Читаем без скачивания Избранное. Том 1 - Зия Самади

Юнус издалека увидел своего врага.

— Узнаешь вон того ублюдка на гнедом со звездой? — Юнус тихонько толкнул Турди.

— Еще бы! Это же Заман!

— Ладно, ладно, много не болтай, постарайся поскорей убрать его с глаз долой!

— Чего? — перепугался Турди.

— Тихо! Не услышал бы кто! Потом поговорим, — Юнус предостерегающе приложил палец к губам.

Ходжанияз вместе с Сабитом-дамоллой поднялся на возвышение перед входом в шатер, подумал немного и неспешно, четко заговорил:

— Почтенные жители Кашгара! Спасибо вам за то, что вышли встретить меня и воинов, прибывших со мной… Я простой солдат! Моя цель — освободить от угнетения наш многострадальный народ. Чудовища во главе с грабителями Шэн Шицаем и Ма Чжунином ворвались в наши родные края, чтобы отбирать наш хлеб, сделать нас своими рабами, они готовы проглотить нас живьем… И до тех пор, пока мы не изгоним их, нет и не будет нам ни покоя, ни мира, братья мои!

Опять загремели голоса:

— Очистим от врагов священную нашу землю!

— Смерть заклятым врагам!

— Братья! — продолжал Ходжанияз. — Мы желаем быть хозяевами земли, которую унаследовали от дедов и отцов. Мы хотим жить в мире. Мы готовы с почетом проводить тех пришельцев, которые пожелают добровольно покинуть наши земли. Но если они заупрямятся, мы будем драться до последней капли крови!

— Освободим родину!

— Да здравствует Восточный Туркестан! — прокатились громом людские голоса.

Глава вторая

Правительство Восточнотуркестанской республики размещалось в «даотай ямуле» (искаженное китайское «даотай ямынь») — бывшей резиденции губернатора Кашгарского округа, находившейся в Старом городе, — так называлась основная часть Кашгара, населенная уйгурами, в отличие от Нового города, где жили почти исключительно китайцы.

Пока что во внутреннем убранстве здания все оставалось как при китайцах: серые стены, низкие камышовые потолки, сырые, расположенные анфиладой комнаты. Мало света давали крохотные клетчатые, наподобие шахматной доски, оконца, заклеенные хотанской бумагой. Изменения выразились в том лишь, что за главными воротами ямыня снесли стену, преграждавшую путь злым духам, которые, по китайским поверьям, могут двигаться только по прямой линии.

Сегодня здесь Ходжанияз должен официально вступить в президентскую должность и принять назиров — министров — во главе с Сабитом-дамоллой. Кое-как прибрали приемную, кабинет, внутренние покои, застеклили окна, украсили занавесками. В комнатах разостлали ковры, расставили крытые плюшем кресла, стулья, столы. На противоположной от входа стене кабинета повесили большой ковер с изображением Мекки, на его фоне особенно красиво смотрелось похожее на трон большое кресло — президентское…

После утренней молитвы в мечети Хейтка Сабит-дамолла прибыл в сопровождении телохранителей в резиденцию и вызвал во внутренние покои секретаря.

— Сделано все, как вы приказывали, ваше превосходительство, — почтительно склонился тот.

— Я еду к Ходжаниязу-хаджи[27]. К десяти часам всем назирам быть в приемной.

— Слушаюсь, ваше превосходительство, — снова склонился секретарь, спиной отступая к двери.

Сабит-дамолла не успел встать, как на пороге появился Гаип-хаджи.

— Разрешите, ваше превосходительство?

— Пожалуйста.

— Ассаламу алейкум — мир вам.

— Ваалейкум ассалам — и вам мир. Сделайте милость, — указал на стул Сабит-дамолла.

Гаип-хаджи сел, повернулся к вошедшему за ним парню лет двадцати, среднего роста, с плоским смуглым лицом и длинным носом — личному телохранителю в военной форме. Телохранитель замер с видом крайней преданности и неподкупности.

— Сайпи, подождите меня снаружи.

— Слушаюсь! — Сайпи немедленно вышел.

— Вы оказали любезность, посетив меня в столь ранний час. Что-нибудь важное? — спросил Сабит.

— Прошу простить, что беспокою с утра, — привстал Гаип-хаджи.

— Сидите, сидите, ничего особенного.

— Дело вот в чем, — заговорил, немного подумав, Гаип. — Если судить по настроениям простонародья, мы, кажется, подняли имя Ходжанияза несколько выше, чем следовало.

— Но разве имя и влияние главы правительства не одно из важнейших условий управления государством?

— Поймет ли правильно наше уважение безграмотный человек? А вдруг мы посадим себе на голову дикого упрямца, а потом не сможем удержать поводья?

Сабит пристально посмотрел на Гаипа-хаджи.

— Нужно использовать влияние Ходжанияза, чтобы поднять народ на борьбу с врагами. А держать покрепче поводья и привести его к месту стоянки — ваша и наша забота.

— Это все верно, ваше превосходительство. Однако былая деятельность Ходжанияза, да и сегодняшняя встреча… Невежд легко вести за собой. Но я подозреваю, что этого уведут другие. — Гаип-хаджи высказывался уверенно, не оставляя места для сомнения.

Лицо Сабита выразило удивление и крайнее беспокойство. После некоторого размышления он с присущей ему живостью произнес:

— Доверие человека к человеку порождает искренность. Если делать выводы, опираясь на подозрения, можно ошибиться. Сейчас нет ничего более важного и великого, чем стремление к единству. А для единства прежде всего необходимо доверие, а?

— Это верно, — согласился Гаип. — Ваши доводы бесспорны. Но ведь не одно только стремление к единству решает все? Я не могу поверить, что Ходжанияз человек твердых убеждений.

— Выводы делать пока еще рано. Жизнь покажет, — Сабит поднялся с места. Гаип в знак уважения к нему тоже вскочил и сложил руки. — Поедемте-ка вместе к Ходжаниязу.

Третий день нескончаемым потоком тянулись посетители в Назербаг, к одному из домов крупнейшего кашгарского богача Ахунбаева, где остановился Ходжанияз. Люди разных сословий спешили не только оказать ему почтение, но и хотели донести собственные просьбы и пожелания. Купцам нужны были более широкие возможности и снижение торговых сборов и пошлин, муллы-ишаны просили новых привилегий для религиозных деятелей и увеличения числа мечетей и медресе, представители прогрессивной интеллигенции предлагали по возможности пристроить в школы детей, повысить народное самосознание посредством развития культуры и просвещения. Те, кто надеялся получить должность от Гази-ходжи, жаловались на назиров, намекая на необходимость сместить их всех.

Сироты — дети погибших в боях, бедняги, подвергшиеся ограблению, крестьяне, задавленные поборами, горемыки, обреченные на изгнание из родных мест, кустари-ремесленники — толпились у дверей Гази-ходжи, не имея возможности попасть к нему.