Читаем без скачивания Леди на монете - Маргарет Барнс

– Конечно, нам всем нужны теперь новые платья, ваш брат был прав, – говорила Фрэнсис, возбужденно рассматривая шелка и дамаск в спальне принцессы. – Сейчас все стремятся побывать у королевы Генриетты-Марии. Подарки в виде дичи и оленины от короля Людовика и его мамаши мы уже получили. Еще немного – и мы все будем приглашены в Лувр.

– Где вы танцуете, как настоящая нимфа, и даже сам Людовик обращает на вас внимание!

– И где его младший брат, Филипп, не сводит глаз со sa belle[17] кузины Генриетты-Анны! Да хранит его небо, если ему когда-нибудь доведется увидеть вас в платье из этого дамаска с цветами!

Смеясь, они уселись на сундук, который стоял возле постели принцессы, посреди всей этой роскоши, свалившейся на них совершенно неожиданно.

– Вот уж верно, об этом можно только мечтать, о красивой одежде и о вкусной еде, – вздохнула Фрэнсис, которая чувствовала себя совершенно счастливой.

– Потому что раньше никто из вас не имел ни того, ни другого.

– Знаете, когда на прошлой неделе во время банкета нарядные слуги короля Людовика разносили по залу засахаренные фрукты, я лениво, как и остальные гости, взяла одну штучку и с трудом удержалась, чтобы не наброситься на них.

– Moi aussi,[18] – призналась самая младшая из английских принцесс.

Внезапно они замолчали и посмотрели друг другу в глаза, а, когда мадам де Борд вышла и они остались одни, Фрэнсис тихо спросила:

– Скажите мне, Генриетта, как вы чувствуете себя в Лувре среди всей этой роскоши? Только честно.

– Мне очень страшно, – призналась принцесса, немного подумав. – Мне кажется, что там все слишком большие, чтобы быть настоящими.

– Но ведь вы рождены именно для такой жизни. По крайней мере, по крови вы принадлежите к тем, кто должен жить именно так. Хотя сейчас этого и нет. Но даже здесь, в этих жалких условиях, ваша мать не дает вам ни на минуту забыть об этом.

– И все равно иногда я чувствую себя очень неуверенно. Когда моя мать надеялась, что Людовик пригласит меня и мы с ним откроем танцы, а всем было известно, что он хочет пригласить племянницу Мазарини, я просто не знала, что мне делать. Что касается этикета, мама права, но я чувствовала себя очень униженной. А когда человек не хочет терпеть унижения, он становится чрезмерно гордым. И я притворилась, что повредила ногу, и вообще ни с кем не танцевала.

Фрэнсис вскочила и поцеловала Генриетту.

– Бедняжка Риетта! Как вы, наверное, скучали, когда мы все танцевали так, что едва держались на ногах!

– Что касается вас, то вы совершенно не выглядели уставшей, – рассмеялась Генриетта. – В окружении всех этих галантных французов, которые вас наперебой приглашали!

Хотя Фрэнсис уже давно не чувствовала себя ребенком, она стояла молча, и глаза ее блестели.

– Я словно оказалась в каком-то новом мире… Я хочу сказать, что я вдруг поняла, что нравлюсь мужчинам…

– А как же могло быть иначе, petite imbecile?[19]

– Мы обе им нравимся. Но какой нам от этого прок? Запертые здесь, мы даже не видим мужчин без тонзур!

– Несколько недель назад вы видели моего брата и он даже поцеловал вас!

– Потом понял, что ошибся, и больше ни разу не взглянул на меня.

Помогая Генриетте развернуть платье из тафты, украшенное розовыми бантами, Фрэнсис немного помедлила, прежде чем заглянула ей в глаза.

– Все говорят, что он неплохо разбирается в женской красоте. И уж если видит девушку, которая ему нравится…

– Кто это «все»? – спросила принцесса, готовая защищать брата.

– Ну… Дороти и другие, кто постарше, – пробормотала Фрэнсис. – Конечно, когда король-холостяк, о нем всегда ходят такие слухи и к тому же преувеличенные.

Она только повторила то, что сказала ей мать, мисс Стюарт, когда Фрэнсис пыталась расспросить ее подробнее об этой волновавшей ее проблеме. Но все, что она хотела узнать, она узнала. Она убедилась в том, что такая репутация Карла не является полной неожиданностью даже для его маленькой сестры-изгнанницы. Что эти слухи смогли проникнуть даже в строгий Шато де Коломб, охраняемый церковниками.

– Я надеюсь, что как только он снова станет королем, он женится, – предположила Генриетта так, словно женитьба обязательно должна была положить конец всем этим неприятным сплетням и разговорам.

Фрэнсис устроилась на подоконнике, положив руки на колени.

– И тогда мы все вернемся в Шотландию! – сказала она таким тоном, словно произносила заключительную фразу какой-то романтической истории.

– Или в Англию, – ответила Генриетта значительно менее радостно.

– Пусть. Все равно для нас это дом.

– Но вы вряд ли можете помнить свой дом.

– Конечно, нет. Но отец часто рассказывал мне о нем. Кроме того, в маминой спальне висит картина, на которой нарисовано наше имение.

– Я видела ее. Прелестный дом с башенками и рядом озеро.

Фрэнсис почти не слушала Генриетту, она полностью погрузилась в собственные мысли, навеянные словом «дом».

– Мы с отцом часто стояли перед этой картиной, и он всегда держал меня за руку. Он рассказывал мне обо всем, что скрывается за каждым нарисованным окном и за садовыми стенами. Мне кажется, что он не только хотел сделать все это реальным, живым для меня, но и сам стремился сохранить в памяти все подробности.

– Для них все это гораздо тяжелее. Я имею в виду тех, кто значительно старше. Они помнят свой дом и любят его, – тихо сказала Генриетта. – Им пришлось все это бросить, чтобы спасти нас.

– Но, по крайней мере, у них хоть был настоящий дом! Человек может любить дом так же страстно, как другого человека. Вы так не считаете? Когда человек получает в наследство дом, ему достается вся любовь, которая раньше была в нем. В нашем доме были широкие подоконники и маленькие стульчики для детей возле камина. И широкая лестница с невысокими ступеньками, отец говорил, чтобы удобно было встречать гостей. И медные кастрюли на кухне, в которой горел очаг. А в холодной сыроварне мама наблюдала за служанками, которые сбивали масло. На картине виден даже тот утолок сада, где мама выращивала лекарственные травы.

Генриетта с удивлением посмотрела на свою подругу.

– Никогда бы не подумала, что вы так скучаете по дому.

– А что меня там ждет, когда мы все вернемся? Мама, Софи, маленький Вальтер и я…

Генриетта, чувствуя себя по-настоящему несчастной, подошла к подруге и взяла ее за руку.

– Фрэнсис, вам действительно не хочется расставаться с нами? Моя мама так любит миссис Стюарт, они так близки, особенно теперь, когда они обе овдовели… И мы с вами… Конечно, вы должны остаться при Дворе.

Фрэнсис с видимым усилием оторвалась от воспоминаний о доме, в котором часто мысленно бродила втайне от всех.