Читаем без скачивания Главная тайна горлана-главаря. Книга 1. Пришедший сам - Эдуард Филатьев

«Прозвучали первые слова приговора, касавшегося Трифонова. Юноша опустил голову, но тотчас глаза его открылись, и он, как говорят в школе, „уставился“ на фигуру председателя».

А приговор был достаточно суров. «Московские ведомости» написали:

«Особым присутствием Московской судебной палаты все трое обвиняемых признаны виновными и Трифонов приговорён к шестилетней каторге…».

Можно себе представить, какой ужас объял «мещанина Иванова» и «дворянина Маяковского», когда они услышали о шестилетнем каторжном сроке.

Но суд, проявив в отношении Иванова и Маяковского снисхождение, постановил:

«… признав невиновными в преступлении, предусмотренном 1 ч<астью> 102 ст<атьи> Угол<овного> уложения по недоказанности совершения ими этого преступления, считать по сему обвинению оправданными по суду, тех же Сергея Иванова и Владимира Маяковского, признав виновными в преступлении, предусмотренном 2 п<унктом> 132 ст<атьи> Угол<овного> улож<ения >, но действовавшим без разумения, не понимая свойства и значения совершаемого, отдать, согласно 41 ст<атье> того же Уложения, под ответственный надзор их родителей».

«Московские ведомости» представили это решение суда так:

«… несовершеннолетние Иванов и Маяковский – к отдаче родителям на исправление».

Маяковский мог ликовать – ещё бы, суд наказал его чисто символически и отпускал на свободу! Эта радость чувствуется и в строках автобиографических заметок:

«Во время сидки судили по первому делу – виновен, но летами не вышел. Отдать под надзор полиции и родительскую опеку».

Однако ни на какую свободу Маяковского не отпустили – из зала суда его под конвоем увезли обратно в ту же Бутырскую тюрьму – ведь следствие по делу о побеге каторжанок продолжалось.

Теперь пришло время рассказать об одном из старших соратников «товарища Константина», который в тот момент тоже сидел в Бутырке.

Судьба Бриллианта

В Бутырскую тюрьму попадали бунтари разных времён. В её застенках оказался в своё время и видный эсдек Глеб Максимилианович Кржижановский, который перед отправкой в Сибирь написал там слова к гимну польского восстания 1831 года. Песню назвали «Варшавянкой»:

«Вихри враждебные веют над нами,

Тёмные силы нас злобно гнетут,

В бой роковой мы вступили с врагами,

Нас ещё судьбы безвестные ждут…

На бой кровавый,

Святой и правый

Марш, марш вперёд,

Рабочий народ!»

Другого члена РСДРП, Гирша Янкелевича Бриллианта (Григория Сокольникова), арестовали 24 сентября 1907 года. В одиночной камере Бутырской тюрьмы он провел полтора года. Сохранились сведения, что в 1907 году его несколько раз посылали (вместе с уголовными арестантами) мести Долгоруковскую улицу – ту самую, куда вскоре переехала жить семья Маяковских. И Гирш исправно мёл эту улицу, получая от сердобольных прохожих за свой подневольный труд «копеечку».

Сотрудникам Охранного отделения, надо полагать, очень хотелось «перековать» Бриллианта-Сокольникова в своего агента, но у них ничего не получилось.

18 сентября 1908 года состоялся суд – «О принадлежности к Сокольническому районному комитету партии социал-демократов». Это преступное деяние подпадало под 102-ю статью Уголовного уложения, и студента университета Гирша Бриллианта, лишив всех гражданских прав, приговорили к вечному поселению в Сибири – в селе Рыбном Енисейской губернии (на реке Ангаре).

Но в ссылку осуждённого отправили не сразу – ещё какое-то время его продолжали держать в той же одиночке Бутырской тюрьмы. Охранка, видимо, надеялась, что молодой человек, приговорённый к столь суровому наказанию, всё-таки «сломается» и запросит пощады. Но Бриллиант-Сокольников пощады не запросил. И через какое-то время его по этапу отправили к месту вечного поселения.

Прибыв в село Рыбное, он немного осмотрелся и через шесть недель вместе с другим ссыльным сбежал. Вскоре объявился в Париже, где поступил в Сорбонну. И стал там учиться.

Пример Гирша Бриллианта ещё раз наглядно демонстрирует, что за отказ сотрудничать с Охранным отделением подследственных революционеров ожидало весьма суровое наказание.

Но ведь не всех же попадавших за решётку нелегалов-бунтарей ссылали в Сибирь? Были же такие, кто оказывался в Нижнем Новгороде, в Архангельске или в Твери. А кого-то и вовсе отпускали на свободу. Даже до суда. Значит, кто-то всё-таки соглашался сотрудничать с Охранным отделением?

Дать ответ на этот вопрос предоставим жандармскому офицеру Александру Спиридовичу. Он утверждал, что людей, соглашавшихся служить охранке, среди тогдашних революционеров было немало:

«Они выдавали своих близких жандармерии, служа для неё шпионами, и назывались у политической полиции „сотрудниками“, у своих же шли под именем „провокаторов“…

Не жандармерия делала Азефов и Малиновских, имя же им – легион. Вводя их как своих агентов в революционную среду; нет, жандармерия лишь выбирала их из революционной среды. Их создавала сама революционная среда. Прежде всего, они были членами своих революционных организаций, а уж затем шли шпионить про своих друзей и близких органам политической полиции».

Упомянутый Спиридовичем Евно Фишелевич Азеф входил в число секретных сотрудников полиции ещё с 1892 года – под кличкой «Раскин». Став членом партии эсеров (под кличками «Иван Николаевич», «Валентин Кузьмич», «Толстый»), он выдал властям весь первый состав Центрального Комитета этой партии, а также немало активных боевиков.

Александр Спиридович:

«Азеф – это беспринципный и корыстолюбивый эгоист, работавший на пользу иногда правительства, иногда – революции, изменявший и одной и другой стороне, в зависимости от момента и личной пользы, действовавший не только как осведомитель правительства, но и как провокатор в действительном значении этого слова, то есть самолично учинявший преступления и выдававший их затем, частично правительству, корысти ради».

Возглавив Боевую организацию социалистов-революционеров, Азеф готовил террористические акты против высокопоставленных царских чиновников. Это по его распоряжению были убиты министр внутренних дел В.К. Плеве и бывший московский генерал-губернатор Великий князь Сергей Александрович. Команда ликвидировать священника Гапона поступила тоже от него.

В 1908 году Азефа разоблачили, и он бежал за границу.