Читаем без скачивания Собрание сочинений. Том 1. Второе распятие Христа. Антихрист. Пьесы и рассказы (1901-1917) - Валентин Свенцицкий

О. Воздвиженский замялся, не зная, как выразиться. Сказать «Лазарь воскрес» ему представлялось неудобным.

– Ну, – нетерпеливо торопил его владыка…

– Лазарь… послушался… встал.

Ропот изумления и негодования прошёл по зале. Епископы крестились. Архимандриты покачивали головами. Священники вздыхали…

– Воистину последние времена, – шептал старичок протоиерей.

– Ну, и что же последовало затем? – спросил он.

– А затем я, ваше высокопреосвященство, велел ему удалиться. Он покорно без всяких сопротивлений ушёл.

– Больше вы ничего не можете сказать, о. Иоанн?

– Более того ничего-с…

– Слово вам принадлежит, Никанор Никифорович.

– Я, ваше высокопреосвященство, к сказанному о. Иоанном могу прибавить весьма немного. Как вышел этот самый субъект из церкви, я послал околоточного Судейкина навести справку, кто он и вообще насчёт благонадёжности.

Результаты, как и следовало полагать, оказались самые очевидные. Веры назвался жидовской, нигде не прописан, и ко всему – живёт без всякого паспорта… Вот всё, что я могу прибавить, ваше высокопреосвященство…

Он сел.

Все с видимым удовольствием слушали речь миллионера Бардыгина. Теперь хоть что-нибудь разъяснилось.

– Ну, понятно, беглый, – слышались удовлетворённые голоса, – ни паспорта, ни вида…

– Ну что за подлый народ эти жиды! Ведь отвели им место: живи! Нас не трогай, и мы тебя не будем трогать. Так нет, так и лезут, пархатые…

– Ну, теперь всё ясно, – говорил толстый архимандрит старичку епископу.

– Теперь слово за вами, о. Никодим, – сказал митрополит.

О. Никодим встал. Вид у него был испуганный, съёженный. Ни на кого не поднимая глаза, тихим, прерывающимся голосом и даже забыв сказать обычное обращение, он сказал следующее:

– Ко мне в церковь он пришёл утром. Разбросал деньги по полу. Кричал, что нельзя здесь торговать, что здесь дом Отца… Потом подполз к нему расслабленный. Он повернулся к нему: прощаю, говорит, тебе грехи! Кощунствуешь, говорю. Он ко мне: хорошо, говорит, я ему по-другому скажу. Возьми, говорит, постель и иди. И тот сейчас же, как словно здоровый, встал…

О. Никодим не прибавил больше ни слова и, бледный, взволнованный почти до обморока, сел на своё место.

В зале было тихо. Владыка что-то писал. Отцы задумались.

– Прошу высказаться, – резко прозвенел голос…

Встал толстый архимандрит.

– Я, ваше высокопреосвященство, человек простой. По-моему, на Валаам.

Сел.

Встал седой как лунь епископ Агафангел.

– Ваше высокопреосвященство! По-моему, дело опасное. Народ суеверен. Лжечудеса этого богохульника могут иметь страшные последствия для всего православного мира… Я предлагаю ходатайствовать перед администрацией о немедленном запрещении этому человеку как устной проповеди, так и литературной деятельности; если возможно, кроме того, по этапу отправить на место жительства…

Предложение Агафангела было встречено с большим сочувствием.

Но вдруг на задних рядах поднялся молодой дьякон.

– Ваше высокопреосвященство, – сказал он, – я хотел бы сказать вот что. Нельзя судить, не выслушав обвиняемого. Я верю всем свидетелям, конечно; но свидетели описывали факты. Нам важно знать, как их объясняет сам обвиняемый. Я предложил бы послать немедленно за ним. О. Никодим говорил, что он ночует у одного сторожа в его приходе. Времени на всё это потребуется полчаса.

Предложение приняли единогласно. Решено было отправить о. Никодима за Иисусом, а покуда сделать перерыв на полчаса.

В десять часов вернулся о. Никодим.

– Привёл, ваше высокопреосвященство, – доложил он.

С видимым любопытством стали рассаживаться отцы по своим местам.

Анания занял своё место и, обратившись к келейнику, сказал:

– Впустите его.

Взошёл Христос. Белые, чистые одежды Его были как снег среди чёрных ряс духовенства, среди чёрных монашеских клобуков. Ровным, неслышным шагом вышел он на средину комнаты и остановился перед Ананией…

Благоухание наполнило комнату, словно дыхание весенних полей.

– Отцы собрались здесь, – начал Анания…

– «Отцом себе не называйте никого на земле, – сказал Христос, – ибо один у вас Отец, Который на небесах!»

– Прошу вас не перебивать, – резко остановил Его Анания, – отцы собрались здесь, чтобы решить, как поступить с вами. Нам известно, что вы ходите по городу и сеете смуту; что вы врываетесь в православные храмы и производите там беспорядок. Мы хотели бы, чтобы вы нам дали свои разъяснения.

