Читаем без скачивания И шарик вернется… - Мария Метлицкая

– А по ночам здесь поют соловьи, — добавила мама.

– Ну и когда мы переедем? — вздохнула Таня.

– Недели через две. — Мама обняла ее. — Ты как раз закончишь четверть, а мы будем потихоньку собирать вещи. Только вот ни дачу, ни море мы в этом году не потянем, так что придется провести каникулы дома. Гулять в роще, например. А что, ничем не хуже дачи!

– Лучше! — подхватила бабуля, которая терпеть не могла съемные дачи, с вечными неудобствами, одергиванием хозяев. «В гостях, но за свои деньги», — говорила она.

Домой ехали молча, под впечатлением. Таня подумала, что неплохо провести каникулы в городе. «Буду ездить в старый двор, — решила она. — Хотя все наверняка разъедутся кто куда». Почему-то ей захотелось расплакаться. Она хлюпнула носом и отвернулась к окну.

– Без сырости! — сказала мама.

– Оставь ее, — ответила бабуля.

Верка

Зина делала большую уборку, «генералила», как она говорила.

Тяжело дыша и кряхтя, наклонившись, по-деревенски подоткнув подол платья, она тряпкой мыла пол.

– Возьми швабру, — посоветовала Верка. — Чего корячиться?

– Не, — ответила Зина. — Шваброй в углы не залезешь.

– Подумайте только! — покачала головой Верка и пошла в свою комнату.

Она включила магнитофон, села в кресло, ноги положила на стул, откусила яблоко, закрыла глаза и принялась в такт музыке покачивать головой. Потом ей захотелось чаю, и она пошла на кухню. За кухонным столом сидела Зина.

– Устала? — спросила Верка. — Еще бы, на карачках по углам шарить.

– Плохо мне, Верунь! — тихо ответила Зина. — Голова кружится и тошнит сильно.

Верка с размаху плюхнулась на стул.

– А ты не беременная часом, душенька моя?

Зина кивнула и расплакалась.

Верка подошла к ней и обняла за голову.

– Ну ладно, Зин, не реви. Все в жизни бывает. А папаша-то знает?

Зина разрыдалась еще пуще и замотала головой.

– Ну, значит, надо поставить в известность, — рассудительно сказала Верка, гладя Зину по голове.

Зина зажала рот рукой и бросилась в туалет.

Верка подошла к окну и дернула раму. Окно распахнулось, и свежий воздух ворвался в квартиру. «Совсем тепло, — подумала она. — Как здорово, скоро лето, и мы поедем с Гарри на море. В Сочи, наверно, в дом отдыха «Актер». А там всегда такой класс! Такие люди и так весело! Гарри, конечно, закрутит легкий романец с какой-нибудь красоткой и будет пропадать по ночам, да и бог с ним! Это только на руку, потому что это означает полную свободу! А что может быть лучше свободы на теплом море?»

Зина, умывшись, вышла из ванной, лицо у нее было красное и опухшее. Верка налила в чашку чаю и поставила перед ней.

– Пей! И сахару положи. А может, поешь?

Зина замотала головой.

– Ну, так что, папашу будем вводить в курс дела? Вроде бы пора. — Верка была настроена решительно.

Зина глотнула чаю и разревелась пуще прежнего.

– Думаешь, в отказку пойдет? — задумчиво проговорила Верка. — Ну ничего, не боись. Управу на этого деятеля найдем! Отец поможет!

Зина смотрела на Верку во все глаза, и у нее тряслись руки.

– Кто он, принц твоих тайных грез? Водопроводчик Василий из ЖЭКа? Или электрик Виталик? А может, дворник Равиль? Кто, говори! Кому будем бить морду и требовать алименты? Ну чего молчишь, Зинаида? Помнишь хоть, как его зовут?

– Помню, — сказала Зина. И тихо, почти прошептала: — Гарри Борисович.

У Верки из рук выпала чашка, и она опустилась на стул.

Лялька

У Ляльки была большая радость, даже почти счастье — отец пообещал взять ее с собой в отпуск. В этом году решили ехать в Эстонию, на какой-то почти дикий остров: сосны, белый песок, море, грибы и ягоды в избытке, рыбалка на угрей. Жить, разумеется, будут в палатках. Компания — четыре семьи, ну или почти семьи. Дядя Лео, Леонид Константинович, еще школьный друг отца, — старый холостяк. С подружкой, разумеется. И еще один приятель — Гриша по кличке Котовский. Естественно, по причине абсолютного, тотального отсутствия какой-либо растительности на голове. Разведен Гриша был давно и бессистемно проживал с разными женщинами. Кого он возьмет с собой в Эстонию, пока оставалось загадкой. Кажется, об этом точно не знал и сам Гриша. Но вариантов — предостаточно, так что особенно он не заморачивался. И школьный друг отца Митя, врач-травматолог, так что, шутил отец, за свои жизни можно не опасаться. У Мити была жена Поля — маленькая, худенькая, как подросток. Митя называл ее «крошка». А Поля, между прочим, была завотделением гинекологии в центральной больнице. Когда Лялька смотрела на молчаливую и спокойную Полю, то всегда думала о матери и еще — о том, как не повезло ее отцу. А пока отец с Лялькой готовили палатки, собирали посуду и утварь. Отец бегал по всей Москве и скупал консервы и крупы.

