Читаем без скачивания Самая страшная книга 2017 (сборник) - Майк Гелприн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
От этих слов весь негатив стремительно выветривался. Ну разве можно злиться на тетю Машу? Какой же из нее вампир? Она – обычная пожилая женщина с непростой судьбой. Таких по телевизору каждый день показывают. Пусть живут, сколько захотят!.. Может быть, это их последний шанс нормально, по-человечески, пожить.
Вот только все равно хотелось стряхнуть с рук, с лица, с плеч невидимую липкую паутинку, будь она неладна.
…С утра отменили два урока физкультуры из-за болезни учителя, и Настя решила вернуться домой, переодеться.
От школы до дома она дошла за десять минут. Маминой машины возле подъезда не было – родители, пока было время, уехали с утра в офис.
Снова подступило заторможенное состояние, когда мысли о странности и неправильности происходящего растворились, словно их не было.
Настя поднялась на этаж, пару секунд возилась с ключами и вдруг поняла, что чувствует тот самый запах – въедливый, скользкий, страшный, – который из бабушкиной комнаты… который должен был давно и бесповоротно выветриться, да никак не выветривался. Он, как сквозняк, проникал сквозь микроскопические щелочки, сквозь дверь и заполнял собой лестничный пролет.
От этого запаха Насте сделалось дурно, закружилась голова, а потом вдруг сознание прояснилось, словно резко сорвали вуаль, разорвали пресловутый кокон. Скопившиеся мысли рванули в голову. То, о чем она размышляла в школе, вернулось.
Все это неправильно!
Дядя Эдик какой-то паразит! Ничего не делает, а только ест и валяется на диване!
Соня сдирает со стены бабушкины иконки! Куда она их девает? Выбрасывает?
Почему тетя Маша заставляет маму готовить постную еду и постоянно убираться?.. Но еще хуже – почему мама соглашается?
Кто эти люди, проникшие к ним в квартиру? Люди ли они вообще?
Кого же родители впустили в дом? Кого нашли в Интернете?
Почему-то сразу расхотелось заходить внутрь. Настя представила, как откроет дверь и запах набросится с удушающей силой, потому что квартира наполнена им до краев… Но она все же провернула ключ, будто против своей воли, вошла.
Запах действительно был, хоть и не такой сильный. Показалось, что коридор залит темнотой. Стоило закрыть дверь, как Настя разглядела дрожащую серость из кухонных окон и белую полоску света под дверью бабушкиной комнаты.
Странно, родителей ведь не было дома, а родственники ночевали в их спальне.
Тишину квартиры нарушил сухой резкий треск. Кто-то хихикнул. Скрипнули колеса – Настя уже запомнила этот скрип тети-Машиного кресла. Значит, не спят.
– Отдирай, не ленись! – Это дядя Эдик. Голос у него дребезжащий, булькающий. – Семь штук осталось! Давай по одной, ну!
Квартира вдруг перестала казаться родной. Будто кто-то изменил реальность и засунул Настю в чужой мир, где было темно и страшно. Дрожали тени, как в фильмах ужасов, а рассвет не наступал, хотя на улице уже час как было светло.
«Все дело в уборке, – подумала Настя, – папа переставил вещи. Я еще не привыкла. Поэтому кажется, что чужое и неправильное».
Снова треск. Кто-то захихикал, казалось, у самого уха, Настя вздрогнула и чуть было не выскочила обратно на лестничную площадку.
Нельзя так бояться. Не маленькая ведь. Начиталась ужастиков разных, вот теперь и думаешь всякое…
Она пошла по коридору, сконцентрировавшись на полоске света из бабушкиной комнаты. Не разулась, не сняла рюкзак.
Из-за двери взвился дружный разноголосый смех. Настя для приличия постучала согнутым пальцем и толкнула дверь плечом.
