Читаем без скачивания Джон Сильвер: возвращение на остров Сокровищ - Эдвард Чупак
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Да уж, быстрый кораблик мне не помешал бы, — продолжил Эдвард. Он совсем захмелел. — Такой, чтоб нестись на нем по волнам, грабить, резать и мухлевать да отплясывать из последних сил.
Мою «Линду-Марию» трудно было чем-то пронять — будь то перемена погоды или перемена в людях, а то и во всем мире, но тут ее паруса загудели и лопнул один шкот, будто слова Эдварда царапнули нас по днищу. Деревянные святые не улыбались и не корчили рож — им все было едино, Однако для меня Эдвард стал другим после этих слов. Они как бы подвели черту его верности. Он не стал бы так говорить даже во хмелю, если бы не имел причины, если бы не хотел изменить наш курс. Заметь, с какой мелочи началось его предательство: с вызова капитану, желания иметь свой собственный корабль. Хотя случилось ли это вдруг или Эдвард давно к тому вел? Может, он нарочно таскал нас по рифам и мелководьям, а сам тем временем разгадывал шифры? Он же сам заявил, что коровы и колосья не имеют отношения к делу. Я давным-давно это понял, о чем не преминул ему сообщить. Надо же, как совпало! Или Эдвард все знал заранее? Так почему скрывал который год подряд? Потому что я был ему нужен, так-то. У него ума не хватило бы решить все загадки в одиночку.
Так было ли предательство или Эдвард до конца хранил мне верность?
Мы оба знали о шифрах и, сколько бы ни пытались сбить друг друга с толку, могли разгадать их каждый по-своему. Что же изменилось? Подвернулся корабль, и Эдвард увидел в нем шанс. Что им двигало — жадность или скрытность? Или и то и другое?
Он на миг уронил голову, как будто что-то обдумывал, и повернулся ко мне:
— Уж с таким корабликом мы бы поплясали, ведь меня обучал танцам самый главный музыкант. — Я поклонился. — Норовистый кораблик… — Он не договорил и вздохнул.
Я решил — пусть забирает. С моей стороны это была лишь уловка, способ показать свое доверие.
Капитан должен знать тех, кем командует, и я знал их, как никто другой, поэтому направил корабль в Порт-Ройял, созвал весь свой сброд на палубу и объявил, что намерен бросить якорь в доках и запастись провиантом для следующего набега. Вот было зрелище! Команда заревела «ура» и побросала в воздух шляпы и рубахи. Кто-то даже похлопал Пью по спине (и тут же вытер руки о планширь).
Я вызвал Эдварда к себе в каюту и сказал, что в Порт-Ройяле возьму провиант не только для себя, но и для «Марии». Он спросил, почему мы не спалили ее, как прочие захваченные суда.
— Зачем сжигать даму? — спросил я его.
— Загляни к ней под люк и увидишь одни только бимсы да шпангоуты, — отозвался Эдвард.
— Это ничего не меняет, — возразил я. — Дама есть дама, будь у нее хоть беседка на месте кормы. И обращаться с ней нужно соответственно.
— Не понимаю, Джон. Что мне до «Марии»?
Не он ли только вчера просил меня о корабле? И кто — верный друг или хитрец-предатель? Этого я не мог разобрать.
— Я заметил кое-что у тебя в глазах, если только это не пыль попала. Всякое возможно. Точно так ты когда-то смотрел на Евангелину.
Эдвард пригладил волосы.
— Я собирался сказать, что ты должен был научиться вести себя с дамой. Пришло время проверить умение. Я дарю тебе даму. «Марию».
При этих словах рука Эдварда замерла.
— Что ты сказал, Джон?
— Ты никак оглох? У тебя будет свой корабль. Ты его хотел и получил. — Я стукнул его в грудь. — Будешь о нем заботиться как о родном. — Эдвард не шевелился. — Потому что я оставляю его — ее — на твое попечение.
Парень слегка пошатнулся.
Друг или предатель? Вскоре я это решу. Но пока у меня к нему оставалось еще несколько слов. Для проверки.
— Да, вот еще что, — сказал я словно по секрету, — я разгадал шифр с ящиками.
Всей правды Эдвард от меня не дождался бы, но я думал: вдруг он расскажет мне что-нибудь важное, пока мы еще были друзьями?
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ. КАПИТАН ПИЧ
Я подарил Эдварду «Марию», переименовав ее в «Евангелину», как бы сестру моей «Линды-Марии», но головорезы, которые подобрались Эдварду в команду, вскоре прозвали ее «Кровавой Евангелиной». Пират Эдвард был творением моих рук, как если бы я вырезал его из дерева и просмолил. Он получил от меня не только долю добычи, но и обещание виселицы. Чего еще желать честному разбойнику? Я вложил ему в руку шпагу и сказал, что мы будем плавать корма к корме, пока не отыщем сокровище.
— Это честь для меня, — ответил Эдвард. И добавил: — Я твой слуга. — Вот так он сказал мне в тот день. — Твой личный слуга, Джон. Навеки верный. Навеки преданный. Навеки стойкий, быстрый и жестокий. Навеки хитрый. Навеки отчаянный. И навеки изворотливый, как ты. — Он взял нож, полоснул себе по ладони, потом мне. — Клянусь кровью!
Команда восторженно взревела, поднялись волны, небо нахмурилось. Эдвард прижал свою ладонь к моей, и в этот самый миг — провалиться мне на месте, если солгу! — один француз с «Марии» всплыл на гребень волны, пожелал нам попутного ветра и снова ушел под воду. Он ухмылялся, а вокруг головы у него был венец из водорослей.
Снова жар. Теперь он явился под руку с ознобом и новой напастью — нарывами.
— Долго я спал? А, Маллет?
Мы в открытом море.
Лихорадка, видно, мне родня — тоже не знает жалости.
— Это ты, Том?
Мой Том всю свою жизнь был словно парус — его так же трепало ветром. Мы с Эдвардом убили сыновей Авеля. Добрые деяния возвращаются сторицей. Брось крошки в море — и они к тебе вернутся.
Лихорадка отступила.
— Долго я был в забытьи?
В Атлантике всегда холодно об эту пору. Мы уже там.
Последний шифр? Ах да. Нет, только не его. Еще не время.
— Это ты, Маллет? Я должен кое-что тебе сказать, пока не вернулся жар.
— Звали, сэр? — спросил Маллет.
— Нет.
— Я слышал крик.
— Прилив, Маллет, прилив. Он уносит мою лихорадку, а меня тянет к берегу.
— Вам надо поесть.
— К черту, Маллет! Ты меня слышишь? К черту тебя!
Мальчишка замолк.
— Слышу, сэр, — произнес он наконец и затрусил прочь.
Я всегда полагал, да и сейчас намерен писать, что в загадке с шестью ящиками содержалось указание широты и долготы того места, где зарыто сокровище.
Определить широту — дело нехитрое. У меня есть карты, где расписана каждая параллель начиная с экватора, взятого за линию отсчета. Их кольца суживаются в направлении полюсов — оконечностей мира, где значение широты составляет девяносто градусов.