Мать, естественно, устраивала скандалы, пыталась Ляльку не отпустить, кричала отцу, что он везет ребенка в логово разврата. Отец, как всегда, усмехался и в дебаты не вступал. А мать это еще больше заводило — она начинала орать дурниной и в голос рыдать.

Но кто на это обращал внимание?

Впереди у Ляльки было одно большое счастье — море, лес, взрослая, веселая компания остроумных людей. Отец будет рядом каждый день, целый месяц. И — полная свобода!

Светик

Светик капризничала. В Ялту не хотела, Сочи надоели, в Юрмале — холодное море. Про дачу и разговора не велось — дачу ей просто не предлагали, хотя дача была неслабая: кирпич, горячая вода, удобства, разумеется, в доме. У Светика, конечно, своя комната. Участок огромный — ели, сосны. Поселок непростой — сплошь артисты, художники и важные деятели вроде Cветикова папаши. И компания дачная тоже сложилась — как без нее? Но Светика это все не привлекало, надоело за столько лет. Хотелось новых впечатлений, и она стала канючить про заграницу, Болгарию или Чехословакию. В Чехословакии тряпки лучше, но моря нет, а пить со стариками мерзкую водичку из поильника в Карловых Варах ей как-то не светило. Остановились на Болгарии. Отец достал две путевки — ей и матери. Светик зашла к нему вечером в комнату, села на край дивана, чмокнула в гладко выбритую щеку и попыталась объяснить свою проблему. А проблема заключалась, собственно, в матери. Светик объяснила отцу, что ехать за границу с такой «облезлой курицей» ей неловко. Да что там неловко — просто стыдно. Короче говоря, мамашу надо постричь, покрасить и приодеть, чтобы она хотя бы немного соответствовала Светику. Отец вздохнул и согласился. Неохота, конечно, но дочь права. Как всегда.

Зоя

С летними каникулами у Зои было все, собственно, ясно. Полагалось — без всяких там вариантов, а уж тем более обсуждений — ехать с бабушкой в санаторий на все лето. Бабушке были необходимы прогулки, свежий воздух и еще — диетическое питание. Санаторий был организован для старых большевиков и ветеранов партии, контингент весьма пожилой, и это мягко говоря. В общем, скука смертная. Бабушка часами сидела на скамейке и общалась с товарищами по партийной работе. Они вспоминали горячую и бурную молодость, обсуждали болячки, были недовольны питанием и обслугой — считали, что им не оказывают должного внимания, писали коллективные жалобы в ЦК партии. Им казалось, что они заслуживают большего. Не зря ведь они положили всю свою жизнь и здоровье на благо социалистической Родины. Бабушку очень уважали, считались с ее мнением. Зоя тихо сидела рядом и читала книжку. В выходные приезжали родители, гуляли с бабушкой и, выслушав ее жалобы и претензии, дружно вздыхали и кивали. Возражать не полагалось. Вечером торопились на электричку — и Зоя видела, с какой тщательно скрываемой радостью они уезжали, и завидовала им. Мать целовала ее и тихо шептала:

– Держись! — И добавляла: — Ну в целом здесь же совсем неплохо! — И гладила Зою по голове. Отец отводил глаза.

В девять вечера бабушка выключала свет — у нее был режим, а Зоя долго не могла уснуть, вздыхала, ворочалась и думала о девчонках, которые весело проводили каникулы на шумных дачах и теплых морях. Потом ей было немного стыдно за свои мысли, и она засыпала. Наутро надо было рано вставать — в восемь утра у бабушки начиналась первая процедура.

А как хотелось поспать! Ну хотя бы в каникулы!

Шура

Каникулы были еще страшнее, чем учебный год. Так хоть на полдня Шура уходила в школу, а потом можно было поболтаться по улицам, поторчать в «Детском мире», поглазеть на витрины, съесть эскимо. Если есть тридцать копеек, сходить в кино на дневной сеанс. В общем, как-то скоротать время. А в каникулы надо находиться дома. Сбежать труднее. У матери появилась новая «подружка» — уборщица Тоня. Она приходила к обеду, и начиналась пьянка. Мать гоняла Шуру в магазин за закуской — сайрой и колбасой, а Тоня приносила бутылку и соленые грибы, которые ей присылала из деревни сестра. Шура плотно закрывала дверь в свою комнату, но все равно слышала их крики, песни и рыдания. Иногда Тоня обижалась на мать и пыталась уйти. Мать хватала ее за руки и не выпускала, а потом бежала в комнату, хватала какую-нибудь вазу или колечко и совала ей. Тоня гордо — минут пять — отказывалась, а мать умоляла ее остаться. Тоня тяжело вздыхала, скидывала старые, со стесанными каблуками босоножки и делала «большое одолжение» — гордо проходила на кухню с высоко поднятой головой. А мать счастливо смеялась и заискивала перед ней. Тоня, баба деревенская, была на выпивку стойкая, а матери уже надо было совсем немного, и она засыпала прямо на кухонном столе. Тоня шла спать на диван в «залу» и, похоже, неплохо высыпалась.