Читаем без скачивания Соглядатай, или Красный таракан - Николай Семченко

– А я не желаю приручаться! – заорал я. – Не же-ла-ю! Я не ручной, я – сам по себе, и мне не нужно то, что ты называешь любовью. Потому что это не что иное, как привычка. Да, привычка! Но она освящена некими высокими словесами…

– Да пошёл ты! – Наташа схватила сумочку и открыла дверь. – Оставайся, лавочка, с товаром! Мне ничего не надо…

И ушла.

Нет, не ушла, а легкой пушинкой вылетела в серый проём двери.

Я сел на пуфик, этот дурацкий пуфик, который по случаю купил в комиссионке пару лет назад: мне стало лень нагибаться, чтобы зашнуровать ботинки. Одно колёсико держалось у него на честном слове, уже давно надо было привинтить его основательно, да всё недосуг. И вот результат: колёсико выскочило, пуфик накренился и я чуть не слетел с него.

Юра, не глядя на меня, оделся и взялся за ручку двери.

Я молчал, и он молчал. Лишь пуфик смачно поскрипывал при малейшем моём движении.

– Теперь знаю, что я – бесформенная масса, – тихо молвил Юра. – Вроде куска пластилина, из которого можно вылепить что хочешь…

– Что? – не понял я. – У тебя глюки? Или как?

– Или как! – он дёрнул ручку двери. – Посмотрел на свой портрет. Всё понял. Спасибо, ты мне глаза открыл!

Дверь за ним захлопнулась. И я остался один. Один на этом идиотском пуфике. Рядом с телефоном, который молчал. И с портретом человекомассы.

Но ещё кто-то был рядом. Я чувствовал, как этот невидимый некто наблюдал за мной, и прикрывал свою ехидную улыбку ладонью, и пристально вглядывался в мои сухие глаза, и легонько покачивал головой.

– Кто тут?

В ответ – тишина.

В зеркале напротив шевельнулось серое отражение и медленно двинулось к краю рамы, повторяя мои движения. И когда я совсем вошёл в комнату, в зеркале никого не осталось. В нём привычно отражался пустой коридор.

Я опустился на диван, но тут же соскочил с него. Скомканная плюшевая накидка была забрызгана чем-то липким и резко пахла мускатным орехом. Она ещё держала в себе тепло и пот двух тел, и мне стало дурно от одной только мысли, что я вляпался, должно быть, в то, что выделяется при оргазме. Они тут е… сь, и даже воздух пропитался чем-то гибельно-сладким, и на какую-то секунду мне показалось, что я тоже был с ними. Третьим! И когда Юра входил в Наташу, то он входил и в меня, потому что я уже был её частью, и когда Наташа принимала его, то впускала и меня, потому что я, незримый, отныне присутствовал в каждом её мужчине.

Все люди – братья. Все братья – сестры. Все сестры… Кто все сестры? Майк Науменко, сочинивший песню про всех братьев-сестёр, что ответишь ты на мой вопрос?

Все души – сестры.

А может, у них нет пола? Как у ангелов.

И только тут у нас, на Земле, они разделяются на мужчин и женщин. И живут, и мучаются, и любят, и ненавидят, и чего-то хотят, и скорбят, и эта невыносимая тяжесть бытия, опуская их вниз, порой на самое дно, заставляет легко и радостно всплыть, взлететь, воспарить над сияющими вершинами, и выше, и выше, и выше – в ликующие бездны радостной тьмы.

Но сначала у ангелов нет яиц. В этом-то вся штука!

(– Ты знаешь, что в аду уже приготовлено для тебя самое горячее местечко? – Догадываюсь, гыыыы… – И ты не боишься? – Зачем бояться того, чего не знаешь? – Ты богохульствуешь! – Ой-ой-ой, каким грозным праведником ты стал! Неужели тебя удерживает от соблазнов только неотвратимость будущего наказания? – Это не твоё дело. Твоё дело – прислушаться к внутреннему голосу и постараться не совершать разные глупости. – Но если я не сделаю какую-то глупость, откуда ж я буду знать, что это глупость? – Я знаю! – А я хочу узнать это сам. Понимаешь? Сам! – Зачем повторять чужие ошибки? На них положено учиться. – Ты невыносимо правильный! Такой правильный, что даже скучно. И тошно! Так вот послушай: единственное, что отличает мужика от ангела, – это яйца… – Я закрыл свой слух. Говори, что хочешь. Мне это неинтересно. Ты сводишь всё к инстинктам… – А знаешь ли ты, что внутренний голос – это тоже инстинкт? – Скажешь тоже! – А ты пораскинь своими экологически чистыми мозгами, пошевели извилинами…)

Я не понимал, что со мной происходит. Такое ощущение: будто сплю и вижу сон, и всё, что вокруг – ненастоящее, придуманное, и всё, что делаю, – тоже придуманное, и напоминает фарс, анекдот, комедию абсурда, карнавал масок, чёрт знает что, но только не жизнь. Она гораздо скучней и неинтересней.

