Читаем без скачивания Избранные произведения - Лайош Мештерхази
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вы готовы? — спросил наконец, преодолев волнение, дядя Дюри. — Тогда пошли.
Милый старый, ворчливый медведь! И ты, дружище, Лори! Неужто я здесь с вами, могу ли я верить своим глазам? Какие они веселые, сильные и спокойные! Словно бы мы, их товарищи, гонимые, присужденные к смерти, не просим у них убежища, как у последних солдат побежденного лагеря.
Услышав слова старика, в дверь кухни выглянула хозяйка.
— Уже уходите?
— А вы как думаете, мы оставим их вам? — съязвил дядя Дюри. — Одного мужа вам мало?
— Куда мы пойдем? — обратился я к нему, когда мы вышли на улицу.
— Куда? В партию!
— В партию? В какую партию?
Он пожал плечами.
— В социал-демократическую партию, другой сейчас нет…
Я остановился среди дороги. Старик сошел с ума?
— В социал-демократическую партию?
— Да.
— Но ведь… — вскрикнул я. — Как это пришло тебе в голову? Они же сразу сообщат в полицию. Разве ты не понимаешь, что мы…
— Положись на меня! — снисходительно улыбнулся он. — Тот, к кому я веду, не сообщит, не бойся!
Я ничего не мог понять, но был убежден, что старик в конце концов желает мне добра и знает, как поступить.
Мы пошли дальше, слегка взволнованные. Дядюшка Дюри между тем рассказывал, что Яни тоже хотелось непременно пойти с нами. Но он, старик, не разрешил.
— Он сегодня опоздал, а потом бы снова ушел… Стоит им только пронюхать, сразу станут искать у него!
Объяснил дядюшка Дюри и то, почему пришел не один. Разделившись на две пары, легче пройти по улице. Если что-нибудь все-таки да случится, он, официальный житель Дьёра, может предъявить документы, тогда уж не так подозрителен и тот, кто идет с ним.
В Дьёре социал-демократы занимали довольно приличное помещение в двухэтажном доме, на первом этаже которого расположились магазины и склады. Из тесного конторского помещения дверь открывалась к секретарю, и, как только она открылась, мое беспокойство моментально исчезло.
За секретарским столом сидел товарищ Ваги. Я помнил его еще со времен пролетарской диктатуры. Я знал, что он честный человек. Тот самый Ваги, который спустя несколько лет стал одним из основателей Венгерской социалистической рабочей партии. Увидев нас, он не выразил ни радости, ни недовольства; он сразу понял, в чем дело и что надо предпринять.
Ваги выслал из комнаты дядюшку Дюри и Вучича; даже они не должны быть свидетелями нашего разговора.
— Вот что, — обратился он ко мне, когда мы остались одни, — сегодня суббота, и того, к кому я могу вас послать, вы не найдете до понедельника. Другому доверить я вас не хочу… Но это не беда! Можете спокойно оставаться в Доме металлистов. Даже кровати там найдутся. Я попрошу передать коменданту. Ты ведь знаешь его, маленького Гутмана! В понедельник утренним поездом вы поедете в Сомбатхей. Там есть товарищ, он уже многим помог переправиться; отвезете ему письмо. Все в порядке?
— А до понедельника мы будем шататься здесь?
— А что, они уже напали на ваш след?
— Нет… не думаю… Скорее всего, они ищут нас на дунайской границе. Ведь мы до сих пор пытались пробиться к Чехословакии.
— Так… Два дня вас проищут, а новый след не найдут, здесь вы будете сидеть тихо… им надоест, они решат, что вы уже на той стороне. А в понедельник утром там, где подозревать будут меньше всего, перебежите… Как твое мнение?
Я должен был согласиться с Ваги.
Тогда он встал и крикнул:
— Шарика, войдите, я продиктую письмо… Заложите, пожалуйста, в машинку официальный бланк и копирку.
Я ахнул:
— С копиркой?
Но Ваги лишь подмигнул, — положись, мол, на меня:
— Да, с копиркой. — И стал диктовать: — «Йожеф Вурм, Сомбатхей, улица Руми, восемь. Дорогой Йошка! Податели сего письма — коллеги из Будапешта, Шандор Варна и Густав Сечи. — Он, не запнувшись, назвал вымышленные имена. — Они потеряли работу во время больших мартовских увольнений. С того времени не могут устроиться. К сожалению, как ты знаешь, в Дьёре такой возможности нет. Попытайся устроить их на заводе, а если не выйдет, помоги перейти границу. Они немного говорят по-немецки. Это мои старые знакомые. Они достойны нашей товарищеской помощи. Заранее благодарю и приветствую от всего сердца». Так! Дайте, Шарика, я подпишу. Будьте любезны надписать конверт.
В этот миг распахнулась дверь, и на пороге появился высоченный молодой рабочий, непричесанный, в брюках и пиджаке, надетых прямо на ночную сорочку, с красным от злости лицом. В руке он держал какую-то бумагу, размахивал ею и кричал:
— Раз вы нам не помогаете, так за что же мы платим взносы! Вы должны сейчас же опубликовать в газете! Вот, пожалуйста! Прихожу домой из ночной смены, ложусь спать, а утром меня будят вот этим! Выселение! Полицейский уже там. Целый месяц я был безработным, неделю назад получил работу… Как я мог внести квартирную плату? Говорят, иди назад в Шопрон. Зачем я туда пойду, когда я здесь получил работу? Что же мне, из Шопрона пешком ходить? Я не зарабатываю столько, чтоб хватило на поезд! Чего от меня хотят? Я сказал, что заплачу. А они выкидывают мебель. Вместе с кроваткой вынесли ребенка, поставили на сквозняке в подъезде. Хорошенькое дело — взять да идти в Шопрон! — И он кричал, кричал в отчаянии, несчастный герой ежедневно разыгрывающейся трагедии.
Ваги его успокоил, утешил. Снял трубку и позвонил в редакцию — в Дьёре в то время уже издавалась левая газета. Тираж у нее был маленький, но все же в ней могли, хотя и очень осторожно, высказываться рабочие. Он вызвал редактора и просил выслушать молодого вагоностроителя и написать обо всем в газете.
Парень постепенно успокоился.
— Может, домовладелец немного испугается, если попадет в газету. Нехорошо, когда в газету попадешь, хоть ты и хозяин, — уже более мирно он объяснил: — Кому это надо, чтобы я возвратился в Шопрон? Я из Шопрона, это верно. Но где я в Шопроне получу работу? Я житель того места, где моя работа, верно? Не в Шопроне…
Машинистка Шарика тем временем надписывала адрес. Прислушиваясь одним ухом к сердитому рассказу рабочего, она вывела на зеленом конверте со штампом: «Йожеф Вурм, Шопрон, улица Руми, 8».
Затем вложила письмо в конверт, заклеила его и передала Ваги. А тот, даже не взглянув, протянул мне.
— Пожалуйста! Спасибо, Шарика, можете идти… Словом, как договорились, — шепнул он, когда мы снова остались одни. — Теперь перейдете в Дом металлистов. Комендант, горбатый Гутман, не сомневайтесь,