Горела настольная лампа. Настя сразу увидела тетю Машу, сидящую на бабушкиной кровати. Одета она была в черное платье, плотно облегающее каждую рыхлую складку на ее огромном теле. Обнаженные до колена ноги покрыты густой сетью синих вздувшихся вен, а вместо стоп, где должны были быть пальцы, Настя различила желтоватые вздутые отростки вроде щупалец, с коготками на концах. С лицом у тети Маши тоже было что-то не так… сквозь морщинистую кожу проступали угловатые черные контуры, переплетение линий, словно под одним лицом было другое – чужое, не человеческое.
Перед Настей возник словно из воздуха дядя Эдик. Залысина его блестела от пота, усы встали торчком. А еще что-то страшное происходило с его глазами. В правой глазнице, заросшей кожей с беспорядочными штрихами белых шрамов, в бешеном ритме пульсировал тугой комок. Левый же глаз шевельнулся, зрачок его, бледно-розовый с рассыпанными черными точками, с чавкающим звуком перетек сверху вниз и уставился аккурат на Настю. Зрачок был не круглый, а овальный, почти как у кошек, в обрамлении зеленовато-красных мелких вен.
– Ну как же так, без предупреждения! – ухмыльнулся дядя Эдик, и из рта его дыхнуло влажным запахом гнили. Настя разглядела острые клыки под уголками губ. – Стучаться же надо, солнышко! А если бы мы тут, например, голые бегали? Только по приглашению, дорогая. Вы вот пригласили, мы и пришли. Законов не нарушаем, знаешь ли.
– Ага. Невежливая девочка, я сразу сказала! – вставила тетя Маша.
Она скребла пальцами кожу на ногах, оставляя глубокие темно-фиолетовые бороздки, похожие на те самые вздувшиеся вены. Вместе со словами, показалось Насте, изо рта тети Маши выплывали тонкие белые нити и, искрясь, кружились по комнате.
В этот момент Настя разглядела наконец Соню. Девочка словно пряталась от тусклого света у стола и, вытянувшись, подковыривала пальчиками иконки, срывала их, ломала, бросала на стол, в общую кучу. Ее старые резиновые игрушки – те самые, искалеченные, потрепанные – сидели полукругом на столе. А новые – подаренные – валялись среди щепок и осколков изломанных икон.
Дядя Эдик положил руку Насте на плечо. Настя вздрогнула от наполнившего ее испуга. В ноздри проник резкий запах гнили, старости, разложения.
– Ты почему не в школе, дорогая? – Из его рта тоже выпорхнули нити – почти прозрачные, едва уловимые взглядом. Кончики их, дрожа, потянулись к лицу Насти.
…чтобы окутать, замотать в кокон безразличия…
– Она прогуливает! – выкрикнула тетя Маша, с особой яростью расчесывая ноги, так что кожа в некоторых местах лопнула, выпуская зеленовато-красную сукровицу. – Нехорошая девочка! Нельзя так! Мы тут стараемся, гостей ждем, а она? Подглядывает!
В пальцах Сони треснула иконка. Щепки полетели под ноги. Соня повернула голову, открыла редкозубый рот и вдруг показала Насте язык. Длинный и раздвоенный, как у змей.
– Вы зачем так делаете? – вскричала Настя, срывая голос от испуга. – Это бабушкины! Нельзя так! Я маме скажу! Вы все ломаете! Всю квартиру испортили!
Серебристые нити почти коснулись ее лица. Настя отпрянула, стряхнула руку дяди Эдика с плеча и бросилась в коридор. За спиной захохотали – пронзительно и страшно – раздался цокот, мелькнула перед глазами непроглядная чернота, и показалось вдруг, что перед входной дверью стоит тетя Маша. Только она была раза в два выше и толще. Огромная растекающаяся масса, покрытая сплошь сетью вздутых вен. Кожа на ее теле взбухла и полопалась. Сквозь рваные черные лоскуты на теле выползали пучки серебристых нитей. Дрожа и переливаясь, они запутывались в клубки и свободными кончиками словно ощупывали пространство. Искали, к кому бы присосаться. Коридор наполнился запахом гнили и старости, до тошноты, до боли в висках.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});