И тут зазвонил телефон.

Мне не хотелось вставать со стула. И не хотелось с кем-то говорить. И вообще ничего не хотелось. Вот так бы и просидел остаток своей жизни, тупо уставясь в одну точку, и чтобы никаких мыслей в голове, и пусть руки свободно и спокойно лежат на коленях, и никого не хочу слышать, и видеть не хочу – полное отстранение от всего и вся.

А телефон трезвонил.

Может, это Юра звонил из таксофона, чтобы сказать что-то типа «извини, друг».

Возможно, это Наташа, волнуясь, снова и снова набирала мой номер?

А может быть, это моя собственная мать пыталась дозвониться до меня из своего маленького городишки? Она давно обещалась приехать ко мне погостить на недельку.

Но мне было всё равно, кто звонил.

Сначала я слышал звонки, и даже злился: слишком громкие! Но постепенно свыкся с ними и перестал обращать на них внимание, как не обращают внимание на радио, которое с утра до ночи что-то такое бубнит и поёт на кухне.

Звонки резко оборвались.

Я встал, подошёл к окну и взял с подоконника пухлую папку с рисунками, набросками, старыми письмами и черновиками. Всё это было так туго набито внутрь папки, что как только я тронул её тесемки, она тут же раскрылась. Из неё стремительно вырвалось несколько листов и закружилось, закувыркалось перед моим носом. Одна страничка упала на пол, и я сразу узнал летящий бабушкин почерк. Прямо на середине листа застыла капля красной краски, а может, это была тушь: яркая точка рельефно выделялась на фоне бледно-синих строк, будто бы тщательно выведенная искусным китайским каллиграфом.

Но что за притча? Точка шевельнулась и двинулась по строкам письма, как курсор «мышки» – по компьютерному набору, двигаемый неумелой рукой: стремительно и хаотично.

Это было какое-то маленькое насекомое!

И только я собрался рассмотреть его, как в дверь позвонили. Никого видеть мне не хотелось (спасибо Юре и Наташе – впечатлений и так надолго хватит!), и потому я даже поленился подойти к глазку, чтобы поглядеть, кого там чёрт принёс.

В дверь позвонили ещё раз. Маленькое красное насекомое, словно испугавшись резких звуков, замерло на листке бумаги, и я наконец разглядел его: это был красный тараканчик!

Между тем, дверной замок щелкнул, и в квартиру кто-то вошел. Я вспомнил, что Юра не отдал мне запасные ключи. Возможно, он специально вернулся, чтобы сделать это.

Но когда я выглянул в коридор, то увидел того высокого парня, что уже приходил к нам как сотрудник милиции и за которым я наблюдал на улице у пивного бара, – в общем, «артиста», возможно, даже племянника той самой госпожи Песьеголовой.

Никак не ожидая увидеть его у себя в квартире, я только и сумел выдохнуть несуразную фразу::

– Как вы сюда попали?

Парень глядел на меня не менее испуганно, его глаза округлились и, казалось, вот-вот переместятся на лоб.

– Вы дома? Но почему не подходите к телефону? – наконец спросил он, и перешёл даже в наступление:

– И дверь не хотите сами открывать!

Он был явно перепуган и так растерялся, что не знал, что делать с ключами от моей квартиры, которые, казалось, жгли ему руки. Он перекидывал их с ладони на ладонь и, наконец, протянул мне:

– Возьмите!

– Положите их на тумбочку, – предложил я. – И, пожалуйста, без глупостей! Стойте, где стоите, и не двигайтесь!

В моих руках был нож, которым я счищаю с холстов масляную краску. Решив выглянуть в коридор, я «вооружился» им по какому-то наитию.

– Тихо! Не кричите! – сказал парень. – Я вам сейчас всё объясню…

– Всё объяснять ты будешь в ментовке, – перейдя на «ты», сказал я. – А ну, отвернись к стене и не двигайся!

Парень послушно выполнил мою команду.

Но только я снял трубку с телефона, как он резко повернул голову и тихо, одними губами произнёс:

– Не делайте этого! Вы горько пожалеете об этом…

– Жалеть о том, что вор сидит в тюрьме? Да никогда в жизни! – я наигранно рассмеялся. – Кстати, ментовка уже давно тебя ищет…

– Я не вор!

– А кто же ты? – я ехидно присвистнул. – Добрый Санта-Клаус, что ли? Выждал, когда хозяина не будет дома, подобрал ключики, отомкнул квартирку, чтобы подарочек подложить – так, да?

– Я постараюсь вам всё объяснить. У меня не было другого выхода…

– Другой выход есть всегда, – наставительно заметил я. – Только искать его не охота. Особенно таким, как ты: привыкли жить припеваючи, коммуниздить чужое добро, и всех, кроме себя, лохами считаете…