Читаем без скачивания Обезьяна приходит за своим черепом - Юрий Домбровский

Ганка схватился за голову и заходил по камере.

- Я что-то подписывал, - сказал он жалобно. - Я, верно, что-то подписывал... бумагу какую-то, потом письмо, потом декларацию: "Коммунизм является только нашим первым противником, за ним пойдет и борьба со всякой демократией! Мы расисты!.." Что-то в этом роде!

- Очень хорошо, - усмехнулся Войцик, - достойнейший документ! И после того, как вы его подписали, вас послали ко мне и приказали: "А теперь запоминай все, что тебе будет говорить твой сосед, - в этом твой последний шанс". Так?

Ганка молчал.

- Видите? Опять так. Я не хочу притворяться и поэтому играю с вами в открытую. Так вот, давайте договоримся наперед: из этого...

- Боже мой, боже мой! - сказал Ганка в ужасе. - Этого не было... Но ведь можно и так подумать! Как же я не сообразил всего этого!

- Ну вот, - кивнул головой Войцик, - а раз сейчас вы все соображаете, давайте договорим-ся наперед: ничего у вас не получится. Конечно, от такого поручения вы отказаться не можете... Скажите, они сильно вас били?

Ганка с величайшим напряжением смотрел на него и молчал. Что-то смутно припоминалось ему, но все время ускользало, и он никак не мог уловить то основное и единственно важное, что следовало поймать и вырвать из этой путаницы.

- Я писал, я, верно, что-то много писал! - повторил он уже почти бессмысленно.

- Ну, понятно! - Войцик грубо расхохотался. - Иначе разве вы были бы тут? - Он отвернулся и лег на кровать, спиной к Ганке.

Потом Ганка снова спал, вернее - не спал, а впадал в тяжелое полузабытье, во время которого он помнил, однако, что он находится в тюрьме, в новой камере, что рядом с ним лежит Карл Войцик, считающий его предателем, и это, пожалуй, верно, потому что не зря, вовсе не зря его посадили в эту камеру.

Сколько времени это продолжалось, он опять-таки не помнил, но его разбудила чья-то грубая рука, которая трясла его за ворот. Он приподнялся, сильным движением плеча сбросил эту руку и сел на кровати. Перед ним стоял солдат и держал в руке какую-то бумажку.

- На допрос! - сказал он, а так как Ганка продолжал сидеть неподвижно, нетерпеливо добавил: - Давай, давай пошевеливайся! Ты не один у меня!

...Когда Ганка возвратился, на столе стояла довольно большая оловянная миска, по дну которой было разлито немного мутной жидкости. Рядом лежал кусок серого хлеба.

- Ваша порция, - сказал Войцик, не глядя на него.

Он сидел на кровати, а перед ним на табуретке стояли какие-то фигурки, слепленные из хлебной мякоти. - Ганка не сразу даже понял, что это шахматы.

- Что, хоть покормили они вас там? - небрежно спросил Войцик, передвигая какую-то фигурку.

Ганка стоял, молча смотря на него, но Войцик сейчас же и забыл о своем вопросе. Он сосредоточенно смотрел на шахматную доску, начерченную на табуретке, и думал.

- Да! - сказал он наконец громко сам себе и усмехнулся. - И так не выходит, и так не выходит...

- Войцик! - робко позвал его Ганка.

- Да? - он все смотрел на шахматы. - Да, говорите, я вас слушаю.

- Вы знаете, что они мне сказали?

Войцик двинул было какую-то фигурку, но сейчас же покачал головой и поставил ее обратно.

- Да, что же они вам сказали? - спросил он равнодушно.

Ганка глубоко вздохнул и ничего не ответил.

- Что за черт! - выругался Войцик, не сводя глаз с шахматной фигуры. А если... Нет, так тоже нельзя... Ну, ну, что же они вам сказали?.. Это Гарднер, что ли, сказал? - поднял он глаза на Ганку.

- Да, Гарднер. Он мне сказал: "Раз вы подписали декларацию от имени работников института против псевдоучения профессора Мезонье, значит вы наш". А если бы вы знали, какая это гнусность!

Войцик молчал.

- Мне осталось только одно! - сказал Ганка и облизал пересохшие губы.

- Именно? - поинтересовался Войцик.

Ганка нерешительно посмотрел на него.

- Но вы... - заикнулся он.

Войцик молчал.

- Я выйду и убью Гарднера! - вдруг выпалил Ганка.

Войцик поднял голову - до сих пор он все переставлял шахматы - и посмотрел ему в лицо, быстро, внимательно и злобно, и снова стал смотреть на табуретку.

- Ну конечно, вы мне не верите! - жалобно сказал Ганка, и слезы у него потекли по лицу.

- Не покупайте, не покупайте меня, Ганка, так дешево! - вдруг раздраженно заговорил Войцик и повернул к нему свое ненавидящее лицо. - Вы в этих делах еще новичок. И они вас очень... понимаете, просто очень нехорошо проинструктировали. Вы спешите и путаетесь. Это же грубая и топорная работа, как вы этого сами не понимаете! Скажите им, что они от меня ничего не получат! Сегодня или завтра они меня выведут и расстреляют, только этим дело и кончится, - и он злобно смешал шахматы.

