Читаем без скачивания Путешествие еды - Мэри Роуч

Пищеварительный тракт – сложная полая система со множеством извивов. И пробить ее змеевидным тросиком – как обычную сантехническую трубу – дело совсем не легкое. Больным приходилось – в большей или меньшей мере – вбирать в себя «пробивочный» материал. Проглатывание свинцовой дроби или ртутных шариков общим весом до семи фунтов в течение более чем 100 лет считалось хорошим средством разрушения преграды в кишечнике. Затем пациента катали или трясли – в надежде на то, что тяжелый материал проложит себе путь через «засор». Проблема, однако, заключалась в том, что желудок опорожняется постепенно – вне зависимости от скорости глотания и наполнения. Металлические шарики не желали двигаться по кишечнику «единым фронтом». Как показали дальнейшие рентгенологические исследования, шарики следовали сверху вниз разрозненно, образуя на рентгенограмме своего рода жемчужную жилу. Порой это было и к лучшему. Врач по имени Пиллор в 1776 году составил описание вскрытия пациента, чья утроба была отягощена двумя фунтами ртути, собравшейся в ком, который, следуя изгибу кишечника, вытянулся вниз и оказался в тазовой области. Больной умер через месяц после приема лечебного средства. Поневоле спрашиваешь себя, что именно прикончило беднягу: проглоченная ртуть, кишечная непроходимость или же искусственное растяжение кишок?

Через некоторое время «сантехники» сделали шаг вперед и призвали себе на помощь электротехнику. Как и использование впоследствии некоторых эффектов радиоактивности, электричество тогда было волнующей новинкой – казалось, оно способно лечить все, чем страдают люди. Появилась гальваническая терапия хронических запоров (или, как еще говорилось, стойкой кишечной обструкции) – пропускание через абдоминальную область умеренно слабого электрического тока. «Насколько метод эффективен? – вопрошал в статье 1871 года, напечатанной на страницах British Medical Journal, один из авторов в ответ на вопрос сомневающегося коллеги. – Едва ли я со временем откажусь от этой практики».

Самым незатейливым из всех способов «прорыва дамбы» был простой бросок пациента через плечо больничного служителя[222]. Кишечник не закреплен в теле человека в определенном положении, и в некоторых случаях изменение обычной вертикальной позы на противоположную способно «принести облегчение». Доктор Уильям Левитт из медицинского колледжа при университете Раша упоминает похожий случай 1864 года: пациент-мужчина ощущал в животе опухоль, выросшую до «размера детской головки» и ставшую препятствием для нормального продвижения пищи и работы кишечника. «Во время визитации мы нашли его мучимым страшной болью в абдоминальной области и стремящимся как можно скорее извергнуть скопившиеся в прямой кишке газы, добиться чего удалось лишь посредством занятия им перевернутой позиции стоя на руках и вниз головой». Доктор Уильям Левитт именует себя Демонстратором анатомии, и я могу вообразить, сколько выдержки понадобилось ему, дабы не «заткнуть» пациента вновь и не прихватить с собой для показа во время очередной публичной лекции.

Последним средством лечения оставалась хирургическая операция. Если закупорку нельзя было устранить тряской, выбиванием, вымыванием или разрушением прочими средствами, оставалось только вырезать ее. Хирургические действия в ту эпоху, когда перед операциями не мыли руки и не надевали стерильные перчатки, были чреваты риском инфицирования. Тем более в кишащем бактериями толстом кишечнике. И, что особенно ужасно, удаление части или всей ободочной кишки производилось не только ввиду прямой угрозы жизни больного, но и для устранения причин хронического запора или ложно понятой аутоинтоксикации. Есть ли более действенный способ ускорить движение пищевого кома по кишечнику, чем укорочение пути? Шотландский врач сэр Арбутнот Лейн, хирург-новатор и громогласный поклонник резекций, начал с «небольших долей», удаляя по паре футов кишок. Вскоре он перешел к полной колэктомии, фактически убирая здоровые кишки и пришивая окончание тонкого кишечника непосредственно к ректуму. Если видеть в поносе средство избавления от хронического запора, вероятно, можно согласиться с тем, что хирург свою работу делал хорошо – правда, с оговоркой: после операции пациенту постоянно грозила недостаточность питания. Как мы узнали из знакомства с грызунами-копрофагами в 15-й главе, толстый кишечник – благодаря метаболической деятельности обитающих в нем микроорганизмов – копит в себе не только фекулентное гнилье, но и ценные жирные кислоты и витамины.

Сэр Арбутнот Лейн был опасным копрофобом. Вполне нормальные вариации цвета и тона кожи, которые вы или я отнесли бы на счет расы или времени, проведенного под лучами солнца, Лейн считал проявлением фекального отравления крови. Один из пациентов «с желтовато-коричневым цветом лица» исчез, как с гордостью заметил Лейн, спустя месяц после операции. «Она, – пишет он о другой пациентке, – утратила почти весь свой темный румянец». В своих представлениях этот хирург зашел так далеко, что стал видеть в толстом кишечнике бесполезный структурный элемент и «серьезный дефект анатомии».

