Читаем без скачивания Избранные произведения - Лайош Мештерхази
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кому-либо другому этот дом мог показаться запущенным: отсыревшие, грязные стены, в углу на потолке паутина, пол покрыт толстым слоем пыли и грязи… Видно, здесь привыкли убирать лишь перед собраниями и представлениями; на большее уже не хватало ни денег у Дома, ни времени у активистов.
— Ну, — подбадривал я Белу, — сколько ни ищи, нас не найдешь! Вот, гляди! Со сцены можно спуститься в будку суфлера, а оттуда на четвереньках вползти под сцену. Если станут искать там, выйдем в маленький коридорчик, где во время представления стоят осветители и пожарники; оттуда дверь открывается в так называемую «деревянную будку склада кулис»; из будки можно попасть в сад или подвал, а по железной лестнице — на чердак…
Словом, здесь все в порядке! Если только весь дом не окружат полицейские. Ну вот…
Я махнул рукой: не очень-то, мол, верю, чтобы нас здесь стали искать.
Железнодорожнику мы сказали, что идем в Мадьяровар, тете Нергеш — что возвращаемся в Эстергом. Два жандарма не дураки — выдавать не станут; и вообще, что они могут? Я ведь не помнил, что тогда на берегу крикнул Беле: «Встретимся в Доме металлистов!» Мне казалось, что я это только шепнул; я не думал, что жандармы могли услышать.
Осторожный человек всегда готов к тому, что преследователь появится именно там, где ждешь его меньше всего. Вот и в Татабанье произошла такая же неожиданность. По дороге туда мы оказались настолько неосмотрительными, что оставили массу следов; для Тамаша Покола и его компании это было, конечно, удачей, для нас — наоборот. Неужели же вновь повторится такая случайность?
— Словом, — самоуверенно сказал я, — если бы даже и повторилась…
И будто бы я произнес заклинание: на тихой улочке вдруг послышался непривычно громкий шум мотоцикла и автомашины, и в следующее мгновение перед домом заскрипели тормоза.
Мы похолодели и растерянно смотрели друг на друга. Что же это такое?
Окна большого зала, как это обычно бывает в театральных помещениях, находились довольно высоко; на них болтались плотные пыльные занавески. Окна здесь служили внешним украшением фасада, помещение использовалось лишь при свете электрических ламп. В углу, рядом со входом, стоял маленький столик контролера. Мы быстро перенесли его под окно, влезли на него и выглянули из-за занавески.
Казалось, это был дурной сон. Из первой машины вывалился жандармский подполковник, которого мы уже знали по Татабанье. Из второй вышел со всей своей свитой Тамаш Покол. В коляске мотоцикла сидел потрепанный пожилой господин с обвисшими усами — старший надзиратель Пентек. С ними была целая свора жандармских и полицейских офицеров и сыщиков, одетых в штатское. Все они столпились у входа, но, увидев спущенную штору и табличку, мгновение посовещались, что делать. Подполковник распорядился:
— Позвать слесаря! Взломать замок. Где господин младший инспектор?
Я дернул Белу за пиджак, мы быстро соскочили со стола и шмыгнули под сцену! Снаружи несколько голосов звали «господина младшего инспектора».
Мы поползли на четвереньках среди подпорок, поддерживающих настил сцены. Там была кромешная тьма и отвратительно пахло мышами. Рукой я нащупывал деревянные стружки и щепки, на которых лежал толстый слой пыли. Мы спрятались в углу неподалеку от выхода в маленький коридорчик и каждым своим нервом прислушивались к шуму на улице.
Снаружи, однако, к нашему удивлению, ничего особенного не происходило. До нас долетали обрывки негромкого разговора, шум шагов, а потом раздался звук захлопнувшейся дверцы машины. Загудели моторы, сначала громко, потом все тише, пока на маленькую улочку снова не опустилась субботняя полдневная тишина.
Мы не понимали, что случилось. Нам было неизвестно, что произошло. Преследователи как раз в тот момент спохватились, что с ними нет начальника сыска дьёрской полиции — он отправился к секретарю социал-демократической партии. Узнав об этом, ни подполковник, ни Тамаш Покол не посчитали обыск столь уж неотложным делом.
Через некоторое время мы решились выйти из своего укрытия, кое-как отряхнули пыль и тихонько направились в канцелярию, из окна которой вся улица была как на ладони.
От наших преследователей не осталось и следа, словно улетучился дурной сон или видение. Мы даже начали сомневаться в реальности случившегося.
Мы не знали, разумеется, что из-за занавешенного окна расположенной напротив кофейни за домом наблюдали два человека из подчиненных младшего инспектора.
Спустя немного времени в конце улицы показалась горбатая фигура Гутмана. С ним шли трое мужчин. Мы с волнением ждали их приближения, чтобы узнать, кто идет, но, когда они подошли ближе, очень обрадовались. Вот так старикан! Разыскал трех моих старых дьерских товарищей. Один из них, Шани Фюлёп, в прошлом был моим учеником. Бойкий, деловой мальчишка. Мальчишка? Теперь это был высокий, статный парень, вот так!
Было много радости, веселых объятий, но, когда мы рассказали Гутману, что здесь побывали наши преследователи, друзья сразу стали суровыми.
— Все, даже обед побоку! — Гутман быстро оказался на «высоте положения». — Во-первых: обменяться одеждой! Фюлёп, ты такой же высокий, как твой бывший мастер, а ты, — указал он на другого товарища, — обменяйся одеждой с товарищем К. Живо!
— Эх, — заметил я, — теперь уж это не имеет значения.
— Что не имеет? Удивляюсь, как это вам самим не пришло в голову! Во всех описаниях вашей внешности указана парусиновая одежда…
— Они узнают нас в любом виде!
— Эти да, но полицейские на углу — нет! Ну, пошли, живо. И сбрей усы, они тоже упомянуты в описании.
Он достал бритвенные принадлежности, поточил бритву — все в один миг. Черт возьми, усов мне было жаль. В те времена они были в моде и очень мне шли. Ну ладно, отрастут другие!..
В самом деле, глупо, что мы не догадались раньше изменить внешность. Но ведь как было дело: каждую минуту мы собирались перейти границу и покинуть опасную зону.
За пять минут мы переоделись и, правда, почувствовали себя увереннее. На Беле были темно-синие брюки, белая рубашка, поношенный коричневый джемпер, на мне — серый парусиновый костюм, немного тесный, но со стороны это было незаметно.
— И от этих двух подозрительных предметов тоже надо освободиться, — продолжал распоряжаться Гутман. — Хотите вы этого или нет! — Он принес довольно большой лист оберточной бумаги, завернул наши плащ и куртку и сунул в