Читаем без скачивания В поисках христиан и пряностей - Найджел Клифф

Аль-Андалус достиг вершины своего могущества в середине X века, когда ее правитель обнаружил, что его величие слишком велико, чтобы терпеть статус простого «эмира» или «губернатора», и объявил себя настоящим халифом, законным преемником династии, идущей от Мухаммеда и главы всех мусульман. Чтобы увековечить свой новый статус, Абд аль-Рахман III построил себе обширный королевский город за пределами Кордовы. Полнящийся драгоценностями, с дверьми, вырезанными из слоновой кости и черного дерева, выходившими на окопанные рвами сады, наполненные экзотическими зверинцами, с броскими скульптурами, изготовленными из жемчуга и янтаря, и огромными садками для рыбы, обитателям которых скармливали по двенадцать тысяч свежеиспеченных хлебов ежедневно, он был ярчайшим свидетельством династических притязаний. Длинную череду послов, поспешивших принести дары, достойные нового халифа, принимали в зале, выложенном полупрозрачным мрамором, в середине которого под гигантской подвеской-жемчужиной располагался бассейн, наполненный ртутью, которую временами помешивали, чтобы в нужный момент ослепить посетителей.

Однако три столетия спустя могущественная исламская держава на европейском континенте рухнула, с точки зрения истории – в мгновение ока. Как любая страна, охваченная комплексом собственного превосходства, новый халифат, почив на лаврах, не снизошел до того, чтобы обратить внимание на признаки угрозы. Сказка, кульминацией которой стала история о том, как надменные халифы уединились в своем мраморном дворце, обрела достойный конец от рук злого придворного по имени Абу Амир аль-Мансур – «Победитель», – который и взаправду был настолько удачлив в бою, что выиграл все пятьдесят две из своих пятидесяти двух битв [45]. Большинство велись с беспрецедентным фанатизмом против потомков готов, засевших в своих крепостях на севере Испании, – слава аль-Мансура была такова, что заслужила ему западное прозвище Альманзор. Альманзор заточил юного халифа, построил себе царский город-дворец по другую сторону Кордовы, весь аль-Андалус превратил в полицейское государство и вызвал возмущение своих утонченных подданных тем, что для своих военных кампаний привлекал неотесанных берберов и даже наемников-христиан. После его смерти в 1002 году в мусульманской Испании вспыхнула гражданская война, а несколько лет спустя негодующие берберы сровняли с землей роскошный дворец халифов – всего через семьдесят лет после того, как он вырос на изумление всему миру.

Аль-Андалус распался на лоскутное одеяло соперничающих городов-государств, и христианские короли по ту сторону Пиренеев увидели свой шанс.

Христианское возрождение в Испании стало делом долгим и полным распрей, и бесконечные резни и интриги его миниатюрных королевств способны нагнать скуку. По давней племенной традиции каждый правитель завещал после своей смерти разделить земли между сыновьями, а сыновья соответственно пускались в оргии братоубийственных склок [46]. Маятник войны раскачивался из стороны в сторону, и соперничающие монархи заключали альянсы с мусульманскими рейдерами так же часто, как и с собратьями по вере. Тем не менее они понемногу продвигались на юг, на земли ослабленных городов-государств, и внезапно перед ними замаячила поразительная возможность перевернуть историю.

На стыке тысячелетий Западная Европа наконец начала сбрасывать с себя запятнанное кровью одеяло темных веков. Викинги начали оседать и обращаться в христианство. Из западных частей старой империи Карла Великого поднималась Франция, а земли к востоку понемногу прибирала к рукам Священная Римская империя, предшественница Германии. Римско-католическая церковь оправилась от своего бесславного бессилия и вновь начала мечтать об увеличении паствы. Свой шанс она увидела в Испании.

В 1064 году папство высказалось в поддержку войны против мусульман аль-Андалуса – первой христианской войны, которая откровенно определялась верой. С того момента испанцы выступали под знаменем папства, которое, возможно, защищало их, но не вполне объединяло. В бой они шли с непробиваемой гарантией наместника Христа на земле: массовой индульгенцией для всех погибших, которая освобождала их от наказания за грехи и твердо обещала немедленное принятие в рай.

