Читаем без скачивания Третий рейх - Роберто Боланьо

Как ни парадоксально, именно он вдохновил меня на статьи для более тиражных изданий, мало того, настаивал и в конце концов убедил сделаться полупрофессионалом. Своими первыми контактами с Front Line, Jeux de Simulation, Stokade, Casus Belli, The General и т. д. я обязан ему. По словам Конрада — в подтверждение их мы полдня занимались с ним подсчетами, — если бы я регулярно сотрудничал в десяти журналах, ежемесячных, ежеквартальных, но главным образом в тех, что выходят раз в два месяца, то смог бы бросить мою теперешнюю работу и целиком посвятить себя писанию статей. Когда я спросил, почему он сам этого не делает, хотя работа у него куда хуже, да и пишет он так же бойко, как я, если не лучше, он ответил, что по причине природной застенчивости ему очень трудно, чтобы не сказать невозможно, устанавливать деловые контакты с незнакомыми людьми, к тому же для подобных контактов необходимо прилично знать английский, а этот язык для Конрада — темный лес.

В тот памятный день мы наметили себе цели для того, чтобы выполнить задуманное, и тут же принялись за дело. Наша дружба крепла.

Затем подоспел штутгартский турнир, предшествовавший межзональному первенству (фактически чемпионату Германии), которое спустя несколько месяцев состоялось в Кёльне. Мы оба участвовали в нем, пообещав друг другу, то ли в шутку, то ли всерьез, что, если жребий сведет нас, мы, несмотря на нашу нерушимую дружбу, будем биться изо всех сил. Как раз в это время Конрад опубликовал свой «Украинский гамбит» в фэнзине «Мертвая голова».

Поначалу все шло как по маслу, и мы оба без особых трудностей выиграли первые партии отборочного цикла; во втором поединке Конраду выпало сразиться с Матиасом Мюллером, восемнадцатилетним вундеркиндом из Штутгарта, издателем фэнзина «Форсированный марш» и одним из самых быстрых среди известных нам игроков. Борьба была на редкость ожесточенной, пожалуй самой напряженной во всем чемпионате, но в конце концов Конрад потерпел поражение. Однако он не пал духом и с воодушевлением ученого, который после сокрушительной неудачи наконец прозревает, объяснил мне изначальные дефекты «Украинского гамбита» и его скрытые достоинства, включая возможность сразу ввести в бой бронетанковые корпуса и горнострелковые части и определить места, где можно или нельзя создать Schwerpunkt,[6] и т. д. Одним словом, он превратился в моего советника.

С Матиасом Мюллером я встретился в полуфинале и победил его. В финале я выиграл у Франца Грабовски из модельного клуба, хорошего знакомого Конрада и моего тоже. В результате я завоевал право представлять Штутгарт. Затем я отправился на турнир в Кёльн, где встретился с игроками уровня Пауля Хухеля или Хаймито Герхардта; последний был самым старым среди немецких любителей wargames,[7] ему уже исполнилось шестьдесят пять, и он являлся примером для всех участников. Конрад, приехавший вместе со мной, забавлялся тем, что придумывал прозвища всем игрокам, но, как только дело доходило до Хаймито Герхардта, он пасовал и его остроумие и энтузиазм куда-то улетучивались; когда он говорил о нем, то называл его Старик или господин Герхардт; в присутствии Хаймито он рот боялся открыть. Видимо, не хотел сболтнуть какую-нибудь глупость.

Однажды я спросил у него, за что он так уважает Хаймито. Он ответил, что считает его человеком из железа. И этим все сказано. Правда, оно уже немного ржавое, добавил он с улыбкой, но это все равно железо. Я решил, что он имеет в виду военное прошлое Хаймито, и спросил, прав ли я. Нет, ответил Конрад, я имею в виду его мужество игрока. Обычно старики часами просиживают у телевизора или чинно прогуливаются со своими женами. Хаймито же не боится войти в зал, битком набитый молодежью, и сесть за стол перед разложенной сложной игрой, игнорируя насмешливые взгляды, бросаемые в его сторону этой молодежью. Стариков с таким характером, с такой чистой душой теперь можно встретить только в Германии. Их становится все меньше и меньше. Как знать. В любом случае, как я вскоре убедился, Хаймито был замечательным игроком. Мы встретились с ним в преддверии финала чемпионата, в ожесточеннейшем поединке, где чаша весов постоянно колебалась и где мне выпало играть за худшую из сторон. Это была Fortress «Europa»[8] и играл я за вермахт. И к удивлению почти всех, кто столпился вокруг нашего стола, выиграл.