– На седалище Моём сели книжники и фарисеи… – тихо проговорил Христос.

– Я прошу вас отвечать на вопрос, – снова прервал Его Анания…

И вдруг, словно огнём, осветилось лицо Христа. В испуге отшатнулись от него епископы и протоиереи, Анания сгорбился и припал к столу.

Послышался голос Христа, голос гнева, безжалостный, как бич, справедливый, как может быть справедлива только одна любовь Божия:

– «Горе вам! книжники и фарисеи, лицемеры, что затворяете Царство Небесное человекам, ибо сами не входите и хотящих войти не допускаете!

Горе вам! книжники и фарисеи, лицемеры, что поедаете домы вдов и лицемерно долго молитесь: за то примете тем большее осуждение!

Горе вам! книжники и фарисеи, лицемеры, что исполняете с точностью внешнее благочестие, и оставили важнейшее в законе: суд, милость и веру.

Вожди слепые, оцеживающие комара, а верблюда поглощающие!

Горе вам! книжники и фарисеи, лицемеры, что очищаете внешность чаши и блюда, между тем как внутри они полны хищения и неправды.

Горе вам! книжники и фарисеи, лицемеры, что уподобляетесь окрашенным гробам, которые снаружи кажутся красивыми, а внутри полны костей мёртвых и всякой нечистоты; так и вы по наружности кажетесь людям праведными, а внутри исполнены лицемерия и беззакония.

Горе вам! книжники и фарисеи, лицемеры, что строите гробницы пророков и украшаете памятники праведников, и говорите: если бы мы были во дни отцов наших, то не были бы сообщниками их в пролитии крови пророков». Но если бы к вам пришёл пророк, вы избили бы и замучили ещё более жестоко, чем отцы ваши.

«Дополняйте же меру отцов ваших.

Вы – змеи! Вас породила ехидна! Как убежите вы от осуждения в геенну?

Вот поэтому Я пошлю к вам пророков, и мудрых, и праведных; и вы иных убьёте и распнёте, а иных будете бить даже в церквах ваших и гнать из города в город.

Да придёт на вас вся кровь праведная, пролитая на земле, от крови Авеля праведного до крови тех, которых вы убиваете в наши дни!»

И повернувшись к именитым старостам, Христос продолжал:

– «Горе вам, богатые! ибо вы уже получили своё утешение. Горе вам, пресыщенные ныне! ибо взалчете. Горе вам, смеющиеся ныне! ибо восплачете и возрыдаете».

И умолкнув, повернулся и быстро вышел вон.

Изумление и ужас сменились яростью, бешенством! Оскорбить всё собрание, на котором иным заслуженным архиереям было уже по восьмидесяти лет! Вместо оправдания наговорить кучу дерзостей, и перед кем: перед лицом всего столичного духовенства в присутствии самого митрополита! Это было слишком. Совещаться больше было не о чем. Все понимали, что теперь остаётся одно.

– Досточтимые отцы, возлюбленные братья, – прерывающимся голосом начал Анания. – Завтра я буду у генерал-губернатора, а теперь объявляю заседание закрытым.

Снова все поднялись, снова обратились к Распятию и стройно запели: «Днесь благодать Святаго Духа нас собра, и вси, вземше крест свой, глаголем: Приидите, приимите вси Духа премудрости, Духа разума, Духа страха Божия, явльшагося Христа»…

IX

У Бардыгина был сын, нисколько на него не похожий. Худой, болезненный, задумчивый; он целыми днями сидел за книгами. Звали его Колей.

Отец не очень любил своего сына и часто с тревогой посматривал на него. «На кого только фабрику оставлю, как умру? – думал он. – Всё бы ему книги, всё бы философия разная».

Пробовал Бардыгин приучать его к «делу», но ничего не вышло. Тогда он решил вышибить из головы его дурь другим путём. «Только бы его от книг этих проклятых избавить, а там как по маслу пойдёт всё. Малый не дурак!»

Стал возить его в театры и в разные увеселительные места. Нет, ничего не выходит. Посоветовался с о. Иоанном.

– Женить надо, – с уверенностью сказал тот.

Стали искать ему невесту. Но когда нашли, Коля сказал очень твёрдо, так что отец даже удивился, откуда у него такая прыть взялась, что, мол, жениться не хочу ни на этой невесте, ни на какой другой. Бардыгин тогда махнул рукой:

– Авось вырастет, поумнеет.

Этот самый Коля присутствовал на заседании у митрополита. Его взял с собой отец. Он слышал всё от первого до последнего слова и, когда Христос пошёл к выходу, никем не замеченный вышел с Ним.

Долго он шёл за Христом, не решаясь подойти к Нему.

Ночь тёмная, улицы пустые, жутко было. Христос в белой одежде своей не был похож на человека здешнего мира; потом, эти странные рассказы про чудеса…