столовой никого не было, кроме русского адмирала.

— Сэр, — приветствовала его Джесси. — Как себя чувствует мой любимый пациент?

— Доктор Хэнли! — Лицо Руденко просветлело. — Прошу вас. — Он указал на стул за своим столиком.

— Я вам не помешаю?

— Ни в коем случае.

Хэнли присела.

— Я даже не знаю, зачем пришла сюда, — сказала она. — Я не голодна.

— Это хорошо. — Нагнувшись к ней, Руденко доверительно прошептал: — Не самый лучший повар.

Хэнли улыбнулась, узнав в адмирале себя, с недоверием взирающей на нечто напоминающее яичницу-глазунью.

Адмирал проверил, достаточно ли горяч кофейник.

— Хотите кофе?

Она кивнула:

— Спасибо. Как ваша лодыжка? Надеюсь, не боль — причина вашего бодрствования?

— Нет, у вас золотые руки. Мне гораздо лучше. — Он откинулся на спинку стула. — Я думал о прошлом, что в моем возрасте вполне естественно. А вам что мешает уснуть?

— Настоящее.

— Микроб?

— Мужчина.

— А… Да, тоже сложный организм.

— Мы с Джеком Нимитом… Мы увлеклись друг другом.

Руденко кивнул:

— Любовь… Это хорошо. Она и впрямь способна лишить сна.

— Надеюсь, что хорошо, — сказала Хэнли. — Мы принадлежим к совершенно разным мирам.

Руденко налил ей кофе и вновь наполнил свою чашку.

— Я был влюблен в англичанку, для меня — женщину из другого мира. Мы встретились на нейтральной территории, в Италии. Поверьте мне, национальные и идеологические различия не имеют значения.

— Почему же вы не остались с ней?

Руденко отхлебнул кофе.

— Ее муж был неизлечимо болен. Она не могла его бросить. В конце концов она вернулась в Англию — ухаживать за ним.

— И как вы пережили разрыв?

— Сначала был безутешен, потом успокоился. Я гордился ею. Она обладала такой… — Он замялся в поисках нужного слова.

— Силой характера?

— Да, правильно. Таким мужеством и способностью к самопожертвованию. Мне было больно видеть, что происходит, и все же я разочаровался бы в ней, если бы она поступила по-другому.

Руденко встретился взглядом с Хэнли.

— Нам повезло. Как бы ни было коротко время, что мы провели вместе…

— Вы потом с ней встречались?

— Однажды весной от нее пришла открытка с обратным адресом: «Гордон-Плейс, Лондон». Спустя много лет я отправился туда. Красивейший тупик. Неподалеку на газонах цветущие вьюнки и розы, церковь кармелитов, о которой она мне рассказывала. Сказочная улочка.

— И вы увиделись снова?

— Нет. Я даже не стал выяснять, живет ли она по указанному адресу.

— Почему вы не постучали в ее дверь?

— Жизнь редко расточает дары дважды. Мне не хотелось портить то, что когда-то между нами было. Я оставил все как есть.

Хэнли недоверчиво рассмеялась:

— Как это… по-русски!

— Да? А что предпринял бы в подобных обстоятельствах американец?

— Начал бы пускать фейерверки. Врубил бы музыку на всю улицу. Заорал бы, перебудив соседей. Вытащил бы ее на улицу.

— О-о…

— Американец не станет страдать молча, — заключила Хэнли.

Руденко погрозил ей пальцем:

— Это не страдание.

— Разве?

— Это жизнь. Жизнь обжигает — неизбежно.

— Неизбежны лишь смерть и налоги, адмирал.

— Смерть и налоги, — медленно повторил он. — Очень по-американски. В России многие умудряются вовсе не платить налогов. Я вот гадаю, разбогатеют ли неплательщики налогов настолько, чтобы найти способ обманывать и смерть?

Хэнли рассмеялась.

Руденко сказал:

— Вы светитесь, когда смеетесь, и выглядите такой юной.

— Спасибо, — смутилась Хэнли. — Адмирал, можно попросить вас об одолжении?

— Разумеется.

Хэнли вынула из кармана шаманский мешочек и показала Руденко надпись на кириллице.

— Это не по-русски, — озадаченно проговорил он.

— Да, надпись сделана на одном из местных наречий, но вашими буквами. Не могли бы вы прочесть ее вслух тому повару-алеуту? Мне необходимо выяснить, о чем здесь говорится.

Руденко сразу поднялся и, опираясь на костыль, пошел вместе с Хэнли на кухню. Хэнли объяснила повару, что ей нужно. Руденко размеренно, с певучей русской интонацией прочел слова. Алеут повторил их по-своему, со множеством щелкающих гортанных звуков.

— Имеет ли надпись какое-то значение?

— Конечно, доктор. Речь идет о… — как это называется? припарке из «растения-призрака». Трудно понять, рецепт это или предупреждение. Здесь лишь говорится, что растение очень сильное лекарство.

Хэнли поблагодарила повара и вместе с Руденко направилась к выходу.

— Вам это помогло? — спросил адмирал.

Хэнли помолчала, задумавшись о том, где погибшие ученые могли встретить «призрачное» растение в такое время года, если не в понго, и подразумевал ли шаман под призраком светящийся туман.

— Полагаю, да, помогло. Я еще не уверена. В любом случае, адмирал, спасибо вам за помощь. Я имею в виду не только расшифровку надписи.

— Всегда к вашим услугам, доктор. Как говорят в моей профессии, удачного плавания.

ГЛАВА 43

Большую часть пути до Оттавы Исикава дремал — некрепко, паря где-то на границе сна и яви. Перед отъездом он одолжил у Петтерсона пальто, но, выйдя из самолета в международном аэропорту, ученый понял, что больше всего ему не хватает солнцезащитных очков. Холодное ноябрьское небо в белых перистых облаках так и сверкало. Исикава купил очки в киоске и встал в очередь на такси.

Дорога в город пролегала вдоль широкого канала Ридо мимо парковых насаждений. У всех, кто бы ни встретился по дороге, в петлицах красовались маки. На фоне алых мундиров конных полицейских цветки казались оранжевыми.