Читаем без скачивания Главная тайна горлана-главаря. Книга 1. Пришедший сам - Эдуард Филатьев

Вопрос о «родительской опеке» был исчерпан.

А перед шестнадцатилетним Владимиром уже всерьёз замаячили дальняя дорога и немалый срок пребывания в далеко не курортном краю.

Людмила Маяковская писала:

«Что было делать?

Мама без ведома Володи отправилась в Петербург хлопотать о нём».

Остававшаяся в Москве Людмила Маяковская тоже не сидела сложа руки:

«Я, в свою очередь, вела переписку со своими друзьями, которые жили на Дальнем Севере, чтобы, на худой конец, устроить Володю среди них».

Маяковский уже знал, что из Строгановского училища его исключили. Но он не считал, что месяцы заключения прошли для него зря, написав в автобиографии:

«Важнейшее для меня время. После трёх лет теории и практики – бросился на беллетристику.

Перечёл все новейшее. Символисты – Белый, Бальмонт. Разобрала формальная школа. Но было чуждо. Темы, образы – не моей жизни. Пробовал сам писать так же хорошо, но про другое. Оказалось так же про другое – нельзя. Вышло ходульно и ревплаксиво. Что-то вроде:

В золото, в пурпур леса одевались,

Солнце играло на главах церквей.

Ждал я: но в месяцах дни потерялись,

Сотни томительных дней.

Исписал таким целую тетрадку…

Отчитав современников, обрушился на классиков. Байрон, Шекспир, Толстой. Последняя книга – «Анна Каренина». Не дочитал… Так и не знаю, чем у них там, у Карениных, история закончилась».

Пока Маяковский читал символистов и прочих «классиков», сотрудники Охранного отделения продолжали усиленно убеждать его не губить свои способности художника и стихотворца. И даже порекомендовали ему опубликовать те стихи, что были написаны в камере № 103.

В это время прибывший во Францию 18-летний эсдек Илья Эренбург познакомился с вождями социал-демократов: Лениным, Троцким, Луначарским. И принялся выпускать сатирические журналы «Тихое семейство» и «Бывшие люди».

Поверить в то, что молодой человек в чужой стране самостоятельно смог затеять нелёгкое издательское дело, очень трудно. Наверняка кто-то помогал ему в этом. Вот только кто? Вожди эсдеков? Вряд ли. Ведь в журналах Эренбурга печатались пародии, карикатуры и шаржи на обитавших в Париже российских революционеров. Поэтому сказать, что выпуск продукции, высмеивавшей эмигрантов-эсдеков, был санкционирован самими лидерами РСДРП, язык просто не поворачивается. Остаётся предположить невероятное: Эренбургу помогала высмеивать вождей эсдеков царская охранка.

В Москве в тот момент произошло нечто не менее невероятное. Людмила Маяковская описала это событие так:

«К счастью, и на этот раз удалось "выцарапать "Володю».

Что же произошло?

Невероятное везение

28 декабря 1909 года Особое совещание Министерства внутренних дел рассмотрело «обстоятельства дела о содержащемся под стражею в Московской центральной пересыльной тюрьме дворянине Владимире Владимирове Маяковском, …заподозренном в способствовании побегу каторжанок из женской тюрьмы…». Совещавшиеся приняли решение, которое было отправлено в Москву.

4 января 1910 года Московское охранное отделение получило от градоначальника Москвы официальное отношение за № 67077, в котором сообщалось, что дело Маяковского прекращено.

Четыре дня полученный документ изучался, и 8 января начальнику Бутырской тюрьмы была послана бумага, в которой говорилось:

«Г<осподин > министр внутренних дел 28 декабря 1909 года постановил: переписку о Маяковском, в порядке, указанном ст. 34 Положения об охране, прекратить.

Об изложенном Отделение просит объявить Владимиру Маяковскому, освободив его немедленно из-под стражи.

Расписку Маяковского препроводить в Отделение».

Ночью 9 января в камеру Маяковского явился надзиратель, разбудил заключённого и отвёл его к начальнику тюрьмы. Тот огласил содержание бумаги, пришедшей из охранки, и потребовал засвидетельствовать это письменно. Арестант написал:

«1910 года, января 9 дня, я, нижеподписавшийся, даю сию подписку г. начальнику Московской пересыльной тюрьмы в том, что отношение Московского охранного отделения от 8 января за № 247171 мне объявлено.

Владимир Маяковский».

В автобиографических заметках «Я сам» обо всём об этом сказано ещё короче:

«Ночью вызвали „с вещами по городу“. <…> Меня выпустили».

Однако это не означает, что, ознакомив арестанта с «отношением» Охранного отделения, перед ним тут же распахнули все двери настежь. Нет! Получив от освобождаемого заключённого требуемую «подписку», начальник тюрьмы написал свою бумагу:

«Препровождая при сём подписку арестанта Владимира Маяковского, уведомляю, что Маяковский 9 января из-под стражи освобождён и отправлен к приставу 3 уч. Сущёвской части для водворения его к родителям.

Начальник тюрьмы <подпись>».

Затем узника тщательно обыскали. Найденную тетрадь со стихами отобрали. И лишь поле этого под конвоем «отправили» в Сущёвский полицейский дом, откуда в сопровождении полицейского доставили по месту жительства. Процесс «водворения» занял почти целые сутки.

Как бы там ни было, но 9 января 1910 года Владимир Маяковский был на свободе.

В воспоминаниях матери Маяковского это событие отражено так:

«После моих хлопот, ввиду несовершеннолетия, он был освобождён и отдан под надзор полиции».

Людмила Маяковская:

«Появление Володи дома было неожиданно. Бурной радости не было конца. Володя пришёл к вечеру. Помню, он мыл руки и с намыленными руками всё время обнимал нас и целовал, приговаривая: „Как я рад, бесконечно рад, что я дома с вами“».

Обратим внимание, что именно запомнилось сестре Людмиле: «он мыл руки и с намыленными руками всё время обнимал нас и целовал». Пожалуй, это первое документальное упоминание о необычайной чистоплотности Владимира Маяковского, которое возникло у него вскоре после внезапной смерти отца. Тщательное мытьё рук стало у него привычкой на всю жизнь.

Вернёмся к воспоминаниям Людмилы:

«Володя вышел из тюрьмы в холодный день в одной тужурке Строгановского училища. Пальто его было заложено. Мы просили Володю дождаться утра, чтобы достать где-нибудь денег и выкупить пальто. Но Володя, конечно же, не мог отказать себе в страстном желании видеть друзей».

Несколько лет спустя Маяковский рассказал Николаю Асееву…