Война вскоре получила собственное название – Реконкиста, то есть «Отвоевание»: отчасти оно позволяло отмахнуться от того неудобного факта, что значительная часть полуострова гораздо дольше была мусульманской, чем христианской. Шквал бессистемных сражений, которые велись ради личной славы и территориальной экспансии, преобразился в войну за религиозное освобождение [47] и мог похвастаться собственным святым покровителем в лице апостола Иакова. Святой Иаков – по-испански Сант-Яго – был обезглавлен в Иерусалиме через несколько лет после распятия Христа, но некий отшельник, ведомый звездой, чудесным образом выкопал его кости на одном поле в Испании [48]. В этой невероятной «жизни после смерти» апостол Иисуса преобразился в «Сантьяго Матамороса» («Святой Иаков Мавробойца»), где «моро» происходило от латинского обозначения берберов и стало общим ярлыком, который иберийские христиане навешивали на всех мусульман, будь то бербер или араб. «Мавробойца» подарил свое имя ордену Сантьяго, одному из многих военизированных монашеских братств, возникших на волне войны с исламом, а сам орден взял себе волнующий девиз: «Да покраснеет меч от арабской крови». С тех пор апостол регулярно показывался в разгар битв, облаченный в сияющие доспехи, и верхом на белом коне призывал своих последователей пронзить этим самым мечом неверных.

Но даже тогда христиане Испании не понимали толком, кому именно подчиняться. Это была эпоха Эль Сида Кампеадора, увенчавшего себя славой героя Испании невзирая на то, что подвизался платным наемником как у мусульман, так и у христиан [49]. В 1085 году коварный и амбициозный король Кастилии и Леона Альфонсо Храбрый, время от времени нанимавший Эль Сида, посулами получил контроль над городом-крепостью Толедо, и Толедо занял место разрушенной Кордовы как столицы культуры. В синагоге, спроектированной архитекторами-мусульманами [50], христиане, мусульмане и иудеи этого города бок о бок отправляли свои ритуалы. В толедской школе переводчиков мусульмане и иудеи совместно переводили с арабского на латынь тексты по медицине, науке и философии. Путешественники пересекали Пиренеи, знакомя с исламской культурой и ученостью остальную Европу, и преобразили ее интеллектуальную жизнь, равно как и ее декоративное искусство, рецепты, моды и песни [51]. На закате конвивенсии испанцы стали хозяевами современного, по нынешним меркам, мира.

Толедо стал конечным ярким сполохом того, что можно назвать последним ярким взрывом творческого взаимовлияния культур. По мере того как христианские армии продвигались все дальше на юг, правители уцелевших мусульманских государств Пиренейского полуострова начали опасаться, что их дни сочтены. Когда энтузиазм Альфонсо Храброго завел его слишком далеко и он провозгласил себя императором всей Испании, аль-Андалус наконец прибег к помощи извне [52].

Это стало фатальной ошибкой.

Альморавиды были свирепым мусульманским братством из пустыни Сахара, сложившимся вокруг бескомпромиссного проповедника, настаивавшего на жесткой дисциплине и регулярных покаяниях и чистках. Секта уже распространила свое влияние на юг, на области Африки южнее пустыни Сахара и на север в Марокко, и только и ждала того, чтобы перенести его через Гибралтарский пролив в Испанию. Едва прибыв туда, альморавиды решили, что их собратья по вере – свора полоумных гедонистов, и вернулись домой, чтобы вооружиться фатва – решением муфтиев, основанном на принципах ислама или прецедентах мусульманской юридической практики, которое подтвердило бы их право сместить испанскую элиту. По их возвращении гордые арабы аль-Андалуса скрепя сердце повиновались. Новый халифат династии Альморавидов [53] должным образом объединил сварящиеся города-государства и отбросил христиан, пока сам не обленился и не был изгнан альмохадами [54], еще одной берберской династией, чьи войска хлынули через Сеуту [55].

Альмохады были еще более фанатичными фундаменталистами, чем альморавиды, и взялись преобразовывать аль-Андалус в государство джихада.

Давным-давно, когда ислам распространился за пределы Аравии, его ученые разделили весь мир на Дар аль-Ислам, или «дом ислама», и Дар аль-Харб, или «дом войны». Согласно этой доктрине, долг первого воевать со вторым, пока второй не исчезнет совсем. Вооруженный джихад (само слово «джихад» переводится как «борьба» и часто обозначает внутреннее стремление к благодати) был божественно санкционированным инструментом экспансии. Когда «дом ислама» распался на фракции и мусульмане начали воевать с мусульманами, зачахла сама сильная рука священной войны. Но движение альмохадов отвергало подобную немощь и не только подвергло жестокой критике собратьев-мусульман, но и объявило вечный джихад против испанских христиан и евреев. Согласно лишившемуся корней и безжалостно обкорнанному вероучению альмохадов, христиане были ничем не лучше язычников: раз они почитали божественную Троицу, а не единого истинного Бога, то не заслуживали статуса защищенных зимиев. Еще остававшиеся в аль-Андалусе зимии были поставлены перед ультиматумом: обращение или смерть. Поставленные перед таким выбором, многие бежали на отвоеванные у мусульман территории.