- Гарднер сказал, что я должен предложить вам передать на волю записку. Сказать, что меня скоро выпустят, и если вы желаете что-нибудь передать...

- Господи! - вдруг взмолился Войцик. - И это Гарднер! Но вы-то, вы-то, Ганка... Ведь вы же умный человек, вы же должны понимать...

- Гарднер мне сказал, - продолжал Ганка: - "Конечно, он вам сначала не поверит, но внушите ему, что вас скоро выпустят, - серьезных обвинений против вас нет, и декларацию вы уже подписали, а дело вел ваш университетский товарищ Людовик Дофинэ".

- Как? - очень удивился и даже испугался Войцик. - Вы и про декларацию должны были сказать мне?

- Да, да, и про нее, и даже именно про нее. Он несколько раз повторил мне и про декларацию и про то, что Людовик Дофинэ, мой университетский товарищ, был моим следователем: "Так вот Войцику и скажите".

Войцик покачал головой.

- Ах, какая сволочь этот Гарднер! - сказал он задумчиво. - Ах, какая сволочь! Вы знаете, Ганка, он только кажется ограниченным, а на самом деле он очень умный, он умнее всего гестапо. Он знает, что врать и как врать, и вот на этом, именно вот на этом, они действительно могли бы поймать какого-нибудь юнца.

- А вас? - спросил Ганка.

Он спросил потому, что последние слова Войцика для него прозвучали так: "Но меня, сударь, вы и на этом не поймали бы".

- А меня... - в раздумье повторил Войцик и остановился. - Нет, то есть, может быть, да... То есть, конечно, нет. Но это не потому, что я не поверил бы вам, - возможно, поверил бы, и даже конечно поверил бы, но записку и адреса не дал бы. Он еще подумал.

- А когда вас должны выпустить?

- Да я ведь не знаю, выпустят ли, - сказал тускло Ганка. У него опять начала болеть голова и становилось душно и мутно. - Он сказал мне: "Сегодня или завтра отпустим".

- Понятно! Выпустят, Ганка, обязательно выпустят! Вы им теперь нужны... - Он криво усмехнулся. - А вот Людовика-то Дофинэ, очевидно, уже...- он не договорил и щелкнул себя по затылку.

Ганс посмотрел на него с удивлением.

- Вы меня не так поняли, - сказал он. - Какой Людовик Дофинэ? Никто со мной, кроме Гарднера, не говорил. А Дофинэ и на свете-то не существует.

- Не существует? - переспросил Войцик. - Да, теперь, конечно, уже не существует. Раз Гарднер вам назвал его фамилию, значит, больше его не существует.

- А разве?.. - начал Ганка испуганно.

- "Разве он был?" - хотите вы спросить. В том-то и дело, что был... И университет окончил, и сторонником народного фронта был, и работал следователем в гестапо но нашему поручению. Видите, все это Гарднер учел вполне трезво. И если ошибся, то только в одном.

- В чем же? - спросил Ганка.

- В том, что ни адреса, ни письма я вам все-таки не дам.

- Вы не доверяете мне по-прежнему? - спросил Ганка после некоторого молчания.

- Нет, не по-прежнему! - ласково улыбнулся Войцик и дотронулся до его руки. - Теперь я не доверяю вам больше прежнего, потому что знаю, что вы непременно попадете опять в руки Гарднера.

Войцик откинулся на стену и закрыл глаза. Вид у него был очень утомленный. Так прошло много времени. Потом он провел рукой по лицу, посмотрел на Ганку и улыбнулся.

- Да, - сказал он. - Это уже все. Кто-то выдает, и умело выдает. Что, вам велели с моей запиской сейчас же прийти к ним?

Ганка покачал головой.

- Нет, просто сказали, чтоб я выполнил как можно лучше ваше поручение и больше ни о чем не думал.

- Умно! - усмехнулся Войцик. - И умно, и дальновидно! Чем дальше знакомлюсь с Гарднером, тем больше отдаю ему должное. Ясно, что он серьезно рассчитывает на вас, и какое счастье, что он ошибается. В этом и есть залог его гибели, Ганка!

- Господи! - крикнул Ганка и бросился к Войцику. - Если бы вы только знали... Если бы вы только знали, что я сделал, подписав эту подлость... Я же... я же погубил профессора! Он не выдержит, когда увидит мою подпись рядом с подписью Ланэ, и если бы вы знали еще...

- Знаю, все знаю, голубчик, - ласково сказал Войцик. - И не рассказывайте мне ничего больше, не надо, я и так все понимаю.

Ганка встал, провел рукой по лицу и тяжело сел опять на табуретку.

- Что же мне делать? - спросил он тихо и как-то исступленно.

- Теперь я вас спрошу: как вы считаете, они вас действительно выпустят? - спросил Войцик, что-то соображая.

- Да, если соглашусь и дальше поддерживать декларацию, которую я подписал.