Подобное стремление пересмотреть анатомию и тончайшую эволюционную настройку человека могла породить только смесь высокомерия и невежества – да еще в изрядной дозе. Толстый кишечник, который сэр Арбутнот Лейн со всем презрением вырезал из внутренностей своих пациентов, – это отнюдь не только мусоросборник человеческого организма. Микрофлора, столь страшившая Лейна, Тиррела, Келлога и иже с ними и столь же ими презираемая – все эти микроорганизмы, живущие и благоденствующие на отходах нашей жизнедеятельности и ведущие свою работу, помогающую обмену веществ, – не только не вредит нам, но и служит верным залогом нашего здоровья.

Глава семнадцатая

Ик-фактор

Передо мной – обычное приглашение, сделанное со всем уважением. Есть карта-схема, по которой можно сориентироваться, адрес и время предстоящего события, а также дружеское предложение взять с собой всю семью. А вот элементы дизайнерского оформления необычны: на иллюстрации – толстый кишечник человека в разрезе с аккуратно сделанными пояснительными надписями. Сверху веселым «фестивальным» шрифтом: «Приглашаем на встречу с кишечной микрофлорой!» В роли хозяина – Александр Коруц, гастроэнтеролог и доцент медицины Миннесотского университета. В дополнение к консультированию в области колоноскопии и лечения диспепсии он «трансплантирует» бактерии толстого кишечника – пересаживает кишечную микрофлору.

В этой работе участвуют почти все собравшиеся. Майк Садовски – соредактор учебника «Фекальные бактерии» и партнер Коруца по исследованиям. Прислонившись к буфету, стоит Мэтт Гамильтон, после защиты диссертации работающий в университете Миннесоты на временной ставке и отвечающий за подготовку «трансплантатов». Он накладывает ложкой на тарелку салат домашнего приготовления, сделанный в доме Коруца по русскому рецепту из темно-красной свеклы. Отмеряя себе порцию, не скупится, и медсестра говорит ему, что завтра он «будет похож на желудочно-кишечное кровоизлияние».

Сама медсестра не отрывает взгляд от покрытых шоколадом бананов, выложенных на блюде в цельном виде. Это один из «тематически выдержанных» десертов, созданных 13-летним отпрыском Коруца. Джеймс, как говорится, папин сын – умный, культурный и с лукавым юмором. Он умеет играть музыкальную классику на стоящем в гостиной рояле и мечтает со временем начать писать романы. Медсестра спрашивает его, какому номеру соответствует десерт[223] по Бристольской шкале[224] стула? Младший Коруц отвечает без запинки: четвертому («как сосиска или змея, гладкий и легко поддающийся давлению»).

Найти среди беседующих тех, кто не вел бы на вечеринке с угощением сомнительных, на посторонний взгляд, разговоров о еде, дело сложное. И не потому, что собравшиеся ограниченны или дурно воспитаны, а потому, что универсум толстого кишечника им видится совсем не так, как большинству из нас. Взаимодействие между человеческим телом и микробиомом (так теперь называются сотни миллиардов наших «кишечных постояльцев») в последнее время стало областью интенсивных исследований. Многие десятилетия экспериментаторы стремились определить роль пищевых продуктов и нутриентов в предотвращении и лечении болезней. Но теперь такой подход представляется слишком упрощенным. Сегодняшняя цель – детально рассмотреть механизм взаимодействия нашего тела, пищи и микроорганизмов, помогающих ее перерабатывать. Примером может служить группа неизменных борцов с раком – полифенолов. Это часть повседневного питания людей – вещества, содержащиеся в кофе, чае, фруктах и овощах. Некоторые из наиболее ценных полифенолов не усваиваются в тонком кишечнике, и мы зависим от того, насколько полно метаболизируют их бактерии, обитающие в толстом. Исходя из того, какие микроорганизмы населяют ваш кишечник, вы можете – или не можете – извлекать пользу из съеденного. Либо вам может быть причинен вред. Пережаренное красное мясо долгое время называли канцерогенным продуктом, хотя фактически это только сырье для возникновения канцерогенов. Такого рода «сырье» вредит нам, если к его переработке не подключаются живущие в кишечнике дружественные микроорганизмы. (Сказанное относится и к лекарственным средствам: в зависимости от состава вашей микрофлоры, эффективность тех или иных препаратов может заметно разниться.) Это научное направление – новое и требует ответов на немалое количество сложных вопросов. Однако, если суммировать, общий смысл прост: как выясняется, изменение органичной для человека микрофлоры может быть более эффективной стратегией лечения и предотвращения многих недугов, чем перемена рациона питания.