После окончания партии Хаймито пригласил нескольких человек к себе домой. Его жена подала бутерброды и пиво, и мы провели приятный вечер, затянувшийся допоздна, во время которого было рассказано множество ярких и забавных историй. Хаймито служил во 2-м батальоне 915-го полка 352-й пехотной дивизии, но, по его словам, их генерал не умел маневрировать так хорошо, как это делал я, перемещая фишки, обозначавшие его воинскую часть в игре. Польщенный, я тем не менее счел своим долгом заметить ему, что ключом к успеху стало расположение моих моторизованных дивизий. Мы подняли бокалы за генерала Маркса, за генерала Эбербаха и 5-ю танковую армию. Почти в самом конце вечера Хаймито заверил, что следующим чемпионом Германии буду я. Думаю, что с тех самых пор кёльнские игроки стали меня ненавидеть. Я же был очень рад, прежде всего потому, что приобрел еще одного друга.

К тому же я выиграл еще и чемпионат. В полуфиналах и финале разыгрывался Blitzkrieg,[9] это достаточно сбалансированная игра, происходящая на вымышленном пространстве и с вымышленными же участниками (Great Blue и Big Red[10]), и если встречаются соперники хорошего уровня, то партии чрезмерно затягиваются, а то и вовсе застопориваются. Но ко мне это не относилось. С Паулем Хухелем я расправился за шесть часов, а в последнем поединке мне и вовсе хватило трех с половиной часов, как скрупулезно подсчитал Конрад, чтобы мой противник стал только вторым и изящно сдался.

Мы пробыли в Кёльне еще один день: сотрудники журнала предложили мне написать статью, а Конрад превратился в туриста и принялся усердно фотографировать улицы и соборы. Я еще не познакомился с Ингеборг, но уже тогда жизнь казалась мне прекрасной, и я даже не подозревал, что вскоре она станет еще прекрасней. А тогда все мне казалось чудесным. Федерация игроков в wargames была, должно быть, самой маленькой спортивной федерацией Германии, но я все равно был чемпион, и никто не мог поставить это под сомнение. Солнце на небе светило для меня.

В тот последний день в Кёльне случилось еще кое-что, что имело важные последствия. Хаймито Герхардт, энтузиаст игры по переписке, подарил нам, Конраду и мне, по Play-by-Mail kits,[11] когда провожал на автобусную станцию. Оказалось, Хаймито переписывался с Рексом Дугласом (одним из кумиров Конрада), великим американским игроком и знаменитым редактором самого престижного из всех специальных журналов: The General. Признавшись, что ни разу не сумел одолеть его (за шесть лет они сыграли три партии по переписке), Хаймито вдруг предложил мне написать Рексу и договориться с ним о партии. Должен сказать, поначалу эта идея меня не слишком увлекла. Если уж играть по переписке, то лучше, чтобы соперником был такой человек, как Хаймито, или кто-нибудь еще из моего круга; однако наш автобус еще не успел доехать до Штутгарта, а Конрад уже убедил меня, насколько важно написать Рексу Дугласу и сыграть с ним.

Ингеборг сейчас спит. А еще недавно просила, чтобы я не вставал с кровати и продолжал обнимать ее всю ночь. Что, тебе страшно? — спросил я. Это прозвучало так естественно и вырвалось вдруг, без всяких раздумий, я просто спросил: тебе страшно? — и она ответила: да. Но почему и чего ты боишься? Она не знала. Я же рядом, сказал я ей, ты не должна бояться.

Потом она заснула, и я встал. Все лампы в комнате были погашены, за исключением ночника, который я поставил на стол, чтобы он освещал игру. В этот день я практически не работал. Ингеборг купила в городе нитку бус — желтоватые камешки, которые тут называют филиппинскими; молодежь носит их на пляже и на дискотеке. Ужинали мы вместе с Ханной и Чарли в китайском ресторане, расположенном близ кемпингов. Когда Чарли начал напиваться, мы ушли. В целом это был ничем не примечательный вечер; ресторан конечно же был битком набит, в зале стояла духота, официант обливался потом; кормили здесь неплохо, но ничего такого уж особенного; разговор крутился вокруг двух излюбленных тем Ханны и Чарли: соответственно любви и секса. Ханна, по ее словам, рождена для любви, хотя, когда она о ней говорит, у собеседника возникает странное чувство, будто речь идет не о любви, а о страховке или, более того, о марках автомобилей и электробытовых приборов. С другой стороны, Чарли рассуждает о бедрах, ягодицах, грудях, волосах на лобке, шеях, пупках, сфинктерах и т. п., к немалой радости Ханны и Ингеборг, которые то и дело хихикают. Не знаю уж, что кажется им таким смешным. Возможно, это нервный смех. Что касается меня, могу сказать, что я ел молча и мыслями находился совершенно в другом месте.