Читаем без скачивания Самая темная ночь - Дженнифер Робсон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Что я должна сделать? – сдалась она наконец.
Он кинул взгляд поверх ее плеча – коридор был пуст.
– Отец Бернарди прислал человека, которому он доверяет, хорошего человека, с его помощью ты сможешь надежно укрыться и дождаться, когда это все закончится.
– Ты хочешь отправить меня куда-то с незнакомцем?
– Нет, нет, он не незнакомец. Он друг нашего друга. И не куда-то, а в деревню, где живет отец Бернарди.
Антонине хотелось закричать, наорать на него, потребовать, чтобы он придумал что-то еще – что угодно, – но папа слегка отстранился, она увидела его пепельно-серое лицо, искаженное страхом, и от желания протестовать не осталось и следа.
– Я понимаю, – проговорила она, и это была правда: она действительно наконец все поняла. – У меня есть время попрощаться с мамой?
– Конечно. Только ничего ей не говори. Попрощайся, как обычно. Но сначала… – Он достал носовой платок и вытер дочери слезы, а потом она поднялась в комнату матери в последний раз.
– Мне пора, мама. Папа зайдет к тебе еще раз попозже.
Девушка наклонилась, чтобы поцеловать мать, и на мгновение задохнулась от желания схватить ее в охапку – как будто это она, Антонина, мать, а перед ней родное дитя – и унести ее прочь, далеко-далеко, преодолеть леса и горы. Ради мамы она сумеет это сделать, они возьмут с собой папу, и снова будут все вместе, и наконец-то заживут счастливо…
– Нам нужно идти, – сказал папа, и Антонина очнулась.
– Я люблю тебя, мама, – шепнула она, целуя мамины щеки, руки, тонкие шелковистые волосы у нее на макушке. – Я так тебя люблю… – Потом она отступила от мамы на шаг, и еще на один, и еще. Папа заставил ее развернуться, и она пошла по тихому коридору, по лестнице, над которой носилось гулкое эхо шагов, прямо под остывающие лучи закатного солнца.
Антонина шла домой спокойно, рука об руку с отцом, словно это был обычный вечер, а не окончательный крах знакомой жизни. Поскольку молчание было мучительным, а откровенный разговор стал бы и того хуже, девушка по дороге пыталась болтать о пустяках, и эта болтовня, наверное, казалась папе не менее странной, чем ей самой.
– Когда ты пришел, я собиралась почитать маме. Книга лежит на тумбочке у ее кровати, это I Promessi Sposi. Мы прочитали почти половину, там есть закладка – ну, знаешь, ленточка, приклеенная к переплету, – так что ты без труда найдешь, где мы остановились. По-моему, первый абзац вверху на левой странице. Ты ведь почитаешь ей, когда будешь навещать, да?[8]
– Ну разумеется, Антонина. Разумеется, я ей почитаю. Буду читать каждый день.
– И пожалуйста, не торопи ее, когда она ест. Иногда мама подолгу не открывает рот, но это не потому, что она наелась или у нее пропал аппетит. Думаю, ей просто нужно немного перевести дух, как здоровым людям, когда они отрываются от еды выпить глоток вина или передохнуть, чтобы пища улеглась. Так что не торопи ее и не убирай тарелку, иначе она вообще есть перестанет, а ты же сам знаешь, что ей больше нельзя терять вес.
– Обещаю, я не буду ее торопить, – сказал папа. – Даю тебе честное слово.
Антонина всё не унималась, а он прилежно кивал и соглашался на каждую ее просьбу, и она вдруг ясно осознала, что совсем скоро ей придется попрощаться и с ним. От этого у нее во рту пересохло, а на сердце словно легло тяжелое бремя.
Всего через несколько минут они уже стояли у зеленой двери, обшарпанной и такой родной, а потом, когда оба поднимались по ступенькам, папины шаги были медленнее обычного. Он крепко хватался за перила, так что костяшки пальцев становились белыми. Как будто эти перила казались ему спасательным кругом в штормовом море.
В квартире было холодно и тихо.
– Марта! – испуганно позвала Антонина.
– Я отправил Марту домой. Ее муж не еврей, так что ей не о чем беспокоиться. По крайней мере, пока.
– Но я хотела с ней попрощаться…
– Лучше никому не рассказывать о том, куда ты едешь, это неблагоразумно. А еще лучше и вовсе не говорить, что ты покидаешь город. Придется обойтись без прощаний. – Отец покосился на наручные часы и нахмурился. – Синьор Джерарди вот-вот появится. Иди собирать вещи, но постарайся выбрать только самое необходимое. Тебе лучше взять мой рюкзак, тот, с которым мы ездили в горы на выходные. Сейчас постараюсь его найти.
Едва Антонина оказалась одна в своей комнате, ее одолело желание броситься на кровать, зарыться под одеяло с головой и забыть о внешнем мире. Она закроет глаза, затаит дыхание и представит себя маленькой девочкой, которая еще ничего не знает о том, как отвратителен этот мир, и встречает каждый новый день с надеждой и радостью в сердце.
Вместо этого Антонина направилась прямиком к шкафу и принялась отбирать одежду в дорогу. Она уже представляла себе этот момент раньше, даже мысленно составила список вещей на случай вынужденного бегства. Сколько бессонных ночных часов она провела, размышляя об этом, но никогда, ни единой секунды, тревожно ворочаясь с боку на бок в темноте и тишине глубокими ночами, не верила по-настоящему в то, что день отъезда действительно настанет.
У нее было три платья – лишь одно из них достаточно приличное для Шаббата, – столько же юбок и блузок, а также два кардигана. К выросшей на кровати стопке одежды Антонина добавила нижнее белье, выбрав наименее потрепанное, теплую фланелевую ночную рубашку, походные ботинки и зимнее пальто. Все вещи были старыми, чинеными-перечинеными – этим рукодельным навыком Антонина владела в совершенстве, даже Марта признавала, что она лучше всех на свете штопает носки и пришивает воротнички.
Девушка отступила на пару шагов, оценивающе глядя на стопку одежды и прикидывая, влезут ли все эти вещи в папин рюкзак и останется ли там место для чего-нибудь еще.
– Список, – пробормотала она себе под нос. – Надо бы составить список.
– На это нет времени, – прозвучал из коридора незнакомый голос. Из темноты шагнул мужчина, но нерешительно остановился на пороге ее комнаты. – Простите. Я не хотел вас напугать.
– Вы синьор Джерарди?
Он сделал еще один шаг вперед, и теперь Антонина рассмотрела, что он молод – гораздо моложе, чем она ожидала.
– Зовите меня Никколо, пожалуйста. Или Нико, как принято у нас в семье.
– Папа сказал, мне нужно взять с собой столько вещей, сколько я смогу нести.
Он протянул ей отцовский рюкзак:
– Доктор