Читаем без скачивания Фрэнк Синатра: Ава Гарднер или Мэрилин Монро? Самая безумная любовь XX века - Людмила Бояджиева

Бледное, с беличьими чертами лицо, глубокие, пустые глаза сомнамбулы, тщедушное тело, спрятанное в голубой костюм с эмблемой родильного отделения на кармашке. Нет, она не была молода. Серенькая мышка из тех, кого никогда не замечают на вечеринках, не запоминают консьержки, продавщицы и даже опытные полицейские. А имя всегда путают. Заножки, Заложки?.. Черт ее знает! Немка? Полька? Какая разница. О таких не думают долго.

А она была особенной. Несущей в своем худощавом непривлекательном теле такой заряд преданности, обожания, любви, что тело с трудом выдерживало напор: Клару частенько мучила мигрень, от которой она теряла сознание, а потом даже заикалась. Мигрень приходила после ее очередного свидания с Ним.

О тайной страсти Клары знали немногие. Лишь те, кто побывал в ее скромной комнате многоквартирного дома, превращенной в молельню или музей. Бесчисленные фото, вырезанные из журналов и газет, афиши, постеры. Со всех, слегка надвинув на лоб шляпу, улыбался Мистер Голубые Глаза. На комоде, превращенном в подобие иконостаса, горели свечи, были разложены на пожелтевшем кружеве бесценные амулеты: билет с его автографом, клочок афиши, колпачок пишущей ручки, набойка от ботинка, возможно принадлежавшая ему, в хрустальном бокале — полуистлевшие лепестки. Драгоценные трофеи, добытые в суровой борьбе.

Теперь она жила в Уганде — уехала с британским госпиталем на край света, чтобы никогда больше не возвращаться к своему безумию. Она хотела начать жить заново и даже, покидая Нью-Йорк, упаковала в картонный ящик все свои «драгоценности». Завербовалась в госпиталь, работавший на краю света. А через месяц вернулась, потратив все свои сбережения на дорогу, и забрала в Уганду то, без чего не могла жить, — картонную коробку ценой в целую жизнь.

Клара часто дежурила в госпитале сверх нормы, а потом брала отпуск по уходу за парализованной матерью. Ей даже делали скидки на билеты. На самом деле, парализованная мать, жившая в пригороде Нью-Йорка, не видела дочь много лет, вплоть до самой смерти. Клара ездила на встречи с Ним. Она следила за графиком гастролей Фрэнка и старалась попасть на самые интересные выступления. Посидеть в зале, прорваться на сцену с букетом — верх блаженства, но не главное. Главное — урвать момент и хоть минуту побыть рядом с Ним, в толпе у служебного входа, выжидающей прибытие его автомобиля. Журналисты напирают, сверкает магний, полиция держит цепь. Вот распахивается дверца «роллса», он выходит из машины и, в окружении секьюрити, торопится скрыться в подъезде.

Эти три шага от появления и до исчезновения — самый горячий момент! Здесь можно было ухитриться заполучить не только автограф кумира, но и нечто большее. Однажды (это случилось у зала «Парамаунт», где Мистер Голос пел целых шесть месяцев!) на асфальт упала гвоздика из петлицы его пиджака, и Клара сцепилась с бросившимися за добычей женщинами. Она рвала волосы соперниц, кусалась, отбивалась ногами, сжимая в кулаке цветок. Ее руку пытались выкрутить, пальцы разжать. Когда полиция разогнала катавшихся по асфальту фанаток, Клара убежала подальше и только там, в углу за мусорными баками, разжала окровавленный кулак. На ладони лежала смятая бледно-розовая гвоздика — почти часть его плоти, почти его дитя. Поникшие нежные лепестки похожи на тельце ребенка. Клара зарыдала, размазывая слезы и кровь по счастливому лицу.

Фанатки с большим стажем — были и такие, следовавшие за Синатрой с первых шагов его карьеры — рассказывали, что некоторым счастливицам удалось забеременеть от Фрэнки и даже родить. Конечно, надо быть молоденькой красотулей и подставиться где-нибудь на служебном пути — особо везло девчонкам из варьете. Но этим корыстным сучкам было мало неземного счастья его мимолетной страсти. Они использовали зачатье как способ шантажа и проигрывали. Великий Фрэнки старался не оставлять следов — он не терял контроль, предохраняясь от возможности стать отцом. Экспертиза легко опровергала происки шантажисток.

Клара не была красоткой, и шанса заполучить ребеночка от кумира не имела. И все же она не сомневалась, что рано или поздно станет матерью дитя Фрэнки. Она твердо верила, что для этого рождена на свет и Отец Небесный не даст ей уйти, не исполнив земного предназначения. Никакого плана действий Клара не составляла — просто старалась быть рядом, приглядываться и не упустить тот единственный момент, когда чудо явит ей свою благодать.

Шли годы, казалось, фортуна забыла про Клару. И вот невероятное совпадение — такое под силу лишь Господу Богу! Судьба нашла Клару в Уганде, в жалком и жарком городке, чтобы дать ей шанс выполнить свою миссию. Жена Фрэнка — недосягаемая Ава Гарднер доставлена в британский госпиталь на машине «скорой помощи». Клара Залежски увидела бледное лицо, рассыпанную копну черных волос, свисающих с каталки, которую бегом везли в операционную санитары. Она не стонала. Она орала во всю глотку: «Если я потеряю его ребенка, я не буду жить!» Вот стерва! Клара знала все об этом браке. Пресыщенная тварь заполучила такого мужа и еще крутила им, словно последним прощелыгой. Изменяла, устраивала пошлейшие скандалы. Но он все прощал и в экстазе примирения тащил ее в кровать. Хотел от нее ребенка! А она и выносить-то не смогла! Еще бы — куча абортов, пьянки. Уж эта кукла пила без удержу и трахалась с кем попало. Бедный, бедный Фрэнки!

Доктор Нортон, следуя за каталкой в операционную, на ходу отдавал распоряжения: «Беременность около двадцати восьми недель, маточное кровотечение! Все по местам!» Клара уже ждала: резиновые перчатки, пластиковая шапочка, марлевая маска — безличный персонаж, вершащий волю Всевышнего. Голоса, крики, суета. Потом напряженная тишина, яркий свет в центре, склоненные к столу спины… Клара не осмысливала происходящее и не отдавала себе отчета в том, что делает. Некто мудрый и сильный вершил справедливость через нее. На салфетке, переданной ей, кусок окровавленного мяса — недоношенный плод. Буро-синее сморщенное личико, тонкие, безжизненные ручки и ножки. Мальчик.

— Что там? — Голос доктора прозвучал издалека, словно из трубы. Не оборачиваясь, он останавливал кровотечение у продолжавшей стонать женщины.

Клара обмыла плод теплой водой и положила на стерильное полотенце. Обняла ладонями, согревая своим теплом. Не дыша, горячо, исступленно молилась. Отчаянно взывала ко Всевышнему, умоляя дать жизнь мальчику. Тонкие ручки дернулись, грудная клетка приподнялась… Он задышал! В груди забилось крохотное сердце. Клара стиснула зубы и только сейчас смогла вдохнуть.

— Тысяча триста семьдесят грамм. Неполных двадцать восемь недель. Мертв. Какая жалость! — сказала она безжизненным тоном, занизив вес младенца почти на сто семьдесят важных грамм. Боже, какое ликование наполняло ее!